Что же я за кретин!
Я ложусь, слушаю мыльные оперы и вскоре снова ищу футбол, а мое придурочное радио ловит все чикагские радиостанции, кроме той, где репортаж. Я уже ору во весь голос, и опять врывается мама. Я сейчас запульну этот приемник в окно, говорю я; он не ловит, никак не ловит, не могу никак поймать. Что поймать? – говорит она. Да футбол же, говорю я, ты что, совсем тупица, футбоооооол. Он в субботу, и окороти язык, молодой человек, говорит она, – я же сказала, сегодня пятница. И уходит.
Случались ли на свете ослы безмозглее?
Я униженно кручу ручку верного «Зенита», ищу футбол. Просто зла не хватает, и я лежу, потею, в животе дурдом, я молочу кулаком по приемнику, чтоб заработал, и тут все понимают, что я в бреду от пневмонии.
Нынче пневмонии не те, что прежде, особенно моя. Дней десять в больнице, потом залечь дома выздоравливать. Еще недели три в постели – может, месяц. Слабость зашкаливает, никаких тебе игр. Я был такой ком материи, силы копил, точка.
Каким и надо меня представлять в ту минуту, когда я встретился с «Принцессой-невестой».
Первый вечер дома. Выжат как лимон; еще насквозь больной. Зашел папа – я думал, пожелать мне доброй ночи. Папа сел у меня в изножье.
– Глава первая. «Невеста», – сказал он.
Лишь тогда я как бы поднял голову и увидел, что в руках у него книжка. Что само по себе удивительно. Папа был почти безграмотен. По-английски. Он приехал из Флорина (где происходит действие «Принцессы-невесты») и там-то был отнюдь не дурак. Как-то обмолвился, что мог бы стать адвокатом, – я, пожалуй, верю. Но вышло иначе: ему исполнилось шестнадцать, выпал шанс поехать в Америку, он поставил на страну безграничных возможностей и проиграл. Здесь ему толком нечего было делать. На лицо не красавец, плюгавый, рано оплешивел, не умел схватывать на лету. Освоив какой-нибудь факт, запоминал его намертво, но вы не поверите, сколько времени ему приходилось вбивать этот факт себе в башку. По-английски он говорил коряво, по-иммигрантски, и это тоже осложняло жизнь. С моей матерью познакомился на пароходе по пути сюда, женился на ней, и они завели меня, когда он решил, что можно себе это позволить. Он целую вечность пахал за креслом номер два в самой непопулярной парикмахерской Хайленд-Парка, штат Иллинойс. Под конец жизни чуть не целыми днями дремал в этом кресле. Там и скончался. Мужик номер один сообразил только через час – а так думал, что папа просто крепко спит. Может, он и спал. Может, больше и нет ничего. Когда мне сообщили, я ужасно расстроился, но еще подумал, что такая смерть – практически папино Доказательство Жизни.
Короче, я сказал:
– А? Чего? Не расслышал. – Я был так слаб, так страшно устал.
– Глава первая. «Невеста». – И показал мне книжку. – Я читаю тебе, ты отдыхаешь. – Он прямо-таки сунул обложку мне в лицо. – С. Моргенштерн. Большой флоринский писатель. «Принцесса-невеста». Он тоже приехал в Америку. С. Моргенштерн. Уже умер в Нью-Йорке. По-английски сам писал. Говорил на восьми языках. – Тут он отложил книжку и выставил все пальцы. – На восьми. Раз во Флоринбурге я был в его кафе. – Тут он потряс головой; он всегда так делал, папа, – тряс головой, когда говорил не то. – Не его кафе. Он там был, и я был, одновременно. Я его видел. С. Моргенштерна. У него вот такая голова – такая здоровая. – И он развел руки, изобразив крупный воздушный шар. – Большой человек во Флоринбурге. В Америке не очень.
– А спорт там есть?
– Фехтование. Рукопашный бой. Пытки. Яды. Настоящая любовь. Ненависть. Возмездие. Великаны. Охотники. Злодеи. Герои. Самые красивейшие дамы. Змеи. Пауки. Звери всех пород и обличий. Боль. Смерть. Храбрецы. Трусы. Силачи. Погони. Побеги. Ложь. Правда. Страсть. Чудеса.
– Вроде неплохо, – сказал я и этак прикрыл глаза. – Я постараюсь не заснуть… но очень спать хочется, пап…
Кто предскажет, когда изменится весь мир? Кто поймет заранее, что все его прошлое, многие годы – лишь подготовка… ни к чему. Вообразите сами: почти безграмотный старик борется с враждебным языком, почти обессиленный ребенок борется со сном. И связывают их лишь слова еще одного чужака, мучительно переведенные с родного звука на иностранный. Кто мог заподозрить, что завтра поутру ребенок проснется совсем другим? Сам я помню только, как сражался с усталостью. Даже спустя неделю я еще не понимал, что же началось в тот вечер – какие двери захлопнулись, какие ясно предстали взору. Может, надо было мне понять, но может, и нет; кто чует откровение на ветру?
А случилось вот что: меня зацепила история.
Впервые в жизни я активно заинтересовался книгой. Я, спортивный фанат, я, помешанный на играх, я, единственный десятилетний пацан в Иллинойсе, объявивший войну алфавиту, хотел знать, что дальше.
Что случилось с красавицей Лютиком, и с бедным Уэстли, и с Иньиго, величайшим в истории фехтовальщиком? И насколько силен Феззик, если по правде, и есть ли пределы жестокости дьявольского сицилийца Виццини?
Папа читал мне каждый вечер, главу за главой, ведя баталии с фонетикой, чтобы слова звучали как надо, чтобы точно передать смысл. А я лежал, полуприкрыв глаза, и мое тело медленно-медленно плыло назад, к источнику своей силы. Плыл я туда, как уже было сказано, с месяц, и за это время папа прочел мне «Принцессу-невесту» дважды. Даже когда я научился читать, эта книга оставалась папиной. Мне бы и в голову не пришло открыть ее самому. Я хотел слышать его голос, его звук. Позже, даже много лет спустя, я порой говорил: «Может, поединок Иньиго и человека в черном на утесе?» – а папа рычал, ворчал, доставал книгу, лизал палец и листал до той страницы, где начиналась могучая битва. Я это обожал. По сей день, когда нужно призвать отца, он приходит таким. Сутулится, щурится, после каждого слова пауза – старается, читает мне шедевр Моргенштерна. «Принцесса-невеста» – папина книга, я же говорю.
Все остальное было мое.
Ни одна приключенческая книжка от меня не укрылась.
– Ну, – говорил я мисс Рогински, когда выздоровел. – Стивенсон, вы всё говорили про Стивенсона, я дочитал Стивенсона, а теперь что? – и она отвечала:
– Попробуй Скотта, может, тебе понравится, – и я попробовал старину сэра Вальтера, и он мне даже понравился, за декабрь я продрался через полдюжины романов (там как раз были рождественские каникулы – можно читать не отрываясь, разве что изредка жевать что-нибудь).
– А еще, а еще кто?
– Пожалуй, Купер, – говорила она, и я нырял в «Зверобоя» и прочие книжки про Кожаного Чулка, а потом в один прекрасный день сам наткнулся на Дюма с д’Артаньяном и на этих ребятах продержался почти весь февраль. – Ты на моих глазах превращаешься в книгочея, – сказала мисс Рогински. – Ты понимаешь, что читаешь больше, чем прежде играл? Ты знаешь, что у тебя даже оценки по арифметике снижаются?
Она на меня наезжала, но я не возмущался. В классе мы были одни – я пришел допрашивать ее, кого бы мне еще поглотить. Она покачала головой:
– Ты явно расцветаешь, Билли. Прямо у меня на глазах. Я только не знаю, во что ты превращаешься.
Я стоял и ждал, когда она скажет мне кого-нибудь почитать.
– Сил с тобой никаких нету. Стоит и ждет. – Она поразмыслила. – Ну хорошо. Попробуй Гюго. «Собор Парижской Богоматери».
– Гюго, – сказал я. – «Собор». Спасибо. – И развернулся, готовый на всех парах мчаться в библиотеку.
За моей спиной она выдохнула:
– Это ненадолго. Это закончится.
Но не закончилось.
По сей день. Я до сих пор помешан на приключениях, и это помешательство со мною навсегда. Эта моя первая книга, «Золотой храм», – знаете, откуда название? Из фильма «Ганга-Дин»[26], который я видел шестнадцать раз и до сих пор считаю, что это величайший приключенческий фильм за всю-всю-всю историю человечества. (Правдивая история про «Ганга-Дина»: когда меня демобилизовали, я поклялся, что ноги моей больше не будет на армейской базе. Ничего такого особенного, обыкновенная пожизненная клятва. Короче, назавтра после демобилизации сижу дома, а у меня поблизости, в Форт-Шеридане, служит приятель, и я звоню ему спросить что и как, а он говорит: «Эй, угадай, что сегодня в афише? „Ганга-Дин“». – «Пошли», – сказал я. «Тут все заковыристо, – сказал он. – Ты ж у нас теперь гражданский». Финал: в первую же ночь после демобилизации я переодеваюсь в военную форму и тайком прокрадываюсь на армейскую базу, чтобы посмотреть это кино. Тайком, на базу. Словно тать в ночи. Сердце колотится, пот ручьем, все дела.) Я подсажен на любой экшн/приключения/назовите-как-хотите, в любом виде, форме и т. д. Не пропустил ни одной картины Алана Лэдда, ни одного фильма Эррола Флинна. По сей день преданно смотрю Джона Уэйна[27].
