— Кажется, наконец-то пошло, — сказал как-то за ужином Малыш Энджи. — «Прэгерс» ожил. Успел раньше, чем мне отправляться в противоположном направлении. — Говоря это, Малыш впервые за долгое время улыбался и был в хорошем настроении.

Энджи улыбнулась ему в ответ и подумала, что готова отдать что угодно, лишь бы только он всегда оставался таким здоровым и счастливым, каким выглядел в тот момент.

— По-моему, нам надо съездить в Нью-Йорк, — заявила она Малышу несколько недель спустя после своего разговора с доктором Куртисом. — Мы должны рассказать все твоим родителям, а мне кажется, это не та тема, которую можно обсуждать по телефону. И твоим сыновьям тоже надо сказать. Да и Мелиссе.

Летом должен был приехать Кендрик — повидаться с Георгиной и на каникулы; по окончании каникул он собирался увезти Георгину с собой. Он же должен все узнать, убеждала Энджи, прежде чем принимать такое решение, верно? К тому же Георгина все знает, она наверняка проговорится, да и нечестно по отношению к ней просить ее хранить все это в секрете. А если они собираются поставить об этом в известность Кендрика, то надо будет рассказать и Фредди.

— Не понимаю, для чего, — с подлинно ослиным упрямством повторил Малыш.

— Господи, Малыш, не будь таким глупым. Не говоря уже обо всем остальном, это самым решительным образом повлияет на все будущее Фредди.

— Почему? — опять повторил Малыш. В тот день он явно был настроен создавать Энджи как можно больше трудностей.

— Ну, потому что… когда ты… если ты…

— Умру? — спросил он напрямик, и в глазах у него зажглись воинственные огоньки.

— Да, именно умрешь, — Энджи изо всех сил старалась сохранять спокойствие, — или просто физически не сможешь больше работать, то твое место должен будет занять Фредди. И сделать это ему придется намного раньше, чем он ожидает.

— Интересно, кто из нас отправится на тот свет первым, — мрачно проговорил Малыш. — Отец или я.

Энджи вздохнула и попыталась обнять его. Он мягко оттолкнул от себя ее руки.

В конце концов ей все-таки удалось уговорить Малыша съездить с ней вместе в Нью-Йорк, чтобы повидаться там с Мэри Роуз и с детьми.

— И с родителями, Малыш. Ты просто обязан им сказать.

— Ладно, — он тяжело вздохнул, — ладно, там видно будет.

На встречу с Фредом III в «Прэгерс» они отправились вдвоем; Малыш рассказывал, Энджи сидела молча и смотрела на Фреда; у нее на глазах он мгновенно постарел и как будто бы сжался, стал меньше.

Какое-то время он сидел, не говоря ни слова, только глядел на них; повисшая тишина была такой тяжелой, что Энджи стоило немалого труда не опустить голову и по-прежнему смотреть Фреду прямо в глаза.

— И нет никакой надежды? — спросил он наконец.

— Нет, никакой. Извини, — слабым голосом ответил Малыш. Извинение выскочило у него машинально, просто потому, что он привык всю жизнь за что-то извиняться и оправдываться; с внезапной вспышкой черного юмора Энджи подумала, что Фред может сейчас и отчитать Малыша, и даже накричать на него. Но Фред не стал ничего этого делать.

— Ну что ж, — произнес он. — По крайней мере, я… мы хоть знаем, как обстоят дела.

— Да. Но, папа, все не так плохо… пока. — Малыш выдавил из себя жизнерадостную улыбку. — Врачи говорят, что у меня в запасе еще целые годы. Годы! Эта болезнь прогрессирует очень медленно. Надо благодарить судьбу, что у нас есть время, чтобы… чтобы все спланировать.

Чтобы решить, что будет с банком, с Фредди и… по-видимому, с Шарлоттой.

— Глупая девчонка, — не совсем к месту вставил Фред. — Как она?

— Отлично. Хорошо работает. Большая умница.

— А я тебе сколько лет об этом говорил! — раздраженно буркнул Фред. Ему явно хотелось подольше поговорить о Шарлотте просто для того, чтобы мысленно сосредоточиться на чем-то другом.

Снова повисла тишина.

— Макс получил место в «Мортонсе», — сказал Малыш, стараясь перевести разговор на тему, которая не вызывала бы ни у кого из присутствующих кошмарных ассоциаций. Если Малыш ставил своей целью отвлечь отца от неприятных размышлений, то это ему удалось как нельзя лучше.

Глаза Фреда засверкали, лицо стало пунцовым.

— В «Мортонсе»?! Мой внук работает у какого-то английского маклера? Что за бред, о чем ты говоришь?

— Ну, он ведь хотел работать в «Прэгерсе», — спокойно ответил Малыш. — Если ты помнишь. А ты дал ему от ворот поворот. Он очень сообразительный парень.

— Я тогда был расстроен, — недовольно возразил Фред. — Шарлотта наделала тут всяких глупостей. Поэтому мне казалось неподходящим брать в тот момент на работу еще одного Кейтерхэма. Но если мальчик действительно способный… что ж, полагаю, ему это не повредит. «Мортонс» — очень хорошая фирма. По крайней мере, это отвлечет его от того ужасного образа жизни, который он вел.

— Да, — согласился Малыш. — Будем надеяться.

Фред вздохнул и вернулся к той тяжелой и грустной теме, которую они обсуждали до этого.

— Господи, кто же расскажет обо всем Мэри Роуз? — проговорил он.

— Я ей уже сказала, — отозвалась Энджи.

Фред отвернулся от нее и посмотрел за окно, на улицу. Потом резко обернулся и свирепо нажал на кнопку вызова секретарши:

— Пегги?

— Да, мистер Прэгер?

— Пегги, принесите бутылку «Крюге», пожалуйста. И ни с кем меня не соединяйте. Абсолютно ни с кем.

— Мистер Прэгер, вы не забыли, что в три тридцать должен звонить управляющий Английским банком?

— Помню. Скажите ему, что меня нет. И вызовите мою машину к подъезду через… через сорок пять минут. И соедините меня с женой по телефону, прямо сейчас, пожалуйста.

— Да, мистер Прэгер.

Вошла секретарша с бутылкой «Крюге» и тремя бокалами. Фред III открыл бутылку, разлил и протянул по бокалу вначале Малышу, потом Энджи.

— А вы, оказывается, не из слабых, верно? — обратился он к ней. — Ну что ж, за мужество.

В том разговоре, что состоялся у нее с Мэри Роуз, было больше от черной комедии, нежели от трагедии. Они сидели в «Павлиньей аллее» гостиницы «Уорлдорф», Энджи заказала себе чай со льдом, а Мэри Роуз — черный чай, ароматизированный апельсином; Энджи сказала ей, что Малыш болен, на что Мэри Роуз в достаточно сильных выражениях ответила, что если у него опять что-нибудь с сердцем, то вся вина за это целиком и полностью лежит на самой Энджи, которая не следит должным образом за тем, чтобы он соблюдал диету. Она довольно долго и пространно порассуждала на эту тему, прежде чем Энджи удалось сообщить ей некоторые подробности относительно того, чем на самом деле болен Малыш, и объяснить, что болезнь эта неизлечима и никакого иного исхода быть не может. На что Мэри Роуз, возмущенно уставившись на нее, отчеканила: «Не понимаю, как вы можете являться сюда в этом нелепом красном пальто и в таких ужасных сапогах и говорить мне, будто мой муж умирает!»

После чего принялась укорять Энджи за все недостатки и упущения английских врачей, за то, что те не в состоянии правильно поставить диагноз и вылечить ни одну болезнь, кроме обычного насморка; а под конец встала и заявила, что ей пора идти, она должна быть на работе: «Я не могу тратить столько времени на подобную чепуху». Потом вдруг взглянула на Энджи, выражение ее лица несколько смягчилось, в глазах не было больше того холода, как минуту назад, и она проговорила: «Должна вам сказать, с вашей стороны было очень мужественно и хорошо прийти сюда. Я… я этим восхищена».

Энджи молча сидела, глядя ей вслед, и глаза ее, как ни странно, застилали слезы.

Детям Малыш сказал обо всем сам. Он позвонил им и попросил прийти к нему в гостиницу; Энджи на это время ушла по магазинам; когда она вернулась, он был уже один и крепко выпивши.

— Противное это дело, — только и произнес он.

Лето складывалось у них в целом очень неплохо. Энджи удалось убедить Малыша провести большую часть августа в «Монастырских ключах».