— Георг, — наконец решился я, — честь Германии, если хочешь знать, спас твой брат. Но таких героев или казнили, или они еще томятся где-нибудь в Бухенвальде или Дахау… Конечно, сейчас многие немцы начали понимать, почему пострадали их родные города… Вспомни Мюльгейм!..
В Мюльгейме у Оффенбаха некоторые смелые жители разоружили немецкий гарнизон. В последнее время таких сообщений стало все больше и больше. Но к «1212» они не имели никакого отношения!
Георг помрачнел. Он должен был переварить то, что услышал от нас. Трудно сказать, удалось ли нам в тот вечер переубедить его. Ведь его лозунг был: «Оставьте нас одних. Мы сами наведем порядок в своем доме!»
На следующее утро Георг вскочил в грузовик и уехал в Трир.
Но нам предстояло еще одно прощание, на этот раз с Клипом. Рано утром 26 апреля, когда я шел к зданию радиостанции, около меня остановился новенький джип. На его номере стояли таинственные буквы USSBS.
— Что это за фирма? — спросил я.
— Прежде всего прошу встать как следует! — оглушил меня Клип.
Клип стал офицером. На плечах у него блестели звездочки младшего лейтенанта.
— О'кей, сэр! — отдал я ему честь.
— Не старайся, — сказал он сухо. — Доллар от меня уже получили…
В американской армии бытует обычай, согласно которому вновь испеченный офицер дает доллар первому солдату, поприветствовавшему его.
Клип стал не только офицером. Его перевели во вновь созданную организацию USSBS — наблюдательную комиссию за результатами бомбардировок стратегической авиации.
— А зачем это нужно? — удивился я. — Сначала мы побьем их фарфор, а потом кому-то нужно будет пересчитать черепки, не так ли? Но вы и так все время этим занимались.
— Не совсем. Сейчас нам нужно точно установить промышленные мощности в каждой области. А это можно сделать только на месте. Например, вчера была большая бомбардировка, возможно, последняя в этой войне. 500 тяжелых ящиков! 5000 бомб — фугасных, зажигательных и фосфорных. Ну да ты и сам об этом слышал…
— Нет. Мы больше уже не работаем. Сегодня все пойдет по-новому, но я еще ничего не читал. Что же бомбили?…
Первая встреча американских и русских частей состоялась. Все, что осталось от великой Германии, было расколото на две части.
— Заводы Шкода!
— Что? В Пльзене?
— Бывшие, мой друг, бывшие! Со вчерашнего дня они принадлежат истории.
— Да, но… как это возможно? В течение пяти лет там производили военные материалы и ничего не случилось. А теперь за пять минут до конца, когда и так из Пльзена не выходит ни одного винта и война вот-вот кончится, зачем бомбить заводы Шкода?
Маленький поляк в новенькой форме лейтенанта начал меня успокаивать:
— Что ты так волнуешься? Ведь ты же не акционер этого завода? Так что какое тебе до этого дело!
Конечно, я не был акционером комбината Шкода, но то, что до войны эти заводы практически входили в концерн «Шнейдер-Крезо», знал каждый школьник. Все это казалось мне очень странным…
Мы пожали руки и договорились, как некогда бравый солдат Швейк, встретиться в шесть часов после войны в маленьком баре на Восьмой авеню в Нью-Йорке.
Взволнованный разговором с Клипом, я вошел в здание радиостанции. На моем письменном столе лежали последние сообщения. Клип сказал правду: заводы Шкода были уничтожены.
У меня появился вкус к моей новой работе. Я получал сводки с фронта и переводил их на немецкий. Но совсем другое дело были комментарии!
— Что я должен передавать? — спросил я своего временного начальника, молодого майора Годфрея.
— Что вы считаете правильным. Если цензору не понравится, он об этом скажет.
Это было что-то новое. Никаких конференций, никаких дискуссий, нет даже человека, который давал бы мне руководящие указания. Все приходилось делать самому.
Я просмотрел материалы. Мое внимание привлек репортаж одного английского журналиста о вчерашней встрече на Эльбе. Возможно, вот это все и драматизировать? Вот так, например:
«Диктор. Немецкий народ все еще пытаются убедить в том, что между союзниками можно вбить клин. Как далеки они от истины (рассказывает сообщение из Торгау на Эльбе, полученное от английского корреспондента).
Женский голос. Лейтенант Вильям Б. Робертсон на своем автомобиле в сопровождении капрала и двух солдат вышел к Эльбе. Вот как описывает встречу с первыми русскими капрал Макдональд…
Мужской голос. Часа в три мы пережили несколько тяжелых минут. Мы хотели попасть в Торгау, а попали под сильный огонь. Это был огонь русских, а они-то уж умеют стрелять! Мы подняли американский флаг.
Женский голос. И русские прекратили огонь?
Мужской голос. Они же не дети. Один военнопленный, который знал по-русски, начал им кричать. Русские прекратили огонь. К нам подошел русский лейтенант. Я спросил его: „Русский?“ Он спросил: „Американо?“ И мы бросились обниматься. Это было замечательно! Сначала мы обменялись своим недельным пайком. У нас были сигареты, у русских — шоколад…»
Дальше все шло гладко. Оставалось только перевести статью. Здесь было все: и атмосфера конца войны, и перспектива мира.
«Женский голос. Не раз я была свидетельницей подобных радостных встреч русских и американских солдат в Париже. Русские в своей защитной форме танцевали, пели, обнимали каждого американца. Все оживленно разговаривали друг с другом. Американцы не понимали ни слова по-русски, русские — по-английски, но это не мешало».
Я понес рукопись к цензору и стал ждать. В половине пятого позвонили из студии. Я объяснил, что еще не получил материал от цензора.
— Глупости! Ты же знаешь, что ему не нравится! Бегом! Через восемь минут будь на месте!..
Я ничего не понимал. Смысл этого дьявольского трюка стал ясен мне на следующий день.
Около полудня ко мне приехал курьер из Бад Наугейма и привез пластинку от Шонесси. Майор приказал передать ее вечером в эфир.
Это будет сенсация!
На пластинке был записан комментарий о сложившейся обстановке, написанный и прочитанный генерал-лейтенантом Куртом Дитмаром.
О судьбе самого генерала я немного слышал от Падовера, который его допрашивал.
Три дня назад генерал приказал перевезти себя через Эльбу. Он хотел руководить эвакуацией мирного населения к американцам.
Слова генерала для германского Генерального штаба были своеобразным алиби. Он говорил о том, что теперь все потеряно, война идет к концу, вермахт на этот раз (он так и сказал: «на этот раз») разбит, но разбит только потому, что Гитлер не послушался своих генералов. Майор Годфрей понимал мое состояние: мне казалось абсурдом, что американская радиостанция передает речь немецкого генерала, который защищает в ней германский Генеральный штаб. Однако приказ есть приказ!
Я немедленно послал телеграмму в Бад Наугейм: «Голос генерала Дитмара звучит как-то странно. Прошу разъяснений. Градец для майора Шонесси».
Шонесси не был лишен чувства юмора. Ответил он немедленно: «У генерал-лейтенанта Курта Дитмара вставная челюсть».
Но разве можно было допустить, что генерал фюрера не умеет правильно говорить? И что это вообще за голос? Ведь я не раз слушал генерала. Один военнопленный подтвердил мои сомнения: Дитмар никогда не читал своих комментариев сам. Голос, к которому немецкий народ привык за несколько лет, принадлежал капитану Бекеру из штаба генерала. Я послал новую телеграмму в Бад Наугейм: «Прошу сообщить местонахождение капитана Бекера. Только голос Бекера будет признан немцами за голос генерала Дитмара. Иначе немецкие радиослушатели примут комментарии за фальшивку».
Ответ Шонесси был коротким и выразительным: «Пошли вы к черту».
Значит, сегодня вечером не будет никакого Дитмара. Майор Годфрей подмигнул мне, спрашивая, есть ли что-нибудь взамен этого материала.
Материал у меня был. Мы сделали небольшую передачу об американском певце Поле Робсоне. В заключение Робсон исполнил несколько песенок на немецком языке, в том числе «Болотные солдаты».
