— Вот как? Что ж, в следующий раз, когда встретитесь, пошлите его ко всем чертям, — усмехнулся монсеньор Кридон. — Нет, не надо. А то это будет на моей совести. Служитель бога и разжигает вражду и так далее и тому подобное. Не знаю. Да вы, собственно, и не искали моего совета. Однако, если вы способны на минуту забыть о том, что я священник, то, строго между нами, Гарри Райли — хорошее дерьмо.

Оба расхохотались.

— Правда? — спросил Джулиан.

— Правда. Но если вы кому-нибудь проболтаетесь, молодой человек, я переломаю вам кости. Тем не менее таково мое мнение.

— И мое тоже, — сказал Джулиан.

— И мы оба правы, сын мой, — сказал монсеньор Кридон. — Гарри честолюбив. Что ж, Цезарь тоже был честолюбив. Честолюбивы многие. Я сам когда-то был честолюбив и за это хорошо получил в зубы. Честолюбие — неплохая штука, если знаешь, когда остановиться. Как утверждает «Уорлд», либо держи свое честолюбие при себе, либо наплюй на него. Да, честолюбие — неплохая штука, коли не становишься чересчур честолюбив.

— Вы читаете «Уорлд»?

— Разумеется. Я ее ежедневно получаю. Я, правда, республиканец, но вместе с «Леджером» мне доставляют и «Уорлд». Жаль, что Браун ушел из «Уорлд». А вы читаете «Уорлд»? Я, признаться, и не ведал, что торговцы «кадиллаками» умеют читать. Я думал, они только и заняты тем, что приходуют чеки.

— Из меня не готовили ни торговца «кадиллаками», ни чем-либо другим, отец мой, — сказал Джулиан.

— Вы говорите так, будто… Вы случайно не из неудавшихся писателей, а? Упаси бог.

— Нет, — заверил его Джулиан, — я вообще никто. Мне, наверное, следовало стать врачом.

— Видите ли… — Священник замолк, но его тон возбудил любопытство Джулиана.

— Что, отец мой?

— Надеюсь, вы не сочтете мои слова богохульством? Нет, конечно, не сочтете. Вы же протестант. Так вот что я вам скажу. У меня тоже бывают минуты, когда я жалею, что я священник. Вам это не кажется богохульством, ибо вас не учили верить, что призвание человека определяется свыше. Пойду-ка я, пожалуй, обратно в дом. Все забываю, что я уже старик.

— Не хотите ли выпить? — спросил Джулиан.

— С удовольствием, если еще не поздно. Наступает пост. — Он посмотрел на свои большие серебряные часы. — Все в порядке, время есть. Один стаканчик вместе с вами.

Удивительно, но никто не утащил бутылку виски, оставленную Джулианом на столе. Воры, а ворами могли здесь быть все без исключения, по-видимому, решили, что хозяин бутылки зашел в туалет и может застать их врасплох за кражей спиртного, что считалось большим преступлением.

— Шотландское виски? Превосходно, — оживился священник. — А ирландское виски вам нравится?

— Еще бы, — заверил его Джулиан.

— Я пришлю вам бутылку «бушмиля». Это не лучшее из ирландских виски, но и неплохое. А главное, чистое. Эд Чарни подарил мне на рождество целый ящик, одному богу известно почему. Мне нечем отплатить ему за этот подарок. Что ж, за ваше здоровье, и пусть этот год будет для вас счастливым. Обождите. Завтра день святого Стефана. Он был первым великомучеником. Нет, лучше выпьем за счастливый новый год.

— За ваше здоровье, — отозвался Джулиан.

Старый священник — интересно, сколько ему лет, подумал Джулиан — осушил свой стакан почти залпом.

— Хорошее виски, — заметил он.

— Тоже от Эда Чарни, — объяснил Джулиан.

— Бывает и он полезен, — сказал священник. — Спасибо и до свиданья. Завтра или послезавтра я пришлю вам «бушмиль».

Он пошел к выходу, немного сутулый, но крепкий на вид и хорошего сложения. Разговор с ним подбодрил Джулиана, а на воздухе он немного протрезвел. Фалды его фрака, рукава и штанины брюк все еще были холодными от пребывания на террасе, но чувствовал он себя отлично. И поспешил обратно в зал потанцевать с Кэролайн и другими.

Оркестр играл «Три словечка». Он отыскал взглядом Кэролайн, которая танцевала — подумать только — с Фрэнком Горманом. Джулиан без излишних церемоний перехватил ее.

— Мы с вами знакомы? — спросила Кэролайн.

— А как же! Неужто не помните? Удивительно.

— Где ты был? Я тебя везде искала, когда вышла из туалета. Куда ты делся? Почему не подождал меня у лестницы? Почему не пригласил на первый танец? Почему? Тебя целый час не было.

— Я очень мило беседовал с отцом Кридоном.

— С отцом Кридоном? Ничего подобного. Во всяком случае, недолго. Он почти весь вечер сидел с миссис Горман и ее гостями. Ты пил и угостил его, чтобы потом можно было, не солгав, сказать, что ты был с ним. Я тебя знаю, Инглиш.

— Ты очень ошибаешься. Он долго разговаривал со мной. И я узнал кое-что интересное.

— Что именно?

— Он считает Гарри Райли хорошим дерьмом, — сказал Джулиан.

Она промолчала.

— В чем дело? Я тоже так считаю. В этом вопросе у нас с Римом полное единодушие.

— К чему он это сказал? Что ты такое наболтал, что заставило его это сказать?

— Ничего я не наболтал. Я сказал только… Не помню, с чего началось. А, да. Он спросил меня, как у меня дела, я ответил — превосходно, а потом поправился, — нет, далеко не превосходно. Я стоял на террасе, а он вышел подышать свежим воздухом. Мы разговорились, и я сказал, что он, наверное, слышал про мою ссору с Гарри. Я рассказал ему, что заходил извиниться, но Гарри, мол, отказался меня принять. Тут-то Кридон и сказал, что, по его мнению, Гарри — хорошее дерьмо.

— Что-то не очень похоже на монсеньора.

— Я тоже так подумал, но он мне все объяснил. Он сказал, что разговаривает со мной не как священник, а просто как мужчина с мужчиной. В конце концов, моя дорогая, ведь он не обязан горячо любить всех своих прихожан, не так ли?

— Так. Что ж, остается только сожалеть, что ты все ему разболтал! Если даже он не пошел сразу к ним и не рассказал…

— О господи, сроду ты так не ошибалась! Отец Кридон — отличный мужик.

— Да, но он католик, а они поддерживают друг друга.

— Глупости. Ты из всего делаешь событие.

— Вот как? А что делаешь ты? Притворяешься, будто ваша ссора ничего не значит. Так, маленький обмен любезностями — и все. Ты очень ошибаешься, Джулиан.

— Понятно. Мы дошли до той стадии, когда я становлюсь Джулианом. Все ясно.

— Можешь ты меня выслушать? Ссора ваша не выветрится, как дым, и не забудется, и пора бы тебе перестать на это надеяться. Я стараюсь втолковать тебе то, «что ты сам должен понимать: Гарри Райли в качестве врага страшен.

— Откуда ты знаешь? Откуда тебе столько известно о характере Гарри Райли, его мстительности и прочем? Извини меня, но ты мне порядком надоела с этим дерьмом.

— Как угодно, — сказала Кэролайн.

— Прости. Поверь, я не хотел тебя обидеть. Пожалуйста, прости меня. — Он обнял ее. — Свидание в полночь остается в силе?

— Не знаю.

— Не знаешь? Из-за того, что я так сказал?

— Ты ведешь нечестную игру, Джулиан. Впрочем, ты всегда так поступаешь. Сначала злишь меня, а потом отказываешься продолжать разговор и как ни в чем не бывало вспоминаешь про любовь и постель. Это — нечестно, потому что, как только я перестаю говорить, что люблю тебя, ты строишь из себя обиженного. Ты поступаешь гадко и делаешь так каждый раз.

Музыка смолкла, но почти тотчас же оркестр грянул «Может, это была любовь?». У музыкантов что-то не ладилось с темпом, и Джулиан с его превосходным слухом сразу же это уловил.

— Вот видишь? — спросила Кэролайн.

— Что?

— Я была права. Ты надулся.

— Ничего я не надулся. Хочешь знать, о чем я сейчас думал?

— Ну?

— Ты, конечно, разозлишься, но я думал о том, какой у нас отвратительный оркестр. Ну что, обиделась?

— Немного, — ответила Кэролайн.

— Я думал, как глупо экономить деньги на оркестре. Ведь для танцев самое важное — это музыка, правда?

— Больше нам не о чем говорить?

— Без музыки нет танцев. Это все равно, что играть в гольф дешевыми битами или в теннис долларовыми ракетками. Все дешевое никуда не годится, например, дешевая еда. — Он отстранился, чтобы насладиться впечатлением, которое произвели на нее его слова. — Или возьмем, к примеру, «кадиллак»…