– Давай, пока мамы всё равно нет, поиграем ими? – спросил он.

– Давай, – ответила я.

До самого вечера мы играли моими игрушками: так было весело! Тёмка придумывал им какое-то новое применение. Кукольная посудка у него стала настоящим оркестром! Мы так брякали по кастрюлькам, сковородкам и крышкам, что даже баба Валя попросила нас прекратить. Тогда мы стали играть в Троянского коня! Оказывается, был такой конь, который выиграл целое сражение! Одно войско никак не могло победить другое, засевшее в крепости. Тех, кто в крепости, очень трудно победить: так Тёмка говорит. У них стены, за которыми можно прятаться. А те, кто за стенами, как на ладони. Вот и придумали те, кто «на ладони», хитрость. Взяли пустого деревянного коня, посадили в него своих солдат и подарили воинам, охранявшим крепость. А ночью из этого коня вылезли солдаты и открыли ворота крепости. Так мы играли с Темкой до вечера. Потом, не дождавшись тёти Оли, я пошла домой.

На следующий день была суббота. Мы с моими родителями пошли в кино на мультфильмы. Потом заехали в гости к маминой знакомой, а когда вернулись домой, было уже поздно. Только в воскресенье я вспомнила про свою коробку и побежала к Тёмке. Дверь открыла тётя Оля: она как-то странно на меня посмотрела и загородила собой дверь:

– Подожди, – строго сказала она и отошла в коридор: через секунду моя коробка упала мне в руки.

– Забери своё барахло! – сказала она. – Мне весь этот мусор не нужен.

Дверь закрылась перед самым моим носом. Я потопталась на месте и стала спускаться вниз. Сначала я ничего не поняла, но вдруг мне стало так обидно, что я заплакала. Пока я шла до своего этажа, слёзы текли, не переставая. Дверь открыла мама:

– Батюшки, что случилось? – удивилась она.

– Дмя… Пря… Я… вот…

– Пойдём умоемся, котик, и успокоимся, а то я ничего не понимаю.

Я умылась и рассказала, как тёте Оле нужно было выбрать игрушки для детского дома, как я не могла выбрать, а потом решила отдать всё – и как меня отправили с этой коробкой обратно.

– Да… – ответила мама, перебирая мои игрушки. – Ты не расстраивайся. Тётя Оля, наверное, не поняла, что ты принесла всё, что у тебя есть. Ты молодец! Но если подумать и посмотреть на твои игрушки внимательно, то ты сама увидишь, что здесь не так.

– Что? – удивилась я.

– Почти нет целых игрушек, правда? – сказала мама. – Везде что-то отбито или поцарапано. Это для тебя значения не имеет, ты их любишь – и всё, а в подарок такие вещи не годятся. А вот это что? – удивилась мама, поднимая на пальце резиновую пружину.

– Это пружинка, очень хорошая, – быстро ответила я.

– А это? – опять удивилась мама.

– А это бывшее кресло, ну… спинка от него…

– Почему ты его не выбросишь? Оно же сломано!

– Как – выбросишь? Это же всё нужные вещи, – удивилась я.

– А со стороны они кажутся никому не нужными.

Мама объяснила мне, что мои игрушки ценны только для меня, так как я помню, какие они были раньше, и теперь нашла им новое применение. Я с удивлением смотрела на свою коробку. Постепенно я совсем успокоилась и даже обрадовалась, что все мои вещи останутся у меня. А мама пошла в магазин и купила несколько кукол, игрушечных колясок и мячиков, положила в красивый пакет и отнесла тёте Оле.

«Как тебе не стыдно, Оля!» – иногда говорят мне бабушка или мама. Говорят мне так, когда я что-то не то делаю. Но я никак не могу понять, когда я делаю то, а когда не то. Почему, например, нельзя зажигать свечки в тумбочке? У меня там домик для куклы. На двух полках стоит маленькая мебель: и диваны, и кресла, и шкафчики. И если свечку, снятую с торта после дня рождения, поставить на кукольный столик и зажечь, получается очень красиво, ведь в темноте она горит ярче. А мне говорят, что это не игрушка. Или почему нельзя покормить супом бабушкину герань? Я же не котлету ей дала, сама понимаю: если она только воду пьёт, значит, любит жижечку… Но это же неправильно! Мы все едим: и суп, и котлеты, и пюре, – и компот пьём, а герани только воду даём. Так и с голоду умереть можно! Но мне говорят, что я не права, так делать не нужно. От огня может быть пожар, а растениям вообще ничего, кроме воды, не дают.

Я слушаю, но не понимаю, почему. Может, поэтому мне не стыдно?

У нас с Тёмкой много во дворе приятелей: Димка Восёлов, Аня Марова, Костя Нотан, Марина Радулина. Мы все играем вместе, но чаще всего всё-таки с Тёмкой.

Дело было зимой, в конце февраля, когда вокруг было полно огромных сугробов. Да ещё тётя Зина каждый день подкидывала снег, и поэтому они становились всё больше и больше. Решили мы с Тёмкой прокопать глубокий лаз с самого верха сугроба до низа – да так, чтобы потом его залить и выезжать почти к самому подъезду. Сказано – сделано. У Тёмки есть две сапёрные лопатки. Мы ими целую неделю копали: думаю, ещё бы недели три копали, пока весна не началась, но тут нашей затеей загорелся Тёмкин отец, дядя Толя. Он вышел вечером мусор вынести, а потом, встав на крыльце покурить, показал нам, как нужно копать – да так сам весь лаз и выкопал со словами:

– Вот как надо! А теперь так! И вот так!

Выкопал лаз, залил его водой – и всё за один вечер! Еле-еле дождались мы следующего утра, когда вода замёрзнет и можно будет кататься. Позавтракав, вылетели на улицу – и давай нырять в свой лаз: то я, то Тёмка, то я, то Тёмка. Здорово! Весело!

Тут во двор вышел Димка Восёлов. Он нас старше на год – учится в первом классе. Но в школу ему во вторую смену. Димка сильный и смелый. Он быстрее всех бегает, лучше всех лазит по заборам, прыгает с крыши на крышу, умеет кататься на коньках и лыжах.

– Привет! – говорит Димка.

– Привет, – отвечаем.

Димка подходит к нашему лазу. Смотрю, у него глаза от удивления расширились.

– Вот это да! – говорит. – Здорово! Когда это вы такое успели выкопать! Я тут болел целую неделю.

– Да мы за неделю и сделали, – отвечает Тёмка, – а потом нам папа помог.

Пока они говорили, настроение у меня ухудшилось. Сама понять не могу, почему. Не нравится, что Димка вышел – это раз. Чувствую, сейчас в наш лаз полезет, а я не хочу, – это два. А почему не хочу, не знаю. Вредность во мне повысилась, что ли? Так про меня папа говорит, если вдруг настроение куда-то пропадает.

– Сейчас проверим, что получилось, – сказал Димка и уже собрался было нырнуть в лаз, как я возьми да и толкни его в грудь со всей силы. Димка упал, шапка отлетела…

– Ты чего? – беззлобно спросил он, удивившись.

– Ничего! – кричу.

А сама набросилась на него – и давай снегом закидывать! Кидаю снег, кидаю… Димка на спине лежит, снег с лица не стряхивает. Остановилась я… Димка встал, поднял шапку, убрал налипший на лицо снег, а потом развернулся и молча в подъезд пошёл.

И тут я вспомнила, что летом он мне помогал на велосипеде кататься, а потом притащил магнит, долго катал его в песке и целый вечер показывал мне, как бегает племя индейцев… В песке ведь есть металлические частички. Если их магнитом собрать, положить на белый лист, а под него – магнит, и начать водить, то частички «встают дыбом» и смешно бегают вслед за магнитом. Вспомнила, как мы с ним на одной крыше сидели да ногами болтали. На эту крышу из наших друзей никто залезть не мог, только мы. Но Димка мне с неё слезать помогал. Ещё как здорово он рассказывал смешные истории – очень любил, когда вокруг смеются…

Мне стало как-то не по себе. Посмотрела я под ноги, увидела замёрзший лёд в том месте, где Димкина голова только что лежала: у нас там ведро стояло с водой, когда лаз заливали…

– Ты чего? – спрашивает Тёмка. – Обалдела? Чего на человека напала? Жалко, что ли? Пусть все катаются. Я бы на его месте тебе сдачи дал. Ну да ладно. Сейчас пошире сверху лаз сделаем, и хорошо будет, – и полез со своей лопаткой внутрь.