Сэм не испытывал удовольствия от вождения этой машины из-за всех этих воспоминаний, но Мэгги отдала ее для нового бизнеса, и он не смог отказаться. Какие бы правила она ни устанавливала для их семейной жизни, Сэм знал, что жена и ребенок нуждаются в еде и месте для ночлега.

Он наблюдал, как лимузин мягко раскачивается на рессорах, с дочерью и шофером внутри. Лично у него не было претензий к корейскому мальчику. Он не насиловал девчонку.

Сэм вздохнул, напомнив себе, что должен благодарить Бога за то, что вернулся и может разъезжать по Нью-Йорку. Как только смог оставить ненадолго Мэгги, он начал заново знакомиться с родным городом. Ездил по веткам метро из конца в конец и наблюдал за людьми. Садился в автобусы и ездил по улицам, на которых стало больше машин, наслаждался дующим в лицо ветром, вкусом еды, привыкал к одежде и прическам людей, так не похожим на те, что он видел десять лет назад. Снова он ходил пешком по жилым районам, возвращая силу телу, нюхал все – от тортильяс до круассанов в печи.

Он любил видеть глаза женщин – круглые и овальные, темные и светлые. Они могли обвенчаться с ним в местной iglesia[6], затрахать до смерти за один день, спасти его душу или проклясть, понести от него ребенка или убить ночью. Прежний Сэм ответил бы на некоторые безмолвные приглашения, просто чтобы посмотреть, выживет ли он. Новый думал о счастье только одной женщины. Двух, если ему когда-нибудь доведется увидеть Корал.

Кроме того, что башни-близнецы больше не возвышались над горизонтом города, самой заметной переменой, которую увидел Сэм Даффи в Нью-Йорке, была демография. По его оценкам, город разбух на добрых полмиллиона, возможно больше, за те годы, когда он лежал в коме под охраной у Теомунда Брауна.

Пользуясь любым предлогом, чтобы заговорить с незнакомыми людьми в городе, полном туристов, Сэм спрашивал дорогу и заводил беседы. Куда они идут? Чем занимаются? Он слушал акцент, опираясь на свой юношеский опыт моряка, и определял национальность. Удивлялся, видя больше азиатов, меньше белых и черных, и поразительно много носов, словно сошедших со стен храмов майя, или профилей с пирамид ацтеков. Если бы он не был уверен в обратном, то подумал бы, что находится в Техасе или другом пограничном штате.

Раньше Сэм знал, что в Нью-Йорке нет ни одного хорошего мексиканского ресторана. Теперь они проникли в «большое яблоко» и откусили от него кусочек для себя, особенно в районе Коронадо в Квинсе.

В поездах Сэм узнал, что пуэрториканский парад уже не является единственным большим мероприятием латиноамериканцев. Парни за камерами кабельного телевидения, снимавшие шоу, наводили объективы на задницы девушек. Мало лиц, только задницы, это гарантирует высокий рейтинг показа. Теперь в Нью-Йорке широко празднуют «Синко де Майо», День Мертвых и День независимости Мексики, «Грито де Долорес». Это означает костюмы charro[7] и china poblana[8], длинные красные и зеленые юбки. Появилось несколько десятков аналогов мексиканских городков. Сэм услышал новый термин – «Пуэбла-Йорк». Он относился к «poblanos», которые приехали из Пуэбло и сохранили старые традиции. «Неса-Йорк» относилось к более поздним иммигрантам из многолюдных поселений вокруг Мехико. Ему сказали, что обитатели Неса-Йорка часто смотрят свысока на более многочисленных жителей Пуэбла-Йорка.

Нью-Йорк изменился, и Сэму он нравился.

Две недели назад, надеясь найти на прежнем месте ирландский бар под названием «Молли Мэлоунс», он пришел в восторг, увидев, что зеленый трилистник по-прежнему висит снаружи, а бармен Пэт по-прежнему за стойкой. Каштановые волосы Сэма стали платиновыми, но Пэт остался все таким же плотным, медноволосым ирландцем. У него был такой вид, будто его вот-вот хватит удар, когда Сэм открыл дверь.

– Сэм, это ты, парень? Сэм? Господи, ты жив!

На его крик раздался топот ног по посыпанному опилками полу комнаты для игры в дартс позади главного зала «Молли Мэлоунс», обшитые деревом стены которого по-прежнему были увешаны рекламой «Гиннесса» и ирландскими сувенирами. То были пожарные и полицейские, легальные хакеры, поручители, таксисты, привратники и охранники.

Чарли, его старый соперник, сказал:

– Я знал, что тебя не могли убить, парень. У тебя слишком крепкая голова, ее нельзя проломить.

И он стиснул Сэма в объятиях.

Они полночи пили «Максорлис» и сотрясали стены «Молли Мэлоунс» бодрой, веселой, воодушевляющей версией «Поминок по Финнегану» в честь Сэма.

Они ввели Сэма в курс того, что произошло за те годы, что он проспал, и спросили о «горячей, как огонь, малышке» по имени Корал, которую он когда-то сюда приводил. Сэм ответил, что они с Мэгги собираются пожениться.

Когда он сообщил приятелям, что начинает свое дело, агентство «Детективы Даффи», они связали его с приятелем, у которого друг сдавал офисные помещения. Они разрекламировали его агентство в отелях, небоскребах, такси и судах Нью-Йорка и прислали Сэму первых клиентов.

С тех пор он был занят делом, и это помогало облегчить боль от воспоминаний о Джессе. Они были знакомы всего несколько дней, но Джесс был самым чудесным ребенком, какого когда-либо знал Сэм. Он бы до сих пор пребывал в оцепенении от горя, если бы у него не должен был родиться собственный ребенок.

В «Рейнджровере» он сделал заметку в блокноте: «11.30 утра. Следовал за лимузином до магазина на Пятой авеню». Помедлил, вспоминая свою юность, и написал: «Доказательства сексуальных контактов отсутствуют». Потом он вспомнил, что мать платит ему за правду.

Как раз в тот момент задняя дверь лимузина открылась, и дочь с шофером вышли, глядя друг на друга так, словно они одни на Пятой авеню. Тот Сэм, который возглавлял службу безопасности Теомунда Брауна, сдал бы их. Для Сэма влюбленного и полного раскаяния все оказалось сложнее. Их погруженность друг в друга заставила осознать, что еще изменилось в этом городе. Ранее славившиеся безразличием жители Нью-Йорка больше обращали друг на друга внимания с тех пор, как обрушились башни-близнецы.

Его сотовый телефон зазвонил, и он ответил по громкой связи, наблюдая, как парочка направилась к магазину одежды в стиле фанк, держась за руки.

– Да.

– Это Сэм Даффи? – Голос был женский, со смешанным нью-йоркским и южным акцентом, как у Мэгги.

– Кто говорит?

– Это Шармина, подруга Мэгги.

Даффи позабыл о парочке.

– В чем дело? Где она?

– С ней все в порядке. Я не поэтому звоню.

Он перевел дух.

– О, хорошо. Она хочет, чтобы я что-нибудь захватил по дороге?

– Нет…

Пауза тянулась чересчур долго. Сэм опять насторожился.

– Что-то случилось. Скажи мне.

– Я выдам ее секрет.

– Выдай.

– Ты заметил, что Мэгги как-то изменилась?

– Да, беременная женщина, горюющая о погибшем ребенке… помимо всего прочего.

– Я не могу это сделать. Мне не нужно было звонить.

– Нет, нужно. Где ты? – продолжая говорить, Сэм включил зажигание, следя за потоком машин, готовый тронуться с места и поехать туда, где находится Шармина.

– Не приезжай сюда, – возразила она. – Но, Сэм, ты представляешь себе, где твоя невеста?

– Где?

Слушая Шармину, Сэм записывал адрес в блокноте под фразой об отсутствии секса.

На балконе у Луиса Корал допила одним глотком остаток второго бокала «маргариты» и перевернулась на живот в шезлонге, скрестив поднятые ноги.

– Вот так я встретила Тео. Остальное ты знаешь, Луис, потому что это ты вел «роллс» в ту ночь, когда он купил ресторан, чтобы я могла достаться на десерт тому актеру.