Ему они не казались отличными от других. Конечно же, они были другими. С поверхности Земли созвездия были бы совершенно чужими. Но в космосе так много звезд становятся видимыми, что они образуют один сплошной хаос, во всяком случае для Даркингтона. Капитан Тершо указал ему с корабельного мостика, что у Млечного Пути совершенно иная форма: вон того наклона и этого выступа не было тут три биллиона лет тому назад. Для Даркингтона это были пустые слова. Он биолог и никогда не обращал особого внимания на астрономию. В первом оцепенении от потери и одиночества он не мог думать ни о чем, и точная форма Млечного Пути нимало не занимала его.
Корабль-разведчик по спирали направлялся все дальше. Теперь в поле его зрения попала Луна. В этой вечности, с тех пор как «Травелер» покинул родную планету, Луна отдалилась от Земли ненамного, как это было предсказано, поскольку перешеек Беринга исчез со всеми другими заметными местами, теперь она представляла собой только тусклую монету. Через корабельный телескоп она выглядела ничуть не хуже, чем всегда. Несколько новых гор, кратеров и морей, некоторая термическая эрозия знакомой поверхности, но Тершо мог идентифицировать многое из того, что он знал раньше. Полнейший абсурд, что Луна выдержала испытание временем, в то время как все остальное изменилось. Даже Солнце. При наблюдении за ним через затемненный экран солнечный диск выглядел набухшим и ослепительным. Возможно, не настолько сильно, выражаясь фигурально.
Земля пододвинулась немного ближе, насколько трение межпланетной пыли и газов могло удерживать ее в течение миллионов лет. Солнце само сделалось несколько больше и горячее, потому что ядерная реакция стала более интенсивной. Через три биллиона лет подобные вещи становятся заметными на космическом уровне. Для живого организма они могли стать концом света.
Даркинтон ругнулся про себя и сжал кулак так, что кожа натянулась. Он был худым человеком с длинным лицом и острыми чертами, его каштановые волосы блестели преждевременной сединой. Его память хранила воспоминания: шпили над четырехугольником Оксфорда; чудеса, которые он видел в микроскоп; морской парус, бьющийся на ветру Нантуке, разбрызгивающий морскую пену; крики чаек и колокольный церковный звон, перекрывающий их; товарищ, склонившийся над шахматной доской или поднимающий глиняную пивную кружку; леса, подернутые дымкой и в пламени бабьего лета, но всего этого уже больше нет. Шок прошел, сотня мужчин и женщин на борту «Травелера» могли снова работать, но родной дом был выдернут из их сердец, хотя шрам еще болел.
Фридерика Райз положила свою ладонь ему на руку и слегка погладила. Мышца за мышцей он расслабился до такого состояния, когда он мог криво улыбнуться ей в ответ.
— В конце концов, — сказала она, — мы знали, что будем в полете долгое время. Знали, что можем вообще не вернуться.
— Но мы же оставляли живую планету, — пробормотал он.
— Поэтому мы все еще сможем найти себе такую же, — объявил Сэм Куроки со своего кресла у панели управления, — Здесь не менее шести планет G-типа и всего-то в пятидесяти световых годах.
— Это все равно не одно и то же, — запротестовал Даркингтон.
— Нет, — сказала Фридерика. — Хотя в какой-то мере разве не все равно? Мы, последние люди во Вселенной, должны положить начало человеческой расе снова.
В ее манере разговора не было скромности. Из себя она внешне не представляла ничего особенного: решительная, откровенная, с прямыми соломенными волосами и слишком большим ртом. Но такие детали перестали иметь значение с тех пор, как корабль продолжительное время набирал скорость. У Фридерики Райз была храбрая душа, и она была квалифицированным инженером. Даркингтону необыкновенно повезло, что она выбрала именно его.
— Возможно, мы вовсе и не последние, — сказал Куроки. Его плоское лицо расплылось в обычной его ухмылке; он был чрезвычайно похож на расхрабрившегося воробья. — Должны же быть и другие колонии, поселенные где-то, ведь так? Конечно, к настоящему времени их потомки должны быть уже лысыми карликами, которые сидят в кружке и думают математическими формулами.
— Очень сомневаюсь, — вздохнул Даркингтон. — Если люди и выжили где-то еще в Галактике, разве тебе не приходило в голову, что они могли бы по крайней мере вернуться… и насадили бы здесь жизнь? На родной планете?
Он неуверенно вздохнул. Они перемалывали этот вопрос уже сотни раз, а может быть, и больше, пока «Травелер» облетал орбиту неузнаваемой Земли, но они не могли удержаться, чтобы не высказать очевидное снова и снова, так же как нельзя удержаться от того, чтобы не коснуться заживающей раны.
— Нет, я думаю, что война действительно имела место, после того как мы стартовали. Ситуация в мире была близка к взрыву.
«Именно поэтому-то и был построен «Травелер», и именно поэтому он и отправился в космос с такой поспешностью», — продолжал он думать про себя. Пятьдесят пар соревновались за то, чтобы поселиться на тау Цети II до того, как были выпущены реактивные снаряды. О да, официально это была научная команда, и один из больших фондов заплатил за это предприятие. Но на деле же, как все знали, была надежда на то, чтобы обеспечить сохранность части цивилизации, которая когда-нибудь вернется, чтобы помочь построить все заново. (Даже пан-Азия согласилась, что тотальная война отбросит историю назад на сотню лет, западные же правительства были менее оптимистичны.) В последние месяцы напряжение росло так стремительно, что не находилось времени на действительно тщательный осмотр и проверку привода поля. И поэтому новый и почти неизученный двигатель должен был пройти ряд проверочных полетов, прежде чем будет задействован на полную мощность.
Но… ну… в следующем году может быть слишком поздно. И исследовательский корабль должен был посетить ближайшие планеты, передвигаясь почти со скоростью света, и его команда испытала только несколько недель полета.
А почему бы и не «Травелер»?
— Тотальная война? — спросила Фридерика, как она уже часто спрашивала. — Война до тех пор, пока весь мир не будет сметен с лица Земли? Нет, я не могу в это поверить.
— Ну конечно же, не таким простым и явным образом, — уступил Даркингтон, — Возможно, война окончилась с номинальным победителем: но он был более разорен и опустошен, чем можно было предположить. Слишком истощен, чтобы предпринимать восстановительные работы или же даже для того, чтобы поддерживать те небольшие предприятия, которые сохранились. Очередная спираль назад к векам темноты.
— М-м-м, я не знаю, — возразил Куроки, — Вокруг столько механизмов. Роботов в особенности. Как те репродуцирующиеся, питающиеся от солнечной энергии, собирающие минералы из моря на плотах. И множество других самоподдерживающих агрегатов. Я не понимаю, почему на такой базе не оживить промышленность.
— Радиация должна быть повсюду, — отметил Даркингтон. — Ее длительное воздействие на экологию… О да, процесс может длиться столетия, по мере того как первые особи изменятся или вымрут, а затем и те, которые зависели от них, а потом еще и еще. Но как смогут люди, которые выжили, создать технологии, когда биологический мир рушится вокруг них? — Он встряхнулся и выпрямил спину, стыдясь того, что жалел себя минуту назад, приняв совершенно безразличный вид. — Это просто мои предположения. Я могу и ошибаться, но думаю, что это больше всего похоже на правду. Я полагаю, мы никогда ничего не узнаем наверняка.
Земля появилась в поле зрения. Планетарный диск все еще был окаймлен синевой, которая сгущалась, превращаясь в черноту. Облака также бежали кудрявыми овечками над блестящими океанами, они сверкали на фоне темноты рядом с границей, когда на них падал первый предрассветный луч. Земля была, как всегда, великолепна.
Но формы континентов были новые, пестрящие темными пятнами отражений на темной охре, там, где когда-то преобладали светло-зеленые и коричневые цвета. Не было и снегов на полюсах, уровень температуры морей находился в диапазоне от восьмидесяти до двухсот градусов по Фаренгейту. Свободного кислорода не осталось, атмосфера состояла из азота, его окислов, аммония, сульфида водорода, диоксида серы, углекислоты и паров. Спектроскопический анализ не обнаружил никаких следов хлорофилла или каких-нибудь других комплексных органических составляющих. Почвенное покрытие, тускло мерцающее среди облаков, было металлическим.