В ней бессильно поникла маленькая золотисто-рыжая головка с неоткрывшимися еще глазами. Птенец не шевелился. Бидж приложила стетоскоп к его груди. Сердце билось слабо, но вполне различимо.

Бидж палочкой раскрыла клювик, скатала еще один лист бумаги в трубочку и дунула; сжав пальцами грудь, она заставила малыша сделать выдох, потом снова дунула ему в рот через трубочку. Фран, заглядывая ей через плечо, издавала тихий встревоженный писк.

Что-то коснулось шеи Бидж. Она смахнула это что-то и обнаружила, что скорпионий хвост Фран занесен над ней.

— Малыш нуждается в помощи, — сказала Бидж, не двигаясь с места и стараясь не вспоминать, как этот хвост пригвоздил к земле крупную птицу.

После еще трех попыток вдохнуть в новорожденного жизнь Бидж сунула руку в рюкзак и вытащила шприц и бутылочку допрама. Она зубами сняла колпачок с иглы, проткнула резиновую крышечку и набрала в шприц лекарство, потом перевернула малыша и быстро нашла его кошачью пуповину. Та каким-то невероятным образом соединялась с желтком яйца. Бидж мельком подумала о том, на что могли бы быть похожи яйца утконоса. Определять подходящую дозировку не было времени; Бидж ввела несколько миллилитров и стала ждать, кусая губы. Теперь она понимала чувства грифонов:

«Пожалуйста, Господи, только не этот… Пусть мне не придется разбивать сердце отца…»

То ли дозировка лекарства, то ли искусственное дыхание, то ли извлечение из яйца в последний момент сыграли свою роль — а может быть, и все три фактора в совокупности. Птенец кашлянул, несколько раз судорожно вздохнул и захлопал своими пуховыми крылышками. Он повернул к Бидж головку с зажмуренными еще глазками и издал долгий жалобный писк — вопль голода и одиночества.

Бидж взяла малыша на руки.

— Я присмотрю за тем, чтобы тебя накормили. Тебя зовут… — Она осознала, что не знает, что сказать. Если имя новорожденного грифона так важно и держится в таком секрете, у нее нет права называть новорожденного. — Ты сын Астуриэля, — прошептала Бидж и в неожиданном порыве поцеловала влажный лобик над клювом.

Его глаза, золотые и бездонные, открылись и уставились на Бидж на невероятно долгую секунду. Она почувствовала, что малыш отчетливо воспринимает все, что она делает и говорит.

Потом глаза снова закрылись, и новорожденный опять стал просто помесью орленка и львенка. Бидж опустила его на землю, пытаясь сообразить, что делать дальше.

Рядом с ней на расстоянии вытянутой руки оказался бездетный грифон — Бронзовый, с которым она разговаривала раньше. Бидж быстро проговорила:

— Не позаботишься ли ты об этом малыше? Его отца здесь нет, а я должна…

Бронзовый бросил на нее через плечо недружелюбный взгляд и отрывисто сказал:

— Я его не понесу, раз уж не могу нести своего собственного. — Он взлетел и растворился в ночи, оставив моргающего птенца на гнезде. Бидж поспешно подхватила малыша на руки, прежде чем до него смогли добраться паразиты.

Она вытряхнула из рюкзака шприцы и засунула их в один из кармашков, а бутылку с допрамом переложила в карман джинсов. Высоко подняв грифоненка, она устроила его в рюкзаке и пошла через сучья и грязь гнезда.

Все яйца были уже вскрыты, и маленькие химеры и грифоны находились при родителях или были унесены для похорон. Котята химер вовсю сосали матерей, ничуть не обеспокоенные грязью и кишащими вокруг паразитами.

Бидж, сгибаясь под весом рюкзака, стряхнула с себя огромных клещей; она была слишком усталой, чтобы испытывать отвращение. Пошатываясь от изнеможения, она влезла на скалу рядом с гнездом, чтобы оказаться выше снующих по бревнам и веткам насекомых и крыс. Паразиты покружили у подножия скалы и вернулись в гнездо. Маленький грифон в рюкзаке спал и глаза больше не открывал.

Ряд аккуратно сложенных пирамидок из камней отмечал могилы мертворожденных грифонят. Подобный же, но менее опрятный ряд, чем сооруженный грифонами, отмечал те места, где химеры зарыли своих не выживших котят.

Бидж смотрела, как один за другим грифоны взмывают ввысь, надежно устроив молодняк между крыльями. Химеры сначала жалобно закричали, потом забыли о них, занятые собственным мяукающим потомством. Котята, такие же безразличные к окружающей грязи, как и мамаши, свернулись на ветках и, шумно сопя, уснули. Воздух наполнился храпом.

Золотой, придерживая спящего отпрыска на спине, подошел к Бидж.

— Полагаю, твоя работа здесь закончена. Бидж оглядела гнездо. Химеры спали вперемешку со своими отпрысками, костры прогорели до углей. По спине Бидж пробежали мурашки: ни о чем она так сейчас не мечтала, как о ванне.

— Разве вы не собираетесь навести здесь чистоту?

— Зачем беспокоиться? Они теперь, когда детеныши вылупились, не задержатся здесь надолго. Да к тому же, даже если гнездо и вычистить, на следующий день оно будет таким же омерзительным. Химеры выкормят здесь свой молодняк, который удивительно нечувствителен к паразитам и грязи. Через месяц детеныши перестанут сосать. — На Золотого откуда-то сверху упал клещ, он смахнул его и с отвращением встряхнул крыльями. — А еще через несколько месяцев матери вновь станут самцами.

Золотой отвернулся и бросил:

— Обсуждать это я не намерен. — Он взмахнул крыльями и улетел.

Бидж осталась одна со спящими химерами. Одна из них у Бидж на глазах довольно рыгнула, выдохнув язык пламени длиной в фут. Бидж отвернулась…

И оказалась лицом к лицу с Серебряным.

— Ты была свидетельницей единственного события в нашей жизни, которого нам следует стыдиться.

— Я знаю. — Бидж с самого начала понимала, что ее ждет, когда все птенцы вылупятся. Грифоны не приняли бы ее обещания хранить молчание, а умолять она не собиралась. — Пожалуйста, проследи, чтобы этот малыш попал к отцу — грифону, имя которого Астуриэль. — Это не было нарушением тайны: Бидж было известно, что Серебряный, предводитель грифонов, знает имя ее друга. — Скажи ему…

— Это невозможно, — холодно прервал ее Серебряный.

— Тогда я доставлю его сама. — Бидж устала и была эмоционально вымотана, однако гнев не давал ей заплакать перед грифонами. — Я найду дорогу. Если вы меня убьете, вы должны доставить малыша отцу. Если не убьете, я сделаю это сама. Не оставляйте его на верную смерть и не отдавайте… какой-нибудь кукушке. — Часть ее сознания понимала, что глупо оскорблять грифона, но другая часть давно поняла, что смерть неизбежна.