В то время как фермерша, ошеломленная этим непредвиденным событием, смотрела на Марсель насторожившись, словно коза, готовая защищаться при виде чужой собаки в стаде, а Роза Бриколен была сразу покорена приветливым видом и скромным нарядом приезжей и уже сделала движение ей навстречу, – бабушка оказалась самой решительной. Оправившись от неожиданности, она не без труда поняла, кто перед ней, и, подойдя к Марсели, приветствовала ее с грубоватым радушием, почти теми же словами, что и мельничиха, только с меньшим достоинством и обходительностью. Хозяйка с дочерью, ободренные мягким и ласковым тоном, которым Марсель попросила приютить ее на два-три дня, пока она договорится с господином Бриколеном о своих делах, поспешили пригласить ее откушать.
Марсель поблагодарила, сказав, что всего час назад отлично позавтракала на мельнице Анжибо, – и только тогда глаза всех трех женщин устремились на Большого Луи, который стоял у дверей и, чтобы подольше задержаться, завел со служанкой разговор о муке. Но как различны были эти взгляды! Бабушка посмотрела на него дружелюбно; ее невестка – пренебрежительно; а во взгляде Розы было что-то неопределенное и неуловимое, как будто в нем смешивались чувства двух других женщин.
– Как, – воскликнула госпожа Бриколен насмешливо-сочувственным тоном, когда Марсель в нескольких словах рассказала о ночном происшествии, – вам пришлось ночевать на мельнице? И мы ничего не знали! Почему же этот растяпа мельник сразу не привез вас сюда? Ах ты господи, какую ужасную ночь пришлось вам провести, сударыня!
– Что вы, наоборот, все было прекрасно! Меня приняли, как королеву, и я бесконечно обязана господину Луи и его матушке.
– Да так оно и должно быть, – сказала бабушка Бриколен, – Большая Мария такая умница, и в доме у нее чистота и порядок. Мы с ней подруги с ранних лет, с позволения сказать, вместе овец пасли; и как будто обе тогда считались красивыми девушками, – да теперь ничего от этого не осталось, не правда ли, сударыня? Мы с ней только и знали, что прясть, вязать да сыры варить – вот и все. А замуж вышли совсем по-разному: она взяла мужа победнее, а я побогаче себя. Но обе пошли за них по любви! В наше время это еще водилось, а вот нынче женятся все больше по расчету, за деньгами гонятся, а о любви и не думают. Да ничего в этом нет хорошего, сами знаете, сударыня!
– Я совершенно с вами согласна, – ответила Марсель.
– Ах, боже мой, и к чему вы, мамаша, все это нашей госпоже рассказываете? – воскликнула с досадой фермерша. – Вы думаете, ей интересны ваши старые истории? Эй, мельник, – позвала она повелительным тоном, – подите-ка посмотрите, нет ли где господина Бриколена; может, он в парке или на овсяном поле, что за домом. Скажите, что приехала госпожа де Бланшемон.
– Господина Бриколена, – ответил мельник, с веселым задором глядя на фермершу своими ясными глазами, – нет ни на овсяном поле, ни в парке, но я видел мимоходом, что он сидит у господина кюре и они вместе вино потягивают.
– Вот-вот! – сказала мать Бриколена. – Не иначе как он у кюре. Тот, видно, после обедни проголодался, да и в горле у него пересохло, – а он любит, чтобы ему компанию поддержали. Будь добр, Луи, сходи за ним, сынок, ведь ты всегда рад услужить.
– Сию минуту, – ответил мельник, который на приказание фермерши даже не обернулся, но это поручение мигом бросился исполнять.
– Если вы считаете этого парня услужливым, – проворчала госпожа Бриколен, сердито посмотрев на свекровь, – то вам нетрудно угодить.
– Ах, мама, зачем ты так говоришь? – кротко сказала красавица Роза. – У Большого Луи очень доброе сердце.
– А на что вам нужно его доброе сердце? – возразила фермерша с явным раздражением. – С чего это вы обе так с ним носитесь в последнее время?
– Нет, мама, это ты с некоторых пор стала к нему несправедлива, – ответила Роза, которая, по-видимому, не очень боялась матери, зная, что бабушка всегда за нее заступится. – Ты вечно нападаешь на него, а ведь папа очень его уважает.
– Ну, ты у меня тут не умничай, – сказала фермерша, – а ступай лучше и приготовь для госпожи де Бланшемон свою комнату, она у нас в доме самая лучшая. Может быть, ей захочется отдохнуть до обеда. Уж вы не взыщите, сударыня, если у нас вам будет не совсем удобно. Ведь вот только в прошлом году покойный господин де Бланшемон разрешил подправить немного новый замок, а то он был почти такой же ветхий, как и старый, и мы собрались обставить его поприличнее, как только был подписан новый договор. Да еще не все готово, не все комнаты оклеены обоями и еще не привезли из Буржа кровати и комоды. Часть мебели пришла, да не распакована. Вот и живем кое-как, с тех пор как рабочие тут все вверх дном перевернули.
Домашний беспорядок, о котором госпожа Бриколен так обстоятельно докладывала, объяснялся тем же, что и грязь, которую Марсель наблюдала на дворе фермы. Скаредность и равнодушие заставляли хозяев надолго откладывать расходы и бесконечно отдалять момент наслаждения долгожданной и вполне доступной теперь роскошью, которую никто не решался себе разрешить. Мрачная закоптелая комната, где застала хозяек владелица замка, была самой скверной и самой грязной во всем доме. Она служила одновременно кухней, столовой и приемной. Так как дверь находилась на уровне земли и была всегда открыта, то сюда постоянно забегали куры, и фермерша только и делала, что выгоняла их. Казалось, нашествия птицы, вызывая в этой женщине беспрерывное раздражение и необходимость жестокой расправы, давали выход ее потребности действовать и кого-то карать. В этой же комнате принимали крестьян, приходивших по делу во всякое время дня; и так как обувь у них была всегда облеплена грязью и они не стеснялись в своих привычках, то, будь в комнате паркет и хорошая мебель, они, конечно, все испортили бы, – поэтому здесь стояли только простые стулья с соломенными сиденьями и деревянные скамьи, а пол был выстлан плитками, и сколько бы раз в день его ни мели, он никогда не был чистым. По комнате тучей носились мухи; в огромном очаге, увешанном крючьями всевозможных размеров, круглый год, днем и ночью, пылал огонь; и летом это помещение было невыносимо. Однако семья проводила здесь все свое время. Когда Марсель провели в соседнюю комнату, она с удовольствием увидела, что в этой своего рода гостиной вполне чисто, хотя ее отделывали уже год тому назад. Комната была обставлена с дешевой роскошью, свойственной гостиным постоялых дворов. Новый паркет еще не был навощен и натерт, пестрые ситцевые занавеси были прикреплены аляповатыми медными бляхами, и часы с двумя подсвечниками на камине своим кричащим безобразием не уступали этой грубой имитации стиля Возрождения. Богато отделанный золоченой бронзой круглый столик, за которым в будущем предполагали пить кофе, стоял обернутый бумагой и завязанный бечевкой. Мебель была покрыта чехлами в белую и красную клетку, и обивке ее из шерстяного дама предстояло износиться, не увидев света, и так как на фермах еще не знают разницы между гостиной и спальней, то тут же, по обеим сторонам двери, изголовьем к стене, стояли две кровати красного дерева, без полога. В доме шептались о том, что это будет брачная комната Розы.
Госпоже де Бланшемон очень не понравился этот дом, и она решила, что не будет здесь жить. Она заявила, что не хочет причинять своим хозяевам беспокойство, и если в старом замке не найдется жилой комнаты, она приищет в деревушке какой-нибудь крестьянский домик, в котором можно будет поселиться. Эта мысль, казалось, встревожила госпожу Бриколен, и она не пожалела красок, чтобы отговорить свою гостью.
– Конечно, – сказала она, – в старом замке всегда сохранялась так называемая комната хозяина. Когда господин барон, ваш покойный супруг, оказывал нам честь своим посещением, он заранее уведомлял о приезде, и мы все убирали, чтобы ему не было там очень уж неуютно. Но в этом злосчастном замке так мрачно, так все обветшало! Крысы и ночные птицы подымают страшный гам, крыша еле держится, а стены так расшатаны, что даже небезопасно спать там. Я не знаю, почему господину барону так нравилась эта комната, но он ни за что не хотел останавливаться у нас, словно почитал для себя унизительным провести ночь не под кровлей своего родового замка.
