— Я знаю, что ты хочешь меня, и я хочу тебя. Но не сейчас. И не здесь. Я не допущу, чтобы после такого большого перерыва это произошло на полу твоей уборной. Мне нужна кровать, пусть узкая, но кровать, и это обязательно. И на всю ночь. Я хочу любить тебя всю ночь.

Через минуту она, наверное, проснется, но пока продолжается этот кошмар, Крессида заставила себя произнести:

— Ты не будешь любить меня! Забудь об этом, Стефано. И больше никогда не приближайся ко мне. Слышишь! Никогда в жизни. У нас с тобой все кончилось. Конец.

Он кротко посмотрел на нее, затем пожал плечами в своей типично итальянской манере, которую она когда-то находила неотразимой.

— Я все еще хочу тебя, — сказал он.

— Хватит трепаться! — огрызнулась она, неожиданно вспомнив его странное и старомодное отвращение к слэнгу.

— И еще… — Он опять пожал плечами. — Ты знаешь меня достаточно хорошо, дорогая, поэтому не сомневайся, я добьюсь, чего хочу.

Она лихорадочно соображала, какой приговор может получить за убийство при такой чудовищной провокации.

— На этот раз не выйдет, крыса! Его глаза расширились:

— Я и забыл, что ты здорово можешь вывести меня из себя. И, насколько я помню, существует только один надежный способ тебя успокоить.

Он сделал движение, словно собирался подойти к ней, и она отскочила, как будто он замахнулся на нее ножом. Если он дотронется до нее, она проиграла.

— Убирайся отсюда! — закричала Крессида, и в эту минуту раздался стук в дверь.

Она в ужасе закрыла глаза, затем схватила кимоно, судорожно оделась, туго затянув пояс вокруг тонкой талии.

— Посмотри, что ты наделал, — зашипела она.

В его темных глазах мелькнуло насмешливое выражение, когда он увидел, насколько она растеряна и смущена.

— Ну ведь в твоей уборной и раньше бывали мужчины? — с издевкой спросил он.

Крессида бросила на него взгляд, полный ярости и отвращения, и открыла дверь. Это была Алексия, секретарша продюсера Харви; при виде Стефано раздраженное выражение ее лица сменилось ослепительной улыбкой.

— Мне показалось, я видела, как вы сюда вошли, — протянула она.

— Мистер ди Камилла.., э-э.., хотел попросить мой автограф, — вмешалась Крессида, чувствуя, что ее слова звучат более чем странно.

И выразительный взгляд Алексии подтвердил это. Стефано едва ли подходил на роль околотеатрального мальчика, охотящегося за автографами хорошеньких актрис. Алексия не сводила с него бледно-голубых глаз:

— Джастин ожидает вас в фойе, — сказала она, склонив голову набок, так что прядь золотистых волос соблазнительно упала на плечо.

— Благодарю вас, — вежливо ответил Стефано и, повернувшись к Крессиде, произнес:

— И огромное спасибо за то, что уделили мне.., время и.., э-э-э.., за автограф.

«Ему удалось произнести эту вполне безобидную фразу так, что она прозвучала почти неприлично», — подумала Крессида с яростью.

— До свидания! — рявкнула она.

— Пока, — буркнул он.

— Я провожу вас к Джастину, — проворковала Алексия. Но Стефано покачал головой.

— Нет необходимости, — жестко произнес он. — Я знаю дорогу и уверен, что у вас найдется множество других дел.

«Как будто он не знает, — с неожиданной горечью подумала Крессида, — что Алексия готова целый день крутиться возле него, как комар, если бы он только позволил это».

Женщины проводили его взглядом, оценив мускулистую фигуру, которую выигрышно подчеркивал превосходно сшитый итальянский костюм свободного покроя.

Алексия с любопытством уставилась на Крессиду:

— Он действительно хотел получить автограф? — спросила она с недоверием.

— Да, — отрезала Крессида, недовольная тем, что до сих пор не знает, зачем он заходил к ней. И что у него за дело к Джастину?

Алексия с легкой ехидцей заметила:

— Между прочим, дорогая, у тебя помада размазана по всему лицу!

Задохнувшись от бешенства, Крессида схватила бумажную салфетку и, окунув ее в вазелин, стерла краску с губ. Затем повернулась к Алексии:

— Так лучше?

— Гораздо. Похоже, тебе понравился наш новый ангел?

Наступила пауза. Не получив ожидаемого ответа, Алексия вопросительно посмотрела на Крессиду:

— Ты слышала, что я сказала?

— Да, — медленно проговорила Крессида. — Слышала. — Она подумала, что такое прозвище подходит Стефано — да, у него действительно была внешность ангела — темного, загадочного ангела. Жестокого ангела. Но тут до нее дошел смысл сказанных Алексией слов и всего того, что с этим связано. «Ангелом» на театральном жаргоне называют спонсора спектакля, подразумевая влияние и могущество, которое дает это положение.

— Ну да, — продолжала щебетать девушка. — Я поняла, что до тебя не сразу дошло. У них уже несколько недель шли секретные переговоры с Джастином, потому что другие спонсоры в помощи отказали. Это очень богатый итальянский бизнесмен, насколько я знаю, или ты уже в курсе? — закинула она удочку.

— Откуда мне знать? — простодушно спросила Крессида, удивляясь, насколько спокойно она лжет, и ненавидя себя за это. Однако у нее не было выбора.

«Почему, — с обидой подумала она. — Почему он делает это? Стефано никогда раньше не интересовался искусством, скорее наоборот». Она задавала себе вопрос, в действительности даже не желая знать ответа на него.

Она не помнила, как добралась до дома, запомнился только удивленный взгляд шофера такси, обратившего внимание на ее лицо со следами грима и жесткие налакированные волосы. Он хотел было отпустить какую-то шутку, однако что-то остановило его, и они ехали в полной тишине.

Она не поняла, как оказалась в кровати, на мокрой от слез подушке, совершенно забыв о своем обещании поужинать с Дэвидом.

Крессида плакала не потому, что судьба опять свела ее со Стефано, а потому, что он напомнил ей о счастливом времени, самом счастливом в ее жизни, и с душераздирающей ясностью ей вспомнилось все, что было между ними когда-то… Давным-давно…

Второй раз за столетие летом стояла такая невыносимая жара. Казалось, вся Англия погрузилась в обморочное состояние. Воздух был тяжелым и неподвижным как свинец. «Даже дыхание требует невероятных усилий», — думала Крессида, втягивая горячий воздух в легкие.

Она шла в сторону парка, где договорилась встретиться со своей соседкой по комнате, с которой они вместе учились в выпускном классе театральной школы. В такую погоду никто не ходил в кафе или в закусочные — все старались найти спасение в тени измученных деревьев или в легком ветерке, который надеялись уловить у большого пруда.

Крессида заметила Джуди издалека и лениво махнула ей рукой. Ее темно-рыжие волосы прилипли к вискам, платье из тонкого хлопка повлажнело от жары и прилипло к телу. На ней была широкополая соломенная шляпа — не потому, что девушка гналась за модой, а просто она защищала от загара свою светлую кожу.

Она подошла к Джуди, лежавшей на купальном полотенце, расстеленном на траве. При приближении Крессиды Джуди села и улыбнулась.

— Привет, Кресс! — поздоровалась она. — Садись, поешь, я приготовила кучу бутербродов. Ветчина с помидорами, яйца и салат. Салат! Понимаешь?!

Крессида возвела очи к небу.

— Ну ты и лакомка! — подразнила она подругу и, сморщив нос, отодвинула свертки, завернутые в фольгу. — Нет, спасибо. Даже смотреть на них не могу. Не представляю, как ты можешь есть в такую жару.

— Ты просто хочешь быть худой-прехудой, — засмеялась Джуди и взмахнула рукой:

— Пошла прочь! — И опять замахала руками. — До чего надоели эти осы — их здесь миллионы.

— Что же ты хочешь, если покупаешь пончики с повидлом? — невозмутимо спросила Крессида и опустилась на траву, снимая свою соломенную шляпу.

Бутерброд Джуди замер в воздухе.

— У-У-У-у! — выдохнула она. — Загорелось!

— Переложила горчицы? — спокойно спросила Крессида.

— Горячее. Я влюбилась! Вон там. Подожди, не смотри. Ой, Крессида, ну, теперь он заметит!