— А как насчет оживления после некоторого времени, проведенного в анабиозе? — спросил комментатор.
Докладчик покачал головой.
— Нет, сэр. Кроме громоздкого оборудования, проникающая радиация разрушит слишком многие клетки живого организма по пути. Мы едва ли сможем обеспечить защиту для основного оборудования, которое просто необходимо. — Он ослепительно улыбнулся. — Итак, у нас есть выбор. Или мы остаемся с нашими несовершенными экспериментальными кораблями, либо мы переходим к предлагаемой нами системе.
— Либо мы прекращаем эту благотворительную чепуху и тратим деньги на что-нибудь более полезное, — вставил комментатор.
Докладчик бросил на него хорошо отрепетированный взгляд болезненного терпения и ответил:
— Нужно или не нужно исследовать космическое пространство — это вопрос отдельный, и я с удовольствием поговорю с вами об этом позднее. И с вашего позволения давайте перейдем, не теряя времени, к механике этого процесса.
— Механика — очень точное слово, сэр, — сделал тонкий намек комментатор. — Превратить живые существа в роботов. А вовсе не так открывать Америку, как Колумб, не так ли? Хотя я с уверенностью могу сказать, что мыслители всегда отмечали, насколько сильно астронавты похожи на роботов… и будут походить.
— С вашего позволения, — повторил докладчик, — давайте оставим в покое оценочные суждения, кто говорит о том, чтобы делать из людей роботов? Мозг, трансплантированный в механизм? Послушайте! Если тело не может выжить в путешествии, почему же вы воображаете, что мозг в сосуде сможет? Нет, мы просто-напросто воспользуемся ультрасложной компьютерно-сенсорно-эффекторной системой.
— С человеческими мозгами.
— С психонейрозаписями человека, вмонтированными в них, сэр. Только и всего. — И самодовольно: — Конечно, это все чрезвычайно сложно. Запись индивидуума — это этакая сложная штука, что и вообразить-то ее невозможно, она скорее динамична, чем статична, наши математики называют ее «n»-пространственной. Нам придется разработать методы для сканирования ее без нанесения вреда самому объекту, перезаписи и трансформирования ее на различные матрицы, будет ли эта матрица фотонно-электронная или молекулярноорганическая. — Выдохнув, а потом напыщенно: — Только представьте себе выгоду просто тут, на Земле, при подобной возможности.
— Я не имею ни малейшего представления об этом, — сказал комментатор. — Вероятно, вы сможете вмонтировать копию моей личности куда-нибудь еще, но я-то останусь в своем собственном теле, не так ли?
— Это вряд ли будет точная ваша индивидуальность, — согласился докладчик. — Определенная матрица будет… гм… определять множество действий. Важно то, что с точки зрения исследований вне Солнечной системы, это даст нам машины, которые будут не только роботами, но и будут обладать такими человеческими качествами, как мотивация и самопрограммирование. И в то же время у них будут преимущества роботов. Например, их можно будет выключить на время перелета, им не придется переживать эти пустые годы полетов от планеты к планете, они достигнут новых планет в здравом уме.
— Интересно, будут ли они в здравом уме, если согласятся отправиться в полет. Но, послушайте, — бросил вызов комментатор, — если ваши машины, как вы воображаете, могут запрограммировать себя, чтобы стать снова людьми, если они настолько хороши, тогда почему бы им не создать искусственных людей из плоти и крови к концу полета?
— Только если этого потребуют обстоятельства, — сказал докладчик. — При некоторых условиях органические тела будут иметь преимущества. Узнать, обитаема ли планета — это самая очевидная возможность. Представьте, как ваше собственное тело заживляет раны. Во многих отношениях оно действительно сильнее, более выносливее, чем металл или пластик.
— Зачем же давать им тот же разум, — если можно так выразиться в этой связи, — тот же разум, что и у машин?
— Все дело в том, чтобы свести массу к минимуму. — Докладчик ухмыльнулся, довольный собственной сообразительностью.
— Мы знаем, что психонейронное сканирование будет слишком сложным и тонким процессом, чтобы его осуществить. Аппараты, которые будут снимать эти записи, монтировать их в андроиды, должны будут пользоваться предварительно подготовленными банками данных. Процесс во многом облегчится, если, конечно, не возникнет специальная необходимость, когда они воспользуются банками, которые уже существуют.
Он поднял вверх палец.
— Кроме того, наши психологи полагают, что это будет давать омолаживающий эффект. Я вряд ли осмелюсь назвать подобные отношения родственными, ха, ха, ха…
— Я бы тоже не осмелился, — сказал комментатор. — Я бы назвал их потусторонними или непотребными.
Когда мы вместе с Джоэлом наконец закончили трудиться нал химическим составом и когда — о, блаженное чувство удовлетворения! — мы транспортировали свои личности в спящие тела, для нас, по крайней мере, это было даже несколько большим удовольствием, чем заниматься любовью.
Джоэл и Мэри проводили медовый месяц, когда он поведал ей о своей мечте.
Астронавты и высококвалифицированные инженеры могли позволить себе поехать туда, где воздух и вода были чистыми, вместо стен росли деревья, а вместо звуков проезжающих автомобилей — пение птиц; товарищи по работе так от тебя далеко, что начинаешь питать к ним только добрые чувства. Несомненно, это было одной из причин, по которой перевыбирали политиков, которые беспокоились о космической программе.
В тот вечер на востоке над морем блестел золотой фонтан, который вдали отливал пурпуром, а потом рассыпался по песку белой молнией. Позади, на белом фоне, там где горел Юпитер, пальмы отбрасывали синие тени. Воздух был мягким, со смешанными ароматами соли и жасмина.
Они стояли, обнимая друг друга за талии, — ее голова склонилась к нему — и смотрели, как садится солнце. Но когда он сказал ей все, она отшатнулась от него, и он увидел ужас у нее в глазах.
— Эй, что не так, дорогая? — Он схватил ее за руки.
— Нет, — сказала она. — Ты не должен этого делать.
— Что? Почему же нет? Ты ведь тоже работаешь для этого!
Небесное сияние высветило ее слезы.
— Да, для того, чтобы кто-нибудь другой полетел. Это будет, как будто выиграл войну, обычную войну — триумф, когда чей-нибудь еще муж отправится за смертью. Только не ты, — умоляюще сказала она.
— Но… Боже праведный, — он натянуто засмеялся, — конечно же, мне такая судьба не уготована. Я найду удовлетворение в чем-нибудь другом. Положим, что выбрали мою кандидатуру, — что тогда я теряю? Только немножко времени под сканером, несколько клеток для хромосомного шаблона. Зачем беспокоиться о том, что полетит в космос?
— Я не знаю. Это будет, как будто… я никогда не думала об этом раньше, никогда не осознавала, что мой дом может постигнуть такая участь… — Она сглотнула, — Я полагаю… я думаю, что там будет Джоэл, запертый на всю оставшуюся жизнь внутри машины… а вот Джоэл во плоти, умирающий ужасной смертью или навсегда оставленный на необитаемой планете.
Наступило молчание, после чего он, помедлив, ответил:
— А почему бы вместо этого не подумать, что это — Джоэл, который рад рискнуть и получить за это награду, — он отпустил ее и сделал жест, указывая на небо, — ради того, чтобы попасть туда?
Она закусила губу.
— Он готов даже оставить свою жену.
— Я надеялся, что и ты сможешь поступить так же.
— Нет, я не выдержу этого. Я слишком… земная. Все это мне слишком дорого.
— Ты что же думаешь, что мне нет до этого дела? Или что мне нет дела до тебя? — Он привлек ее к себе.
Они были совсем одни. На траве над прибрежной полосой, они предались любви…
— В конце концов, — сказал он немного погодя, — этот вопрос не встанет так серьезно еще годы и годы.
«Я не приду в себя быстро. Невозможно просто так запихнуть человеческую жизнь в новое тело». Это была первая реальная мысль, которая возникла у меня, когда я выплывал из бездны, где эхом отдавались голоса, а потом медленно появился свет, образы, целые сцены: мое прикосновение к панели управления; отец, поднимающий меня и сажающий к себе на плечо, которое было так высоко, как будто паришь в небе; листья, плавающие в коричневой луже; волосы Мэри, щекочущие мой нос; мальчишка, стоящий на голове в школьном дворе; старт ракеты, звук и свет, которой потряс меня до мозга костей; мама, дающая мне свежевыпеченное имбирное печенье; мама, лежащая мертвой, и ее незнакомое лицо; и Мэри, держащая меня крепко за руку, Мэри, Мэри, Мэри.
