Брунель пристально посмотрел на нее, потом сказал:
— Надо подумать. Выпей кофе у себя в комнате, Лиза. Мне надо поговорить с Адрианом.
Шанс посмотрел вслед Лизе. Она двигалась как-то скованно, и он, вспомнив их упражнения накануне, улыбнулся и сказал, наливая себе еще кофе:
— Жаль, Блейз не оказала сопротивления, когда ее начали пороть. Я как раз надеялся, что она станет брыкаться. Это было бы занятное зрелище.
— Она надеется, что ей предоставится более благоприятный момент для оказания сопротивления, — заметил Брунель. — Гораздо более разумный подход. Сильно сомневаюсь, что ты проявил бы такое хладнокровие в сходной ситуации.
Улыбка застыла на лице Шанса, утратившем, однако, прежнюю веселость.
— Может быть. Но вы уверены, что не переоцениваете ее способности? — осведомился он чуть упавшим голосом.
— Абсолютно уверен. Перевоспитание мисс Блейз — очень долгий процесс, но пока что ее стойкость просто поразительна. И это хорошо. Когда она будет укрощена, то станет поистине бесценной.
Шанс помешивал ложечкой кофе. Затем вдруг рука его застыла.
— Что значит бесценной? Может, я чего-то не понимаю?
— Я хочу сказать, что она может стать моим оплотом, если тебе понятнее такое клише, друг мой.
— Остается надеяться, — выдавил Адриан, побледнев и с трудом ворочая языком, — что она не заслонит в ваших глазах нас с Джако?
Брунель равнодушно закурил, потом сказал:
— Если все пойдет, как я задумал, то в конечном счете вы оба будете выполнять ее распоряжения. Можешь начать готовить себя к этому. — Он посмотрел на Адриана, надеясь увидеть бусинки пота на его лбу, и с удовлетворением отметил, что не обманулся в ожиданиях.
— Не может быть, — пробормотал Адриан. — Мы ненавидим ее всеми фибрами души…
— Это потому, что она получше вас обоих, — спокойно отозвался Брунель. — Ты ведь и меня ненавидишь всеми фибрами твоей души, Адриан. Признайся хотя бы сам себе. Но согласись, что это в общем-то не имеет никакого значения и не меняет сути дела.
— Но я думал, что эта Блейз…
— Ты думал, что она будет второй Лизой? Игрушкой? Ты ошибся, друг мой. В свое время я тебя предупреждал. Слушай меня внимательно. Ты отличный исполнитель. И не способен на большее. Модести Блейз тоже отличная исполнительница, причем, как мне кажется, она превосходит тебя даже в этом отношении, а ведь, кроме этого, у нее немало других отличных качеств… Мой совет: будь реалистом. Прими это как неизбежность.
Охваченный дикой яростью. Шанс забыл всю осторожность.
— А что если я не смогу?
Брунель равнодушно посмотрел на него и сказал:
— Тогда нам придется расстаться.
— А кто проводит меня? Джако?
— Нет, хотя твой преждевременный уход на какое-то время огорчит его. Есть Лобб, Селби и другие. Они терпеть тебя не могут и будут рады мне поспособствовать. Я умею организовать дело, Адриан. Кроме того, я всегда могу воспользоваться ус лугами этих кикуйу, ведь они так лихо обращаются с мачете. Так что возьми себя в руки, Адриан. Такие дискуссии только выводят тебя из себя. Ненавидеть меня — пустая трата энергии, потому что ты все равно ничего не в состоянии со мной поделать. Если ты только попытаешься, то умрешь страшной медленной смертью. А поскольку тебе это известно, ты не решишься на такую попытку. — И тотчас же, без перехода, Брунель произнес: — Лучше расскажи, как у тебя идут дела с доктором Пеннифезером.
Какое-то время Адриан сидел неподвижно, уставясь на далекий горный хребет. Лицо его было напряжено и взмокло от пота. Зрачки глаз превратились в две черные точки. Он вздохнул, потом сказал каким-то отстраненным тоном:
— Пеннифезер? Пока я ничего из него не вытянул.
— Но ты сильно поработал с ним. Может, твои методы слишком прямолинейны?
— Может, он просто не знает координат? Или Новиков выболтал их ему, но доктор не понял.
— Он их знает, — уверенно отозвался Брунель. — Он говорил при мне, что Новиков повторял по-русски одно и то же. По крайней мере, часть того, что он повторял, и были координаты. Можешь считать это установленным фактом, Адриан. Пеннифезер утверждает, что не мог вспомнить слова, которые, помимо всего прочего, не понял бы, так как не знает по-русски. Не уверен, что он не лжет. По крайней мере, у меня создалось впечатление, что он не до конца откровенен.
— Я не тороплюсь. Когда я с ним закончу, он проявит полную откровенность. — Шанс немного пришел в себя, бледность исчезла, и он опять держался с присущей ему уверенностью.
Брунель немного помолчал, потом сказал:
— Сейчас пора прекратить обработку Пеннифезера. Пусть терзается мыслями о том, когда это возобновится. Это само по себе способно сломить волю. Потом ты снова станешь его обрабатывать. Необходимо довести его до такого состояния, когда он искренне захочет поделиться с нами всем, что знает, когда он будет гореть желанием рассказать нам все. Если и это не принесет результатов, попробуем наркотики и гипноз. Вдруг все-таки удастся выудить информацию из подсознания.
Шанс допил кофе и встал из-за стола.
— Каков должен быть перерыв? — спросил он.
— Погоди несколько дней. Потом я дам тебе знать, когда продолжить. Сегодня днем я хочу провести эксперимент. Я устрою встречу Модести Блейз и доктора.
— Встречу? Но зачем?
Вдруг это принесет результаты, вдруг они как-то подействуют друг на друга. Скорее всего, это принесет пользу не им, но нам. По крайней мере, когда они увидят друг друга это не вселит в них оптимизм.
— Наверное, вы знаете, что делаете, — сказал Шанс, пожимая плечами.
— Вот именно, — улыбнулся Брунель. — И советую тебе не забывать об этом, Адриан.
На Модести было белое льняное платье Лизы. Час назад они съели ланч, и теперь Модести стояла у клетки с гориллой. Недавно прошел дождь, и от земли поднимался пар. Когда они вышли из дома, Брунель сказал Модести:
— Почему не прогуляться к клетке с Озимандиасом? Вдруг вы встретите там старого знакомого.
Модести решила, что это очередной фокус Брунеля, и была сильно удивлена, когда увидела, как к клетке приближается Пеннифезер. Она двигалась навстречу ему не торопясь, потому что не сомневалась: из дома за ними следят. Пеннифезер, судя по всему, шел без какой-то цели, но, увидев Модести, прибавил ходу.
Когда Пеннифезер оказался совсем рядом, Модести сделала над собой усилие, чтобы сохранить на лице непроницаемое выражение. Он нес свои башмаки в руках, а ступни ног были завернуты в куски штанин. Брюки его теперь были оборваны у колен. Лицо его еще более осунулось, глаза запали, волосы запачкались. При виде Джайлза Модести охватило отчаяние. Она поняла, что его пытали, а между тем у нее нет ничего, что бы она могла предложить ему в виде облегчения.
Увидев ее, он замахал ботинком, и на худом лице стала расплываться широкая улыбка. Модести заметила, что на запястьях у него ссадины, похоже, от веревок.
— Господи, я-то решил, они меня разыгрывают, — сказал он и уронил башмаки, чтобы пожать ей обе руки. — С тобой все в порядке?
— Конечно, Джайлз. Я бы с удовольствием поцеловала тебя, но за нами следят, и я не хочу доставлять им лишнее удовольствие. Давай лучше немножко походим вокруг. Вряд ли они успели расставить жучки, да и дом далековато, чтобы нас могли услышать.
— Хорошо, — кивнул он и, взяв ее под руку, добавил: — Правда, я нынче не бог весть какой ходок…
— Да, я заметила. Но решила не подавать вида, раз уж за нами следят. Что они с тобой делают?
— Ну, устраивают небольшой мордобой, отчего потом в голове звенит. И оставляют надолго без воды. Но это не самое главное. Неприятно, правда, торчать в темноте круглые сутки. Слишком уж медленно начинает тянуться время. Ну и еще, — он посмотрел на ноги. — Этот серебристый мерзавец вырывает у меня в день по ногтю. На ногах. В конце мордобоя. Довольно чувствительная операция.
При этих словах Модести сразу подавила болезненный смех, который уже зарождался в ее горле. Усилием воли она не позволила развиться истерике, хотя нервы ее натянулись как струны. Она лишь тихо сказала: