Но тяжелые испытания тех ранних лет выковали прочный стержень, стали сутью его характера. Именно благодаря этому он смог стать триумфатором Второй мировой войны. Деятельность молодого Черчилля подогревала мечта об успехе, – тот горючий материал, что позволил ему совершить эффектный политический взлет. Да, тот прорыв завершился драматическим провалом, отставкой Черчилля с высокого государственного поста. В сорок лет про него писали как о человеке, чьи лучшие дни остались позади.

Сам Черчилль признавался в старости: в те годы его так мало понимали, что в глазах многих людей он выглядел каким-то уродцем, которого с презрением и отвращением просто выбросили за борт. Но именно эти события оказались для Черчилля величайшим вызовом, ответом на который стала его дальнейшая жизнь и слава самого выдающегося государственного деятеля в новейшей истории Британии.

Уинстон Черчилль выдержал испытание на прочность, не сломался, споткнувшись в начале карьеры. Сознательно и вполне методично он из пылкого молодого человека становился героической личностью, потому что ясно осознал: настала эпоха «великих свершений».

Он выстроил свою карьеру как грандиозный эксперимент, чтобы доказать, что воля способна преодолеть все преграды, и целеустремленно следовал своим путем, не обращая внимания на неудачи и поражения, не прислушиваясь к беспощадным насмешкам тех, кто не разделял представлений о его высоком предназначении.

Многие современники Черчилля думали так же, как викторианский мудрец Томас Карлайл, что истории – это «биографии великих людей», однако принадлежал ли Черчилль к великим – всегда оставалось предметом самых жарких споров, а для некоторых остается под вопросом и по сей день.

А вот он сам почти никогда не сомневался относительно своего предназначения, и сам, без чьей-либо помощи, вознес себя на вершину и утвердился там как наиболее энергичный и неординарный политик Британской империи.

Движущая сила его характера – неуемный дух, неукротимая целеустремленность. Во многом формирование его характера было связано с романтическими идеалами, которые цвели пышным цветом во времена его юности, но и в старости эти идеалы не исчезли полностью. Мощная убежденность в личной воле сформировалась у него рано. «Я верю в личность», – провозгласил он в одном из своих первых выступлений на политической арене.

И тем самым завизировал четкое представление о том, что героизм мировых лидеров – не широкие жесты или безликая система. Суть их характеров в том, что они способны перекраивать историю.

«Мы живем в эру великих событий и маленьких людей, – сказал он, – чтобы не оставаться рабами своих собственных систем, надо, хладнокровно анализируя ошибки, снова и снова прилагать огромные усилия.

Отдельные мелочи политических платформ и манифестов никогда не были особенно важны для него, наибольшее значение он придавал тому, как энергично и решительно поступают выдающие лидеры, отвечая на вызов истории. С самого начала критики видели в нем жаждущего власти эгоиста, наделяя его ярлыками, вроде «олицетворение неуживчивости» или «темная личность первого класса». А он считал себя одаренным, творческим человеком с высокими устремлениями и решительными поступками. «Ничтожные люди, – доказывал он, – позволяют событиям тащить их за собой. А мне нравится то, что происходит и, если ничего не происходит, мне нравится делать так, чтобы все происходило».

Как отметил один из политических противников, ухо Черчилля было самым чувствительнейшим образом настроено на то, «чтобы улавливать звук сигнальной трубы истории». Уинстон отчетливо слышал этот звук в героической истории его предка – Джона Черчилля, первого герцога Мальборо, победителя в битве при Бленхейме в 1704 году [13 августа 1704 г. при селении Бленхейм (Блиндхайм) в Баварии англо-голландская армия герцога Мальборо, действуя совместно с имперско-бранденбургской армией принца Евгения Савойского, одержала победу над войсками французского маршала герцога де Таллара и баварского курфюрста Макса Эммануэля; эту крупную битву Войны за испанское наследство называют также вторым сражением при Хохштедте. – Прим. ред.]. Уинстон называл его «олимпийской фигурой», объясняя это тем, что герцог никогда не принял бы участие в сражении, где не смог бы выступить победителем, и никогда не стал бы штурмовать крепость, которую не смог бы взять. Воодушевление Черчилля уходит своими корнями и в честолюбивые устремления Бенджамина Дизраэли – политика, способствовавшего в свое время карьере его отца. И высказывание Уинстона относительно одного из самых выдающихся качеств Дизраэли можно полностью переложить на него самого: «Он любил страну романтической страстью».

Подобно молодому Дизраэли, он искал поддержку в страстной натуре лорда Байрона – мощного романтика, который сам творил свою собственную героическую жизнь. И даже в старости Черчилль поражал восхищенных поклонников, цитируя наизусть целые куски из поэм великого поэта. Он мог декламировать его часами, что стало открытием и предметом восхищения даже для его дочери Сары во время поездки в 1945 году: «Мой отец отдыхал и даже черпал силы, цитируя часами «Чайльд Гарольда» Байрона, а потом ему хватало полчаса, чтобы поспать». Когда в 1941 году Франклин Рузвельт предложил название для коалиции союзников «Объединенные нации», Черчилль быстро согласился и тотчас привел весьма уместные строки из Байрона о битве при Ватерлоо.

Черчилль не был человеком, который любит пускать пыль в глаза. С юношеских дней его притягивал Байрон и как пример невероятно деятельной личности, и как образец человека, поглощенного идеями. Он настолько проникся строками великого поэта, что они буквально пропитали его душу и мозг, так что оказывались у него всегда под рукой, когда требовалось подвести итог, дать определение той или иной идее или событию.

Одно из самых его выдающихся высказываний 1940 года, горькие слова о грядущих жертвоприношениях: «Мне нечего предложить вам, кроме крови, тяжкого труда, слез и пота», – всего лишь парафраз строки Байрона. Юный Черчилль рассматривал жизнь и деятельность поэта как величайшее приключение, борьбу за свободу и горделивое видение – они подпитывали его собственное воодушевление, служили примером высоких устремлений.

У них было много общего, начиная от аристократического происхождения и включая неожиданные выходки. Пусть и с большой разницей во времени, но они оба учились в Харроу. Того и другого завораживала загадка взлета и падения Наполеона, оба выставили небольшой бюст величайшего французского полководца на письменном столе. Черчилля в особенности завораживали поэтические строки Байрона относительно необузданных притязаний Наполеона (лихорадочных по своей сути, – как описал поэт). В промежутке между двумя мировыми войнами Черчилль стал членом Байроновского общества. Тогда же – в 1906 году – ему удалось приобрести 17-томное издание работ Байрона, которое он считал одной из самых ценных вещей, когда-либо купленных им. В его единственном романе «Саврола», изданном в 1906 году, выдуманное государство служит фоном для демонстрации неординарных выходок молодого протагониста Байрона, доблестного борца за свободу и романтика. Характер и склад своего героя автор описывает как «страстный, благородный, дерзкий».

Подобно Байрону, Черчилль также стал хроникером своей собственной истории. В серии книг, написанных с небывалой скоростью в двадцатилетнем возрасте, он описал свои приключения солдата и военного корреспондента. «Когда мне было 25 лет, – заметил он в старости, – я верил, тому, что писали в книгах, как откровениям Моисея». Благодаря лавине этих прозаических произведений из пяти книг и многочисленным газетным статьям, все в Британии знают назубок героические деяния молодого человека на трех континентах в промежутке между 1895 и 1900 годами. Он жил, как и полагается жить герою исторических книг – сражался вместе с бенгальскими уланами на границе Индии, выслеживал вместе с испанской армией повстанцев на Кубе, поднимался вверх по Нилу, чтобы принять участие в последней великой кавалерийской атаке британской армии в девятнадцатом столетии [хронология событий здесь немного нарушена: в первом случае речь идет о предпринятой в 1897 г. экспедиции англо-индийских войск в Малаканд – горную область на северо-западной границе Индии, населенную мятежными племенами пуштунов (там, в частности, отличился 11-й Бенгальский уланский полк), во втором – о борьбе испанцев с восставшими кубинцами в 1895 г. (Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль, произведенный 20 февраля 1895 г. во вторые лейтенанты британского 4-го Собственного Королевы гусарского полка, находился на Кубе в качестве военного корреспондента газеты «Дейли График»), и в третьем – о походе англо-египетского экспедиционного корпуса генерала Китченера в Судан (махдистское государство под управлением халифа Абдаллаха) и о битве 2 сентября 1898 г. под Омдурманом, где Черчилль участвовал, как прикомандированный офицер и командир взвода, в конной атаке британского 21-го уланского полка. – Прим. ред.]. И, конечно, всем не менее известна самая драматическая страница его жизни – попадание в плен к бурам в Южной Африке [15 ноября 1899 г., во время Второй англо-бурской войны, в которой Черчилль участвовал как корреспондент газеты «Морнинг Пост». – Прим. ред.], а затем побег и путешествие в сотни миль по вражеской территории [чтобы добраться до города Лоуренсу-Маркеш в португальской Восточной Африке, Черчиллю, бежавшему 12 декабря 1899 г. из лагеря военнопленных в Претории, пришлось преодолеть расстояние почти в 300 миль (480 км); после этого он вернулся на театр боевых действий, где продолжал работу военного корреспондента, числясь с января до июля 1900 г. лейтенантом в Южно-африканском легкоконном полку. – Прим. ред.]. «Он был действующим лицом своих романов, и описал все это».