— Конечно, откуда тебе знать, — высокомерно уронила она. — Ты совершенно необразован, Макс. Это Китс. «Ода осени». Правильно, дядя Александр?

— Правильно, — улыбнулся ей Александр, сидевший напротив нее за столом, накрытым для завтрака. Он был в прекрасном настроении. Перед завтраком Георгина отправилась с ним на прогулку верхом, и они вместе проскакали галопом по всему парку, а потом поднялись по Большой аллее на вершину холма. Оттуда их взорам раскрылся лежавший перед ними внизу весь Хартест, который в тот день сильнее, чем обычно, казался точно единым целым с окружающим ландшафтом: серый камень сливался с туманом, словно растворяясь в его набегавших волнах, а в окнах отражались лучи постепенно пробивавшегося сквозь дымку солнца.

— Как красиво, правда? — вздохнула Георгина. — Я никогда не перестаю думать о том, как же нам всем повезло.

Александр улыбнулся и, протянув руку, ласково потрепал ее:

— Вот и хорошо. Мне очень хочется, чтобы именно так вы и думали. Вы все.

После обеда они постарались спровадить Александра, чтобы он занялся чем-нибудь по имению. Георгина позвонила Мартину Данбару и попросила загрузить его какими-нибудь делами.

— А то он все время предлагает нам чем-либо помочь и только мешает, — объяснила она. — Ты не против, Мартин?

— Нет, конечно, — пылко заверил он. — Ты же знаешь, Георгина, для тебя я готов сделать что угодно.

Георгина удивилась, обычно он не был таким экспансивным. Не иначе как слишком много выпил за обедом.

Кендрик украсил центральный, выходящий на фасад вестибюль большущими гирляндами зелени, которую он притащил из леса, а Мелисса потратила все послеобеденное время на то, чтобы закрепить пятьдесят свечей на пятидесяти тарелках и расставить их в Ротонде и на лестнице. Малыш и Энджи приехали в пять вечера, Малыш с Кендриком перетащили рояль из гостиной, где он обычно стоял, в Ротонду. Малыш обещал, что после ужина поиграет и желающие смогут потанцевать.

— Только не «Ты лучше всех», — предупредила его Георгина. — Папа расстроится.

Шарлотта, приехавшая накануне вместе с Фредди, была готова немедленно забрать все дела в свои руки; но, проведя в доме всего лишь час, заявила Георгине, что та проделала из ряда вон выходящую работу, и скромно спросила, чем она сама может им еще помочь. Георгина была этим настолько потрясена, что не смогла ничего придумать, и Шарлотту вместе с Фредди, который, как всегда, мыслями был где-то далеко, отправили на кухню помогать миссис Тэллоу.

Вообще Шарлотта была явно не в себе: она выглядела подавленной, заметно нервничала и очень сильно похудела. Всякий раз, когда звонил телефон, она настораживалась; в какой-то момент вдруг вскочила в машину и исчезла примерно на час, а когда возвратилась, то выглядела заметно успокоившейся. Она объяснила, что ездила проветриться, чтобы справиться с неприятными ощущениями от разницы во времени; это удивило Георгину, прекрасно знавшую, что прежде этой разницы во времени Шарлотта, с ее крепким организмом, даже не замечала. Отношения между нею и Фредди были почти ледяными: при малейшей возможности они старались держаться друг от друга подальше, а Шарлотта, прежде чем что-нибудь сказать в его присутствии, обычно бросала на него быстрый колючий взгляд; если бы Георгина знала свою сестру не столь хорошо, она бы подумала, что Шарлотта боится Фредди.

Тэллоу затопил во всех комнатах камины, и к вечеру дом оказался наполнен приятным, сладковато пахнущим теплом. Александр, сидевший до этого в библиотеке в обществе двух собак, ровно в семь часов вечера вскочил со словами:

— Пойду переоденусь. А то засну и испорчу свой собственный праздник.

Прежде чем уйти, он положил руку на плечи Георгине и слегка обнял ее.

— Спасибо тебе большое, — тихонько проговорил он. — Это ведь ты главным образом все подготовила, я знаю. Поцелуй своего старого папочку.

Георгина поцеловала. Она посмотрела ему вслед, когда он — в растянутом, потерявшем форму джемпере, в потертых брюках, заправленных в носки, — выходил из библиотеки, и подумала о том, как же сильно она его любит, а подумав так, вдруг особенно остро ощутила свою принадлежность к семье, к этому дому, чувство близости к родным и счастья. Она не всегда испытывала подобные чувства, скорее даже наоборот, чаще всего не испытывала их вовсе; но уж когда они у нее возникали, переломить их не могло ничто; и в такие моменты к ней приходило физически осязаемое ощущение безопасности и силы. Ничто и никогда не могло им тут угрожать, ничто не могло нанести никакого вреда. Душу ее переполняла чистая и очень нежная радость.

Шарлотта поднялась со своего места.

— Тишина, пожалуйста, — проговорила она.

Все затихли. Шарлотта умела влиять на людей.

— Так вот, — начала она, — я не собираюсь произносить тут речь.

— А жаль, — отозвался Макс, улыбаясь ей через стекло бокала.

«Какие все сегодня счастливые и непринужденные», — подумала Георгина. Вечер удался необыкновенно, он был просто волшебным. Даже Мартин, обычно предельно застенчивый, сегодня разговаривал с сидевшей рядом Энджи настолько оживленно, что подобного Георгина не могла за ним и припомнить.

Если в беседе с Энджи случался перерыв, то Мартин выслушивал миссис Викс, которая сидела по другую сторону от него и явно считала своей обязанностью перед всем обществом сделать так, чтобы он чувствовал себя легко и свободно. Сама миссис Викс тоже от души наслаждалась вечером и бокал за бокалом пила дюбонне, смешанное с горьким лимонным напитком: по ее словам, жирную пищу было гораздо лучше запивать таким коктейлем, чем просто вином. На день рождения она прибыла во взятом напрокат «роллс-ройсе» с облаченным в форму шофером; одета была в усыпанное стразами платье с кринолином, которое не стыдно было бы надеть даже королеве-матери, и привезла с собой огромную связку красных и серебристых надувных шариков, на которых было написано: «Счастливого пятидесятилетия!» По ее настоянию эти шарики привязали к перилам парящей лестницы; надо воздать должное благородству и воспитанию Александра, который в изящных выражениях поблагодарил ее и согласился, что, действительно, с шариками лестница выглядит как-то веселее.

Георгина перестала разглядывать присутствующих и снова переключила внимание на Шарлотту, почувствовав, что та пристально смотрит на нее.

— Я хочу сказать только две вещи. Во-первых, огромная благодарность всем, кто организовал и подготовил такой прекрасный вечер, и особенно Георгине, взявшей на себя львиную долю хлопот. За Георгину!

— За Георгину! — хором поддержали ее все, поднимая бокалы. Этот дружный тост оказался для Георгины полнейшей неожиданностью; она посмотрела на всех, кто сидел за освещенным свечами столом, и на глазах у нее выступили слезы.

— Спасибо вам всем, — проговорила она дрогнувшим голосом.

— А второе, о чем я хотела сказать, вот что. — Эмоции явно захлестывали Шарлотту, однако голос у нее оставался бодрым и энергичным. — Давайте в этот чудеснейший день поднимем тост за Александра и еще и еще раз поздравим его с днем рождения!

Все встали и, улыбаясь, повторили вслед за ней: «За Александра!» — сперва вразнобой, а потом начали дружно, в унисон скандировать эти два слова; сам Александр сидел, расплываясь в счастливой улыбке и умиротворенно вглядываясь в лица членов семьи, явно польщенный и при свете свечей особенно обаятельный и помолодевший.

— Правда, он великолепно выглядит? Пожалуй, я даже могла бы в него влюбиться, — слегка охрипшим голосом прошептала Мелисса Максу. Однако в этот момент все стали снова рассаживаться, и в наступившей на мгновение тишине слова Мелиссы прозвучали очень громко; все расхохотались.

— Спасибо, Мелисса, — ответил Александр, — я мог бы абсолютно искренне произнести те же самые слова и в твой адрес. И спасибо всем вам. Спасибо за то, что пришли. Для меня это замечательный и незабываемый вечер.