Вот и первая неожиданность: эти так называемые вышедшие из ничтожества люди давно уже находились в рядах дворянства, давно подвизались на королевской службе. Именно здесь, а не в торговле они воспитались. Для них королевская служба была средством достичь высокого положения. Конечно же, если бы они не располагали информацией изнутри, то как бы они смогли

«Финансист в деревне в утреннем одеянии». Французская карикатура XVIII в. Собрание Виолле.

==547

Но ей сопутствовал ряд превратностей: в 1527 г. казнь Санблансэ и

отстранение финансовых чиновников, затем обращение к капиталам парижского и лионского рынков; банкротство 1558 г., которое приведет к

восстановлению к концу XVI в. власти олигархии финансистов и т. д. См. статью Робера Гаскона (Gascon R.) в: Histoire économique et sociale de la France·, I, p. 296 sq.

Эд — налог на розничную продажу вина.— Прим. перев. 271 Marion M. Op. cit., p. 232.

вести свою ладью? Вторая неожиданность: деньги, которые откупщики выплачивали авансом королю в звонкой монете, предоставляли им крупные собственники из числа аристократии королевства. Если процесс Фуке столь беспокоил «хорошее общество», так это потому, что оно опасалось разоблачений суперинтенданта, который, впрочем, будет хранить молчание. Но тем не менее мы знаем этих богатейших заимодавцев, невзирая на предписанные скромность и умение хранить тайну: разве не рекомендовал сам Мазарини в своем завещании не доискиваться до происхождения его богатств, не извлекать на свет божий счета и махинации его служащих, ибо, утверждал он, речь здесь шла о благе государства? Мы видим, что государственные соображения (ragione di stato) могли послужить прекрасным алиби. Но остается правдой, что в скандале с королевскими финансами была замешана вся аристократия. Дать разгореться скандалу означало бы облить грязью, скомпрометировать эту аристократию.

В таком случае, если она соединялась с семействами откупщиков, то происходило это в силу их социальных связей: богатство многих из этих лиц, предоставлявших капитал, «было сравнимо, если даже не превышало состояние многих откупщиков, богатство которых молве нравилось преувеличивать не без некоего оттенка морализирования». И, заключает Даниэль Дессер, «брак предстает уже не как торговая сделка, когда деньги обменивали на древнее имя, а скорее как объединение капиталов». Таким образом, с начала самостоятельного правления Людовика XIV аристократия отнюдь не стояла в стороне от деловых игр; она даже прибрала к рукам самые прибыльные дела, королевские финансы, которые до конца Старого порядка останутся доходным сектором по преимуществу (par excellence), в котором располагался сильный капитализм, даже если, на наш взгляд, капитализм этот был невысокой пробы.

Система, которую мы видим, таким образом, в 1661 г., вне сомнения, существовала давно. Ибо идет она очень издалека 270. Прошлое подталкивало ее вперед. Как было ее изменить, когда она находилась в центре привилегированного общества? Если земельная рента, кормившая господствующий класс, снисходила со своих высот, чтобы быть заново вложенной в [экономическую] жизнь страны, то происходило это большей частью в форме авансов откупщиков королю. С течением лет система только укреплялась, в некотором роде институционализировалась. С 1669 г., с правлением Кольбера, четко выявляется то, что мы назвали бы синдикатами (в биржевом смысле: объединениями капиталистов), уполномоченными взимать разные группы налогов. «Тем не менее Королевские откупа начались по-настоящему только с арендного договора Фоконне в 1680 г., который охватывал габель, эд *, налоги с управления домениальными имуществами, внутренние пошлины и пошлины ввозные» 271 на реальную сумму, превышавшую 63 млн. ливров. В окончательной своей форме Королевские откупа сложились еще позднее, после 1726 г. Они были поздним плодом, вполне созревшим в 1730 г., когда к огромной прежней сфере откупов присоединилась доходная табачная монополия. Каждые шесть лет откуп габели отдавался с торгов подставному лицу, обычно одному из камердинеров генерального контро-

==548

272

ChaussinandNogaret G. Op. cit., p. 236.

То есть нуворишей, якобы связанных с эксплуатацией американских колоний, главным образом Луизианы.— Прим. /tepee.

лера. Сорок генеральных откупщиков были гарантами выполнения договора. Они вносили огромные залоговые суммы (до 1500 тыс. ливров с человека), с которых им выплачивался процент. Эти суммы обеспечивали первые предварительные выплаты фиску, но в силу самих своих громадных размеров они делали генеральных откупщиков несменяемыми, или почти несменяемыми, в этом их качестве. Чтобы их прогнать — ибо такое случалось,— требовалось вернуть им внесенные в залог суммы и — еще одна трудность — отыскать столь же богатого заместителя.

По условиям договора Откупа заранее выплачивали королю сумму, предусмотренную арендным договором, а фактически лишь часть годового дохода от многочисленных налогов, взимание которых откупщики брали на себя. По завершении операции фантастическая доля богатства страны, будучи получена с доходов от соли, табака, зерна, с любого импорта и экспорта, оставалась в руках откупщиков. Конечно, от контракта к контракту государство увеличивало свои притязания: в 1726 г.— 80 млн. ливров, в 1738 г.— 91 млн., в 1755 г.— 110 млн., в 1773 г.— 138 млн. ливров. Однако же размеры прибыли оставались огромными.

Естественно, не всякий желающий мог вступить в этот клуб богатейших финансистов. Нужно было самому принадлежать к богатейшим, получить согласие генерального контролера, обладать внешними признаками почтенного происхождения, сделать карьеру в финансовых службах, занимать пост интенданта или быть акционером Ост-Индской компании. А главное — быть принятым самим клубом. Назначая людей, прямо или косвенно, на ряд решающих постов, королевские откупщики располагали возможностями контролировать вступление в свой круг новых членов, подготавливать его заранее или воспрепятствовать ему. Какого бы удачливого кандидата мы ни взяли (если удается проследить его путь от начала до конца), можно обнаружить ходатайства, выжидание, протекции, компромиссы или взятки. Фактически Королевские откупа были своего рода семейным кланом, в котором скрещивались и перекрещивались нити браков, старого и нового родства. Если заняться внимательным изучением генеалогии этих сорока важных особ (в 1789 г., для точности, их было 44), с учетом их многочисленных союзов, то «не исключено, что подобное сопоставление... закончится сведением их всех к двум-трем, а то и к одному-единственному семейству» 272. Я вижу здесь еще одно доказательство этого навязчивого правила малого числа, этой структурной централизации капиталистической активности. Мы стоим здесь перед денежной аристократией, которая самым естественным образом переступала порог, отделявший ее от высшего дворянства.

Великое процветание Королевских откупов пришлось в общем на полустолетие 1726—1776 гг. У этих дат есть свой смысл. Королевские откупа были завершением финансовой системы, которую часть за частью строила монархия. Создав свои кадры «чиновников», она дала финансам базу для развития. Утверждались и сохранялись могущественные и цепкие системы семейного происхождения. Но новая эра неслыханного процветания началась для финансистов с введением системы Лоу. Главную массу обогатившихся «людей с Миссисипи»* составили не удач-

273

Mercier L.-S. Tableau de Paris, III, p. 201.