– Да, я помню. – Он переключился с коктейлей на темное мексиканское пиво. – Твоя фамилия – Андерс. Норвежская?

– Ага. Сокращение от Андерсдоттир, дочь Андерса. Он умер, пытаясь добраться до моей матери в тот день, когда я родилась. У него случился инфаркт, когда он бежал к больнице. Свое невезение он передал мне.

Луис подошел к ней и приподнял ее лицо за подбородок.

– Ты могла бы стать моделью, женой богатого человека. Почему ты не попыталась добиться чего-то подобного? Ты не обычная женщина.

– Я действительно хотела танцевать.

– Так почему, – спросил он, – ты позволила Брауну увести тебя от этого?

– Слишком пышногрудая, – ответила она. – Слишком большая задница. Ты когда-нибудь видел фото Марго Фонтейн[10]? Ни сисек, ни бедер.

– О, это печально.

– Меня это не волнует. Я танцую каждый день.

– Ага! Так вот почему у тебя до сих пор идеальное тело. Ты могла бы стать кинозвездой.

Корал закатила глаза.

– Трудно представить себя кинозвездой, когда тебя трахают с восьми лет.

Он отступил на шаг.

– Eso es terrible![11] Тебя изнасиловали.

– Тоже мне новость.

– Кто это сделал?

– Тот мужчина, за которого моя мать вышла замуж.

– Muy terrible![12] А когда это случилось снова, вот здесь, всего несколько недель назад?

Корал перевернулась на спину и погладила живот, словно ей было больно.

– Оказывается, я не единственная, кого изнасиловал Сэм Даффи. Он и девственницей полакомился.

– Девственницей? Кто она?

– Мать клона. Сэм сказал, она каким-то образом все еще была девственницей. Поди разберись.

Она услышала, как Луис недоверчиво фыркнул.

– Ты его простила?

Корал вздохнула.

– Он не виноват.

– Ах, да, амнезия.

– Именно люди Тео подстрелили Сэма, когда он охранял Мэгги, как тебе хорошо известно. – Корал подняла глаза. – Что он видит в этой женщине, никогда не пойму. Возможно, ему было ее жаль. Это было так глупо – вынашивать вот так клона. Я бы никогда этого не сделала. Во всяком случае, у Сэма мозги были набекрень, когда он вышел из комы. Он не представлял себе, что он делает. Да, я прощаю его. Почему нет? Теперь с ним все в порядке.

Луис сжал серебряный кинжал, который не выпускал из рук.

– Сэм Даффи был там, в Италии, когда погиб Теомунд? Он имел к этому какое-то отношение?

Корал посмотрела ему в глаза.

– Сэма там не было. Он не имеет к этому отношения. – Это было правдой. – Тео упал с утеса и разбился. – Она постаралась не опускать глаз.

– Это правда?

– Да. Удовлетворен?

Он кивнул.

Она не чувствовала вины. Брауна, мерзавца мирового класса, убил порядочный человек. Только это был не Сэм.

– Ладно, твоя очередь, – сказала она.

– Что ты хочешь знать? – ворчливо спросил он.

Корал посмотрела на богато украшенный кинжал в мексиканском чехле.

– Ты – голубой?

Луис швырнул пивную бутылку в кирпичную стену пентхауса, она разбилась, разноцветные птицы заверещали и захлопали крыльями.

– Cabrona! Pinche retardada![13]

Корал затаила дыхание, оценивая мужчину, которого только что привела в ярость. Она была довольна, что сделала это. Теперь она могла судить, попытается ли он избить ее, если она будет работать на него, и позволит ли другим ее избивать?

Луис поднял палец, и этот палец дрожал, когда он говорил.

– Я – верующий человек! Я – человек веры. Я последователь Хуана Диего, которому Дева Мария явилась на Тепеяце в 1531 году и оставила свой образ на его плаще. Я родился 12 декабря, в день праздника Девы Марии Гваделупской, и я посвящаю ей свою жизнь!

Луис дрожал, как загнанный в угол жеребец.

Корал встала. Она, наконец, поняла его. Медленно подняла руки и обвила его шею, чтобы он смог положить голову ей на плечо. На мгновение он ей это позволил, и она чувствовала, как дрожит его тело.

Потом он шагнул назад и сильно ударил ладонями по своей грудной клетке.

– Это тело – храм, в котором обитает моя душа. Я никогда не оскверню его перед Девой Марией!

Она подумала, что если бы Луис не был так зол, он бы заплакал.

– Я не голубой, я дал обет безбрачия. Таким я и останусь.

– Ты всегда хранил невинность?

Корал увидела, как возвращается стальной стержень, и теперь понимала его источник.

– Всегда!

Она открыла холодильник и протянула ему другую бутылку, потом увидела, как слуга бесшумно подмел осколки.

– Расскажи мне о себе, Луис, – сказала Корал и снова села. «Он изящен, как скульптура ягуара, и опасен, как живой, – подумала она. – В душе он отверженный ребенок».

Луис гневно смотрел на нее.

– Америка становится страной латинос.

– Да, в каком-то смысле. Испанская культура вошла в моду.

Он фыркнул.

– Ты хочешь сказать – культура латинос! Это не мода! Это нарастающий прилив, который сметет царство гринго.

Корал уже давно сама думала об этом, но решила рассмеяться.

Луис гордо выпрямился и шагнул к ней.

– К 2125 году здесь будет больше латинос, чем гринго.

Она нахмурилась.

– Мы переходим границу, изо дня в день, и не возвращаемся. В ваших больницах мы рожаем наших младенцев, по три на одного вашего. Все больше нас предпочитает не говорить по-английски. В этом нет нужды. Наши две столицы латинос, Сан-Антонио и Лос-Анджелес, будут такими, как Майами. Те гринго, которые не говорят по-испански, скоро будут там уничтожены. Им придется переехать или жить на пособие для безработных.

Корал решила вызвать его на откровенность.

– Сомневаюсь, позволит ли Техас этому случиться.

– Они не смогут это предотвратить. Радуйтесь, пока можете. Уже к 2050 году вы, белые, станете здесь меньшинством. Мы уже преобразовываем ваш мир. Ты знаешь, что именно в штатах с самым многочисленным электоратом – Техасе, Калифорнии, Нью-Йорке, Иллинойсе – живут латинос? Вскоре только мы будем решать, кто будет президентом.

– Правда? Я бывала в Сан-Антонио, Луис. Встречала американцев мексиканского происхождения. Большая часть не утруждает себя голосованием. Они едва сводят концы с концами и не пытаются ничего захватить, меньше всего – страну. Самые процветающие из них хотят прекратить нелегальную иммиграцию не меньше всех остальных.

– Бывшие мексиканцы составляют восемьдесят пять процентов населения латинос в этой стране, и их число лишь растет.

Корал рассердилась.

– В таком случае нам ничего не грозит. Как ты планируешь это провернуть? – Она вытянула руку в сторону двери. – С помощью таких пеонов, как твой двоюродный брат? В каких временных рамках? Maňana?[14]

Она отметила, что он не дал ей пощечину.

– Ты говоришь, как дура. – Луис улыбнулся. – Те, кто переходит границу нелегально, – национальные герои. День за днем их жертва возвращает то, что когда-то было нашим: Техас, Нуэво Мексико, Сонора, Альта Калифорния.

– Другими словами, весь юго-восток?

– Да, некоторые наши семьи прожили в Америке триста лет, но большинство – всего три месяца, три дня. Знаешь, как это называется?

– Нет, Луис, не знаю.

– La Reconquista.

– Реконкиста?

– Да, возвращение день за днем того, что принадлежало нам.

– Давай скажем прямо. Ты считаешь, что наркобароны пытаются завоевать США?

– Нет! Не они. У них нет души.

– Тогда кто?

– Я, много таких, как я.

Она села.

– Господи Иисусе! Ты действительно считаешь себя Че Геварой или Сапатой[15], или кем-то вроде них. Что с тобой, Луис? Ты никогда таким не был.

Он сел напротив.

– Я всегда был таким. Только не показывал этого.

– Итак, другими словами, ты говоришь, что придет день, когда большинством из нас будут править мексиканцы, а не те, кто правит сейчас? Я хочу сказать, ya ni modo[16].