Крессиде удалось в достаточной степени взять себя в руки и спокойно пройти мимо блондинки в приемной. Она толкнула сверкающую входную дверь и, прежде чем выйти, глубоко вздохнула, как будто это могло придать ей силы. Ее лоб и верхняя губа были покрыты бисеринками пота, и она совсем уже было собралась снять фланелевое пальто, как заметила, что день довольно холодный, кроме того, немного моросит дождь, так что через минуту она охладится и успокоится, как только немного придет в себя от разговора со Стефано. Однако же она простояла у двери несколько секунд в полной растерянности и только потом машинально направилась в сторону метро.

Лишь купив билет, она наконец-то пришла в себя окончательно и увидела, что уже половина одиннадцатого, а репетиция начинается через полчаса.

Репетиция… Как она сможет провести репетицию в ее теперешнем состоянии, когда ее единственное желание спрятаться в своей квартирке, лечь на узкую кровать и выть, пока не выльются все слезы? Но, разумеется, как раз этого она позволить себе не могла. Она — профессиональная актриса и должна уметь владеть собой. Хватит с нее вчерашнего дня.

Ступив на серую закопченную платформу, Крессида пожалела, причем уже не в первый раз в своей жизни, что не занимается чем-нибудь обычным, заурядным, имея нормальный рабочий день и не ожидая чего-то необыкновенного от своей работы. Когда не надо надевать на лицо улыбку и притворяться кем-то другим, даже не зная, кто ты на самом деле…

Она машинально скрутила свой билетик. Она была совершенно сбита с толку из-за Стефано. И ничего не осталось от той черно-белой картины, которую она нарисовала себе два года тому назад. Иначе, почему она чувствует себя такой растерянной и взволнованной при встрече с ним?

Сидя в вагоне, мчащемся по черному туннелю, она прикрыла глаза.

Ей очень хотелось с кем-нибудь поговорить, с кем-нибудь, кто бы помог ей разобраться в запутанных мыслях и чувствах. Но ей не хотелось говорить об этом ни с кем, кто был занят в этой пьесе, и уж конечно она понимала, что об этом нельзя говорить с Дэвидом.

У нее было поразительно мало друзей. Жизнь актрисы — прекрасный повод не устанавливать длительные дружеские связи. Периоды простоя чередовались с работой, когда приходилось трудиться днями и ночами, причем в различных местах, поэтому жизнь у артистов довольно кочевая, но многим именно это в ней и нравилось. Именно этого когда-то добивалась Крессида. И теперь у нее не было близкого человека.

Если не считать Джуди, ее соседки по квартире и наперсницы тех прежних дней, когда они учились в театральном училище, до того, как Стефано сделал ее исключительно своей собственностью.

Джуди поймет. Джуди была с ней с самого начала — и она, конечно, помнит тот вихрь чувств, которые в ней всегда вызывал Стефано.

Идя по ярко освещенной улице в театр, Крессида нащупала в кармане какую-то мелочь и позвонила Джуди на работу.

После нескольких приветственных фраз она сразу же перешла к делу.

— Я хотела спросить, ты не смогла бы со мной пообедать?

— Ну, конечно, — ответила Джуди. — С огромным удовольствием. Когда?

— Я знаю, что надо было предупредить заранее, но может быть ты сможешь сегодня? Короткая пауза, затем какое-то шуршание.

— Сейчас, минуточку… Ага, прекрасно, Крессида. Где и когда?

Они договорились встретиться в театре в два, а тем временем Крессида попыталась настроиться на репетицию и выбросить из головы Стефано и его проникающий в душу взгляд. Если и хочешь что-то о нем вспомнить, лучше вспомни, почему он не хочет давать развода — с горечью напомнила она себе, — для того, чтобы он мог развлекаться, не опасаясь попасть в сети брака.

Она прекрасно провела репетицию, но тем не менее была очень рада, когда они прервались на обед. Она пошла в умывальную, чтобы как следует расчесать волосы и растереть кулаками щеки, чтобы они хоть немного порозовели, прежде чем вернуться в репетиционный зал для встречи с Джуди.

Когда она пришла туда, Джуди болтала с артистами, большинство из которых она знала и которые возились на полу с шумным карапузом, с визгом крутящимся возле них.

Джуди подняла голову; увидела Крессиду и широко улыбнулась.

— Привет, радость моя! — и затем повторила фразу, которую Крессида так часто слышала от нее:

— О, Боже! Но ты такая бледная-пребледная!

Значит, напрасно она старалась, с огорчением подумала Крессида.

— Привет! — улыбнулась она в ответ. — Привет, Джек! — Она подхватила малыша на руки и закружила к величайшему удовольствию мальчика.

— Ты не сказала нам, что придет Джуди, — сказала Дженна. — Мы подумали, может быть, нам всем вместе пойти пообедать в кафе за углом?

Увидев тревожный взгляд Крессиды, Джуди встала и твердо сказала:

— Боюсь, не получится. Мы пойдем вдвоем, вернее, втроем. И кроме того, ни один человек в здравом уме не согласится добровольно пойти пообедать в компании с моим сыном!

Раздались преувеличенные стенания, и Джуди, взяв Джека из рук Крессиды, произнесла:

— Веди меня, Макдафф! — перевирая цитату. Они зашли в кафе неподалеку, где заказали для себя кофе с бутербродами, Джек же был вполне удовлетворен пакетиком с чипсами.

— Такая лапочка, — заметила Крессида, когда ее крестник ткнул ей в подбородок чипе.

— Он легко ко всему привыкает, — ответила Джуди, стараясь, хотя безуспешно, скрыть свою гордость. — Когда мама работает, это необходимо. Ну ладно, — сменила она тон. — Это все очень мило. Рассказывай, что с тобой случилось?

Крессида взглянула на нее.

— А что, заметно? — спросила она.

— Угу. По крайней мере для меня. Ты нервничаешь. Ты бледна. Ты несчастна.

Официантка принесла бутерброды, но Крессида отодвинула тарелку.

— Это все из-за Стефано, — сказала она глухо. Рука Джуди, которой она наливала молоко в кружку Джека, так и застыла в воздухе.

— Стефано? — переспросила она. — А что с ним?

— Он вернулся.

— Что ты имеешь в виду? Вернулся куда?

— Сюда, в Лондон.

— Ну и что? Его семья всегда вела здесь дела, разве нет? Тебе вовсе не обязательно встречаться с ним.

Крессида нервно барабанила длинными пальцами по пластиковому столику.

— Ты не понимаешь. Мне приходится встречаться с ним. Он наш новый «ангел»

— спонсор нашего спектакля.

— Чего-о-о? — Джуди так громко и с таким недоверием переспросила, что Джек уронил свою кружку.

— Это действительно так, — вздохнула Крессида, поднимая кружку и возвращая ее малышу. — Он вернулся в мою жизнь, и как! — Но хотя они с Джуди были достаточно близки, ничто не могло заставить ее рассказать подруге о том, как они впервые встретились в гримерной. Как она смогла бы рассказать о своей слабости, такой унизительной, которая возникает всякий раз, когда этот человек появляется рядом? Рассказать, как она смотрела на него, млея под ласкающими руками, раскрываясь при его прикосновении, как засыхающий цветок раскрывается навстречу дождю… Она тряхнула головой, чтобы забыть все это.

Джуди с недоумением смотрела на нее.

— Но почему же Стефано решил финансировать спектакль? Он терпеть не может театр?

— Я не знаю, — в отчаянии ответила Крессида. — И насколько мне известно, это единственный спектакль, других нет. Это потому… Потому что…

— Потому что ты в нем играешь, — медленно закончила за нее Джуди.

— Да, да. — Крессида уставилась на подругу. — А ты откуда знаешь?

— Ой, да ладно, не считай меня полной дурой. Для того чтобы это понять, не надо быть Эйнштейном. Это же совершенно очевидно, однако интересно — почему?

Крессида прикрыла свои огромные зеленые глаза. И правда — почему?

— Ну кто может сказать, что делается в его стальной голове? — спросила она с горечью. — Ты же знаешь Стефано…

Но Джуди покачала головой.

— Нет, Крессида, я его не знаю, — честно призналась она. — Я встречала его много раз до того, как вы поженились, но я его не знаю. Во всяком случае — не так, как ты.