После ужина к Богдану-барабанщику подошел один из шнырей и шепнул ему, что его ждут в столовой для получения посылки из дома. Богдан быстро слинял за посылкой, а деловые тихо сидели в своем углу и терпеливо ждали его возвращения. Даже в стиры никто не играл.

Опер, присутствующий при вскрытии посылки, посмотрел внутрь и вперил взгляд в Богдана:

- Что это? - спросил он, показывая в посылку пальцем.

Богдан набросился на свою посылку и выгреб наружу ее содержимое. Это были … миски, обычные миски для раздачи баланды.

- Не знаю, гражданин начальник, - Богдан был в состоянии легкого шока.

- Тебе что, балбес, в лагере миски не нашлось, если их тебе из дома высылают?

Богдан молчал. Опер заподозрил подвох и напал на активиста-придурка:

- Что это значит?

Они проверили вдвоем формуляры, сравнили с записями, просмотрели карточки и почтовую открытку. Никакой ошибки найдено не было. Опер успокоился.

- Забирай свою посылку, счастливчик! - хохотнул он.

Богдан забрал ящик и вышел из столовой. Подумал.

Но Богдан не потащил бесполезную посылку в барак, а снова отнес в столовую, в обеденный зал и оставил там. Когда он вернулся в барак, несколько голосов спросили его о передачи с воли.

Богдан недовольно отозвался, что ничего съестного в посылке не было, но он ничего больше рассказать не успел. Перед ним нарисовался Вася припотел и потребовал:

- Ты - Богдан? Тебя Ахмет кличет!

Ахмет, сидевший на нарах в окружении блатных выглядел как татарский хан со своей свитой. Только вместо цветастых нарядов татарской знати, его окружали испещренные набойками посиневшие тела. Картина достойная кисти художника!

Мало, ох, как мало уделяют современные художники живописи на тему тюремных сцен прошлого. Какие бы картины полные жизни и огня можно было бы изобразить! Суриков, хотя он и чалдон, отдыхает! Одни названия чего стоят: “Правилка”, “Трюмиловка”, “Игра в стос”. Такие картины, да при хорошем исполнении многие хм… прикупили бы для своих дворцов.

- Богдан, - произнес Ахмет не переставая шаванить[27]. - Ты знаешь наши воровские законы. Половину посылки ты должен отдать нам, остальное можешь съесть сам, и никто тебя не упрекнет. Мы - не беспредел. Богдан, где мой слам[28]?

- Ахмет, - ответил Богдан, опуская глаза. - Мне не прислали еды.

- Одежда? - вопросил Ахмет. - Вещи шерстяные? Носки есть? Что есть?

- И одежды нет.

- Что же там было?

- Миски, - еле слышно пролепетал Богдан.

- Что? - Ахмет сделал вид, что не расслышал.

- Миски, - повторил Богдан.

- Какие такие миски?

- Столовые миски, в которые баланду наливают… Целая посылка - одни миски и больше ничего!

- Мы проверим, - усмехнулся Ахмет. - А скажи, зачем тебе столько мисок? Триста лет здесь сидеть собираешься? Запас делаешь?

Засмеялись не только воры, но и все фраера, кто слышал этот разговор. Через час все три зоны лагеря знали об этой шутке.

Богдан промолчал. Он стоял как пришибленный, став посмешищем целого лагеря.

22 августа 1949 года. 08 часов 13 минут по местному времени.

Индигирский лагерь Усть-Нера.

***

Утром в лагере развод на работы прошел как обычно. Воры, пристроились в колонну рядом с остальными зэка. Ворота лагеря открылись и колонна пошла на работу.

Когда голова колонны вышла из лагеря, в первых ее рядах завязалась умело подстроенная драка, организованная одним из амбалов Ахмета. Драка застопорила ход колонны и отвлекла внимание пастухов-конвоиров и попугаев на вышках.

В этот момент все и произошло.

Из толпы зэков вылетела с силой запущенная стальная миска с отточенными краями. Она, бесшумно пролетев по воздуху, резанула по горлу стоящего на вышке часового, любителя безнаказанно стрелять в безоружных людей. Вадим Белка не промахнулся.

Драка так же быстро прекратилась, как и началась.

Труп героя-ефрейтора обнаружили, когда вся колонна зэка уже вышла из лагеря и двигалась к угольному карьеру и другим местам работ. Шухера это наделало много. Кум был в бешенстве. Но свидетелей уже не оказалось. Время было упущено.

В кочегарке, куда мы пришли, сразу дружно начали кидать уголь в печи.

Выждав минут десять, я произнес:

- Начали есть налево[29]! Ростов на стреме! Белка, балай стукачилу за свисток и прикошатни его, а то петь начнет до шухера[30]!

Мы с Белкой навалились на наседку, вырвали у него из рук лопату и повалили на пол.

- Плесом бьешь[31], падла?! - взъярился Белка.

- Пощадите! - хрипел предатель.

- Вадим, притемни его кувалдой[32]! - попросил я.

Белка звезданул стукача кулаком в лицо, от чего тот сразу сник.

- В печь его! - распорядился я. - Быстро!

Мы с Белкой подхватили бесчувственное тело и, раскачав, кинули в бушующее внутри печи пламя. Белка схватил багор и, приложив усилие, отправил тело предателя целиком на съедение огню. Вадим, ставший в один день участником обеих убийств, повернулся ко мне и вдруг захохотал:

- Ох, и силен ты, Фокусник! С тобой не пропадешь!

Котька Ростов подошел к нам ближе и мягко сказал:

- Спокойно.

Странно, но его тон подействовал на нас с Белкой как колыбельная на малышей. Мы не уснули, но сразу успокоились.

Мы, словно ничего не произошло, потихоньку подбрасывали уголек в топку, когда нас посетил придурок-нарядчик, офицер из охраны лагеря и двое конвойных. Увидев, что мы ударно работаем, сказал:

- Вас должно быть четверо! Где четвертый?

- По нужде вышел, гражданин начальник, - ответил Котька Ростов. - Живот у него сильно прихватило. Минут пять назад.

Опер поманил меня к себе:

- Рабер, говорят, что вы встали на путь исправления своего сознания?

Ай да Богдан! Уже успел настучать в оперчасть! Правда, это был его последний стук. Но именно все так и было задумано. Тщательно скрывая радостные нотки в голосе, ответил:

- Работаю в поте лица, гражданин начальник. Даже покурить некогда!

Взглянув на чумазых Котьку и Вадима, опер усмехнулся про себя, и вышел из кочегарки вместе с нарядчиком.

Вечером на поверке не досчитались одного человека. Быстро вычислили, что отсутствующий, это Богдан Коваленко из кочегарки. Нас троих, работающих вместе с ним, тут же дернули в оперчасть. Но мы твердили в один голос, что Богдан вышел по нужде и пропал.

- Небось с прокурором зеленым познакомиться решил, - между ответами произнес я. Ничего от нас не добившись, опера от нас отстали. Нет тела - нет дела!

Тут операм сразу припомнились миски из странной посылки Богдана. Из собранных воедино фактов выходило, что Богдан получил посылку с мисками, одна из которых имела заточенный край. Во время следования на работу в колонне, Богдан, воспользовался дракой зэка, бросил миску в часового и убил его. Испугавшись возмездия, он покинул место работы и пустился в бега.

Но к счастью, на следующий день, на берегу реки Индигирки был обнаружен свежий, недолго пробывший в воде труп неизвестного мужчины. Лицо и кисти рук его были объедены песцами, поэтому узнать, кто это, было нельзя. Отпечатки пальцев по этой же причине у трупа снять не представлялось возможным. Но начальство всегда стремилось к правильной отчетности, и труп неизвестного был признан телом Богдана Коваленко, утонувшего в реке при побеге. И, тем более, это походило на правду по причине того, что из близлежащих лагерей никаких побегов за последний месяц не было зафиксировано.

Из воров никого не тронули. А мы, один за другим уходили в отказку от работы, и все возвращалось на круги свои.

Через несколько дней после этого, охранник Фома ночью спустил мне на веревке литровую банку со спиртом. Что бы не топтать запретку, веревку с банкой мы подхватили сучковатой палкой и притянули к себе. Вернувшись довольные добычей в барак, мы добросовестно отметили в хевре наше дельце.

Припухать в лагере мне оставалось недолго. В середине сентября в лагерь прибыл новый хозяин. Это был подполковник Смулов. Я его никогда не увидел, но не жалею об этом нисколько. Вместе с приездом Смулова пришла команда об отправке нашего этапа, который должен был возглавить майор Зорин.