сбоку посмотрела на него: в общем интересный мужчи­на. Ему можно дать лет сорок пять. Безукоризненный темный костюм, свежая белая сорочка и темный галстук с поперечными полосами. Волосы зачесаны назад. И со­всем немного просвечивает небольшая — всего-то с пята­чок — плешь.

Скоро на столе появились холодные закуски, белые пышные лепешки — их здесь подавали вместо хлебам-боржоми, коньяк, запотевшая бутылка шампанского. Се­мен Борисович, ловко орудуя ножом и вилкой, положил Лиле на тарелку семгу, осетрину, налил в фужер шам­панского. От коньяка она отказалась. Семен Борисович не стал настаивать. Это тоже понравилось Лиле. Значит, он не поставил перед собой цель напоить ее.

— Я люблю «Арагви», — сказал Семен Борисович, Отпив половину рюмки. — Здесь прекрасная кухня и об­служивание на европейском уровне. «Националь» был когда-то на высоте, а теперь там делать нечего. В «Ме­трополь» тоже теперь редко хожу, не та кухня. Правда, судак по-польски там великолепен. А вот котлеты по-киевски никуда не годятся.

Лиля промолчала. В ресторанах она не так хорошо разбиралась, как он.

— А честно говоря, я люблю домашнюю кухню,— улыбнулся Семен Борисович. — Ни один ресторанный повар не приготовит так вкусно, как хорошая хозяйка. Кстати, я и сам люблю заниматься кулинарией. Мои друзья утверждают, что лучше меня никто не сумеет приготовить цыплят табака... Конечно, они преувеличи­вают. В «Арагви» лучшие цыплята табака в Москве.

— Наверное, ваша жена прекрасная хозяйка, — за­метила Лиля, поддевая вилкой скользкие белые фасо­лины в коричневом соусе.

— Жена... — грустно усмехнулся Семен Борисо­вич. — Я давно уже холост. Разве это не видно? Говорят, холостяцкая жизнь налагает на человека свой отпечаток.

— Я, наверное, не очень наблюдательна.

— А вот вы замужем, хотя и не носите кольца. И давно?

— Еще и года не прошло.

— Где же ваш муж, если не секрет? В армии?

— Он журналист.

— В вашем лице есть что-то восточное.,. — сказал Семен Борисович. — Нет, пожалуй, больше еврейского.

— Мои родители русские, — сказала Лиля.— Но по­чему-то многие говорят, что я похожа на еврейку.

— Мне нравятся женщины .еврейского типа, — про­должал Семен Борисович.— В них чувствуется темпе­рамент.

— Почему же вы не женитесь? — спросила Лиля.

Семен Борисович грустно улыбнулся.

— Когда-то я был женат. Мне не хочется об этом го­ворить. Вот уже пять лет я один. Моя жена чудесная женщина и сейчас замужем за другим. По-моему, вполне счастлива. Бывает, Лиля, в жизни так: каждый человек в отдельности хорош, а вместе жить не могут.

— Бывает, — согласилась Лиля.

Семен Борисович быстро и проницательно взглянул на нее.

— А вы счастливы?

— Я в Москве, а муж за тысячу километров отсюда. Какое же тут счастье?

— Иногда и это счастье. Я ведь занимаюсь и брако­разводными процессами. В наш век семья — дело нена­дежное.

— Почему?

— Постараюсь вам это объяснить... Вот раньше люди женились по расчету. Бывало, невеста и в глаза-то не видела своего суженого до венчания. Все решали ро­дители. И жили молодые, представьте себе, без всяких разводов, рожали детей и были по-своему счастливы. Тут и наследство, и объединение капиталов или поместий, и желание породниться с высокородными аристократами. Потом и церковь играла немалую роль в укреплении семьи. А теперь в наш свободный от предрассудков век все женятся по любви. Муж и жена имеют одинаковые права. Жена и муж зарабатывают, в общем, почти оди­наково. Однако муж требует от жены гораздо большего, чем дает ей. Хотя работают оба по восемь часов, женщи­не необходимо приготовить обед, обстирать всю семью, нужно поддерживать чистоту, порядок в доме и так да­лее. Гнет, гнет спину жена после работы, а потом плюнет на все и уйдет от такого мужа, если он еще и пьяница вдобавок. А выпивают у нас многие. Экономически муж и жена совершенно не связаны: ни наследством, ни об­щим бизнесом, как в странах капитала. Вы скажете: а как же дети? Об этом государство позаботилось: для детей созданы ясли, детские сады,

 школы-интернаты…

Конечно, если любовь настоящая и сильная, муж и жена живут и радуются. Уважают друг друга, помогают друг другу, воспитывают детей. Только ведь любовь не вечна. Ну сколько можно любить только одного человека? Мой адвокатский опыт показывает, что от четырех до девяти лет, а потом любовь проходит. Остается привычка. Есть, конечно, люди, которые в силу привычки доживают друг с другом до старости. И таких пока большинство. Им и в голову не приходит, что можно жить иначе. Мое глубо­кое убеждение, что мужчина и женщина должны расста­ваться, когда проходит любовь, и снова сходиться с дру­гим или с другой...

— Зачем так уж сразу: прошла любовь, и тут же раз­водиться. .. А ответственность перед детьми? Какими гла­зами дети будут смотреть на своих родителей-мотыль­ков? Что ни говорите, развод —это большая травма для ребенка.

— Верно, поэтому миллионы людей, которые давно стали чужими и не любят друг друга, живут вместе... А каждодневные скандалы, оскорбления, иногда мордо­бой— как все это, по-вашему, отражается на психике ребенка? Уж не лучше ли сразу расстаться, чем превра­щать жизнь в мучение для себя и для того же самого ребенка, ради которого и живут вместе?

— Какую мрачную картину вы нарисовали, — ска­зала Лиля.

— Жизнь — суровая штука, — философски заметил Семен Борисович, налил полную рюмку и залпом выпил. Карие глаза его светились довольством. Взяв белыми пальцами дольку лимона, выжал сок на семгу, подцепил вилкой длинный розовый ломтик и отправил в рот. Лиля обратила внимание, что на его пальцах растут малень­кие черные волосики, а когда он ест, негромко похрусты­вает челюсть. Семен Борисович, по-видимому, знал об этом недостатке и старался так жевать, чтобы челюсть не щелкала, но это не всегда ему удавалось.

— Вы умеете готовить? — спросил он, скользнув взглядом по ее набухшей груди, натянувшей кофту.

— Такому гурману, как вы, вряд ли угодила бы,— сказала Лиля.

Осторожно положив вилку на край тарелки, Семей Борисович вытер красные губы тугой, как картон, на­крахмаленной салфеткой.

— Пора бы цыплят подавать, — сказал он, взглянув на дверь, в которую вышел официант. — Я считаю, современная женщина должна уметь хорошо готовить. С государственной точки зрения, возможно, выгоднее, если женщина стоит за станком, водит троллейбус, держит в руках штурвал самолета, а для меня настоящая женщина это та, которая умеет приготовить отличный обед, создать в квартире необходимый уют и народить много детей...

— У вас есть ребенок? 

— Нет.

По тому, как он отвернулся и снова стал смотреть на дверь, Лиля поняла, что об этом говорить не следует. Может быть, он разошелся со своей женой из-за того, что она не могла родить? ..

— Пожалуйста, табака, — услышала она мягкий баритон Семена Борисовича. — И не забудьте чесночную подливку. В прошлый раз. .. — Он замолчал, потому что официант, как привидение, растворился в темном проеме двери.

Табака было восхитительным. Лиля сначала ковыряла в тарелке вилкой, а потом, по примеру Семена Борисовича, взяла цыпленка руками и разорвала пополам. Скоро на тарелке остались одни раздробленные косточки. Лиля долго вытирала руки накрахмаленной салфеткой, оставляя на ней безобразные коричневые пятна.

— Черный кофе не будем заказывать, — сказал он, взглянув на часы. —Я вас у себя дома угощу таким кофе по-восточному, какого вы еще никогда не пробовали.

«Ну, вот и приехали... — усмехнулась про себя Лиля.— Я должна идти к нему домой, чтобы выпить чашку кофе... Сейчас я вас огорошу, дорогой Семен Борисович!»

— Я не могу пойти к вам, — сказала она.— Муж должен вечером позвонить.

— Настоящий бразильский кофе, — горячо начал уговаривать он. — Я готовлю его по специальному рецепту. Вы, конечно, любите музыку? У меня чудесные записи!..

Отпив из бокала, Лиля поставила его на стол и сказала, с трудом сдерживая улыбку: