По первоначальному замыслу писателя произведение должно было состоять из трех томов. «О новой вещи — рано говорить. Это будет книга в 3 т., листов 45» (письмо И. А. Груздеву от 7 июля 1926 года. Собр. соч, изд. 3-е, Гослитиздат, 1947, т. 12, стр. 555).

В этом же письме М. Горький известил И. А. Груздева о том, что один том «Жизни Клима Самгина» им уже написан. 23 октября 1926 года М. Горький сообщал ему же: «Пишу же я роман, том второй, и больше ничего не могу писать» (Собр. соч., изд. 3-е, Гослитиздат, 1947, т. 12, стр. 555). Однако в издательство «Книга» первая часть романа была сдана, повидимому, в самом конце 1026 или в начале 1927 года. 21 марта 1927 года М. Горький писал П. М. Керженцеву: «Первый том романа отправил в Россию» (Архив А. М. Горького). В мае 1927 года М. Горький уже работал над корректурой берлинского издания «…Мне теперь приходится сидеть за корректурой романа, а из Берлина присылают лист в день, книга же л[истов] 25!» — сообщил он 25 мая 1927 года П. С. Когану (Архив А. М. Горького).

В одном из своих писем к Долмату Лутохину М. Горький писал в начале своей работы над «Жизнью Клима Самгина»: «Судить о Климе Самгине еще рано, он ведь только что «почат». Во всяком случае он не будет товарищем министра в кабинете Керенского — сила его честолюбия даже и для этого не,»статочна». В этом же письме М. Горький отнес Самгина к числу тех «контрреволюционеров по натуре», которые пытались помешать социалистической революции (Архив А. М. Горького).

Для зарубежной печати М. Горьким была написана в форме редакционного предисловия следующая заметка о «Жизни Клима Самгина»;

«В новом романе своем М. Горький поставил пред собою задачу изобразить с возможной полнотою сорок лет жизни России, от 80-х годов до 918-го. Роман должен иметь характер хроники, которая отметит все наиболее крупные события этих лет, особенно же годы царствования Николая 11-го. Действие романа — в Москве, Петербурге и провинции, в романе действуют представители всех классов. Автор предполагает дать ряд характеров русских революционеров, сектантов, людей деклассированных и т. д.

В центре романа — фигура «революционера поневоле», из страха пред неизбежной революцией — фигура человека, который чувствует себя «жертвой истории». Эту фигуру автор считает типичной. В романе много женщин, ряд маленьких личных драм, картины ходынской катастрофы, 9-е января 905 г. в Петербурге, Московское восстание и т. д. вплоть до наступления на Петербург ген. Юденича. Автор вводит в ряд эпизодически действующих лиц: царя Николая 11-го, Савву Морозова, некоторых художников, литераторов, что, по его мнению, и придает роману отчасти характер хроники» (Архив А. М. Горького).

Высказывания М. Горького о «Жизни Клима Самгина» имеются в его письмах к писателю С. Н. Сергееву-Ценскому, относящихся к 1927 году, когда первая часть романа только что вышла в свет. «В сущности, — писал М. Горький, — эта книга о невольниках жизни, о бунтаре поневоле…» (из письма от 16 августа. Архив А. М. Горького).

И немного позднее:

«Вы, конечно, верно поняли: Самгин — не герой» (из письма от 8 сентября 1927 года. Архив А. М. Горького).

В Архиве А. М. Горького сохранились две рукописи первой части романа, полностью охватывающие печатный текст. Одна из этих рукописей является черновой редакцией романа, включающей первую часть и начало второй. Она отличается от печатного текста и общим построением и разработкой некоторых образов. Многих эпизодов печатного текста в этой рукописи совсем нет, некоторые эпизоды рукописи не вошли в печатный текст, ряд эпизодов имеет существенно иную разработку. Сохранился также ряд черновых набросков, с некоторыми изменениями вошедших в последнюю редакцию.

Другая рукопись первой части романа — рукопись третьей редакции, как назвал ее автор, — представляет собою окончательный рукописный текст, который подвергался впоследствии некоторой правке в наборном экземпляре и в корректуре. В рукописи третьей редакции роман первоначально имел заглавие «История пустой души». В рукописи же это заглавие М. Горький вычеркнул, заменив его заглавием: «40 лет».

В газетах отрывки из романа печатались под заглавием «Сорок лет» и с подзаголовком: «(Трилогия). Часть 1. Жизнь Клима Самгина». В журнале «Красная новь» — под названием «Жизнь Клима Самгина» с подзаголовком: «Повесть»; в «Огоньке» — «Жизнь Клима Самгина» с подзаголовком: «Из романа «Сорок лет»; в альманахе «Круг» — под заглавием «Сорок лет». Окончательно название произведения было установлено в отдельном издании.

В Архиве А. М. Горького сохранился также правленный М. Горьким машинописный экземпляр 4-й главы первой части, послуживший оригиналом набора для газеты «Правда». Изменения, внесенные М. Горьким в эту машинопись, отражены только в публикации газеты «Правда» (23 июня — 15 июля 1927 года).

Принятое в печатном тексте деление первой части романа на главы установлено М. Горьким при работе над рукописью последней редакции.

Начиная с 1927 года, первая часть «Жизни Клима Самгина» включалась во все собрания сочинений.

Печатается по тексту двадцатого тома собрания сочинений в издании «Книга», сверенному с авторскими рукописями и авторизованными машинописями произведения (Архив А. М. Горького).

Рассказывая Спивак о выставке, о ярмарке, Клим Самгин почувствовал, что умиление, испытанное им, осталось только в памяти, но как чувство — исчезло. Он понимал, что говорит неинтересно. Его стесняло желание найти свою линию между неумеренными славословиями одних газет и ворчливым скептицизмом других, а кроме того, он боялся попасть в тон грубоватых и глумливых статеек Инокова.

Даже для Федосовой он с трудом находил те большие слова, которыми надеялся рассказать о ней, а когда произносил эти слова, слышал, что они звучат сухо, тускло. Но все-таки выходило как-то так, что наиболее сильное впечатление на выставке всероссийского труда вызвала у него кривобокая старушка. Ему было неловко вспомнить о надеждах, связанных с молодым человеком, который оставил б памяти его только виноватую улыбку.

— Ничтожный человек, министры толкали и тащили его куда им было нужно, как подростка, — сказал он и несколько удивился силе мстительного, личного чувства, которое вложил в эти слова.

Сидели в саду, в тени вишен, богато украшенных аметистовыми бусами ягод. Был вечер, удушливая жара предвещала грозу; в небе, цвета снятого молока, пенились сизоватые клочья облаков; тени скользили по саду, и было странно видеть, что листва неподвижна. Спивак, облокотясь о круглый стол, врытый в землю, сжимая щеки ладонями, следила за красненькой букашкой, бестолково ползавшей по столу. Муж ее, полуодетый, лежал на ковре, под окном, сухо покашливал и толкал взад-вперед детскую коляску, в коляске шевелился большеголовый ребенок, спокойно, темными глазами изучая небо.

— В таком же тоне, но еще более резко писал мне Иноков о царе, — сказала Спивак и усмехнулась: — Иноков пишет письма так, как будто в России только двое грамотных: он и я, а жандармы — не умеют читать.

Красненькая букашка подползла близко к Самгину, он сердитым щелчком сбросил ее со стола.

— И — что же? — спросила Спивак, подняв голову. — Говорили что-нибудь о Ходынке?

— О Ходынке? Нет. Я — не слышал ничего, — ответил Клим и, вспомнив, что он, думая о царе, ни единого раза не подумал о московской катастрофе, сказал с иронической усмешкой:

— Незлобивый народ забыл об этом. Даже Иноков, который любит говорить о неприятном, — забыл.

Пристально взглянув на Клима, Спивак хотела сказать что-то, но зачмокал ребенок, муж дернул ее за подол платья:

— Просит есть!

Она взяла сына, отвернулась и, давая ему грудь, проговорила почему-то в нос:

— Вот какой у меня серьезный сын! Не капризничает, углублен в себя, молча осваивает мир. Хороший!

А отец Спивак сообщил, рассматривая на свет пальцы руки своей:

— Он думает, что музыка спрятана в пальцах у меня, под ногтями.