Володя взял остатки перца и положил в рот. Через 10—15 секунд язык и рот начало сильно жечь. Он плевался, втягивал воздух, надеясь получить облегчение, но ничего не помогало.

От обиды он готов был драться со своим коварным другом.

— У, чертов Формика! — ворчал Володя.

Юра только посмеивался и говорил:

— Наука требует жертв. Эксперимент — великое дело, он многому учит людей… Ну, не сердись, слушай. У тебя реакция от перца наступила быстро, а у подопытных птиц — крапивника и воробьев — прошла медленно. Это потому, что у них язык и полость рта частично ороговели, это и замедляет реакцию. Вкус у птиц слабо развит.

Друзья снова ушли в Юрин сарай. На этот раз они крепко уснули и спали до вечера.

На другой день они возобновили свои наблюдения. Гусеницы облепили многие ветки. День стоял пасмурный, но теплый, безветренный. Ребята сидели в кустах малины и разговаривали.

— Вот ты говоришь, Юра, — начал Володя, — что птицы, попробовав наших гусениц, испытывают жгучую боль и у них вырабатывается условный рефлекс — не есть черных гусениц. Так?

— Ну, конечно, так.

— Допустим. Но ведь гусеницы через каких-либо пять-шесть дней будут линять, и черная шкурка у них сменится на зеленую? Тогда как? Ведь условный-то рефлекс у птиц выработался на черный цвет.

Юра немного подумал, а потом сказал:

— Я где-то читал (теперь уже не помню где), что если птицы или звери имели какую-нибудь неприятность на определенном месте, то в дальнейшем это место не посещают. Понятно?

— Понятно-то понятно, — сказал задумчиво Володя. — Но как быть нашим гусеницам, если сейчас прилетят, скажем, другие птицы? Совсем не те, которые были в первый день. Они ведь всех гусениц съедят в каких-нибудь два-три дня!

Юра подумал и ответил:

— А ты разве забыл — на уроках зоологии нам говорили о том, что за каждой семьей закреплены те или иные места, тот или иной район? И если границы нарушаются, то идет жестокая борьба не на жизнь, а на смерть. Понятно?

— Понятно-то оно понятно, но мне кажется, что это было сказано относительно районов охоты у хищных птиц. Но допустим, что ты прав. А как быть нашим шелкопрядам, если подрастут молодые птенцы? Они-то ведь еще ничего не знают?

У Юры опять нашелся ответ:

— А разве ты не знаешь, что мелкие птицы не едят крупных гусениц? К тому времени наши гусеницы вырастут до размеров твоего пальца… А в общем поживем — увидим. Испытаем. Эксперимент — великое дело!..

И они продолжали экспериментировать, не покидая свой наблюдательный пункт.

Всем членам юннатского кружка очень понравилось изобретение Юры и Володи. Но, как метко сказал Толя Огородников, пришлось бы авансом скупить на спичечной фабрике все коробки, чтобы посадить в них шелкопрядов, — ведь их скоро будет 20—25 тысяч!

— И всю горчицу в магазинах! — добавил Володя Нарбеков.

— И весь перец, — поддержал Славик.

Вдоволь посмеявшись, ребята все-таки похвалили своих друзей — они решили, что здесь важно не то, насколько приемлема выдумка для практики, а то, что у Володи и Юры пытливый ум.

Однако ум умом, а проблема защиты гусениц от птиц стояла перед юннатами с прежней остротой. Выкормку своих питомцев мы решили проводить опять в природе. Не в городе, конечно, — иначе мы причиним огромный вред. Ведь сто штук шелковичных червей за сезон выкормки съедают четыре-пять килограммов листьев. А у нас не сто их, а во много раз больше, и, как сказал Гена Казенин, они реально требуют пищу каждый день.

Удивительно, как Гена вырос за два года в кружке. Давно ли был новичком-юннатом, а сейчас один из самых активных. Под прозвищем «Реальный» он известен всей школе.

— Значит, снова едем в лес, — решительно произнес староста кружка Рудик Куклин. — И будем жить там весь сезон: сети-то ведь придется охранять.

— Жить в лесу заманчиво, красота неописуемая. Но, кроме кормления шелкопрядов, придется кормить еще и комаров, — сострил Володя.

— Да тебе-то комаров нечего бояться! — ответил под общий смех Славик Ветошкин.

— Тихо! У меня новое предложение, — не обращая внимания на смех, проговорил Володя.

— Какое опять?

— Сети мы оставим в лесу, а сами будем жить-поживать в городе. Только изредка будем ходить на нашу ферму — проверять шелкопрядов.

— Ты в своем уме, Володька? Так мы запросто останемся без сетей! — возмутился Алик. Володя, не моргнув глазом, ответил:

— Все продумано. Чтобы сети не украли, мы обнесем их шнурком с флажками и напишем: «Пункт испытания зараженных гусениц».

— Тоже придумал! Пожалуй, не пришлось бы отвечать за твой «Пункт заражения», — уже не так решительно возразил Алик.

Ребята зашумели. Кто-то одобрял проект Володи, а кто-то возмущался:

— Таких зараженных насекомых американские империалисты сбрасывали с самолетов на Корею во время войны!

— Нет, братцы, это совсем другое дело, — сказал Володя. — У нас гусеницы-то будут незараженные. Мы только идем на маленькую хитрость.

Ребята горячо спорили до тех пор, пока я не прервал их:

— Володино предложение интересное, — сказал я. — О нем надо подумать.

Все заинтересовались и насторожились.

— Давайте флажки сделаем желтыми, — предложил я ребятам. — Желтый цвет — это цвет запрещения. А на листах фанеры напишем: «Стой! Опасно для жизни!» Эти слова напишем на русском языке. А ниже строчкой — на латинском языке: «Для жизни китайского дубового шелкопряда!» И далее тоже на латинском, так как этот язык является международным научным языком. Люди, прочитав слова на русском языке и увидев за сеткой множество червей, я думаю, дальше не двинутся. А привлечь нас к ответственности нельзя — на доске написано правильно, хотя и не по-русски… Но выиграем мы только при одном условии: держать все в секрете.

— О, вот здорово! — раздалось мне в ответ.

И вот через несколько дней наши кружковцы собрались на школьном дворе, готовые к отъезду.

Они навьючили на себя сети, шпагат, желтые флажки, два топора, чайник, фанерные доски с надписями, грену дубового шелкопряда. Проверив, все ли взято, отправились в путь.

Через несколько часов мы были на месте, среди молодого березняка и ивовых кустов.

Усталые и радостные, ребята стали снимать с себя поклажу. Потом сели на лужайку. Один Володя стоял, опутанный сетями. Развязать он их не мог, потому что узлы были за спиной. К Володе подошел Юра и ловко стал развязывать узел за узлом. Сети быстро сползла с Володиных плеч. Тот «заржал», изображая распряженную лошадь. Ребята засмеялись, а Юра, чтобы поддержать шутку, налил из фляги воды и, держа ее обеими руками, поднес ко рту Володи. Тот стал пить большими редкими глотками, потом попятился и фыркнул, обдав Юру с ног до головы мелкими брызгами.

Было много смеха и веселья.

Выбранное место представляло собой сухой бугор Длиной метров тридцать пять, шириной в два раза меньше. По сторонам участка — низкий и сырой покос. Кое-где глубокие ямы, напоминающие о заброшенной торфоразработке. Здесь довольно красиво. Всем очень понравились ямы, наполненные водой и поросшие рогозом с черными верхушками, — тем самым рогозом, который называют еще камышом.

Лагерь мы разбили далеко от дороги. Здесь было тихо и спокойно, только изредка пролетит спугнутый чибис или куличок. Чибисы делают крутые повороты и кричат свою неизменную песню:

— Чьи вы? Чьи вы?

А ребята в ответ смеются, отвечают:

— Мы из города Кирова! Юннаты тридцать восьмой школы!

Вскоре все шесть человек принялись за работу — стали укрывать участок сетями. Сделать это удалось нескоро. А после этого принялись за объявления.

Вбили вокруг участка колышки и натянули на них шпагат с желтыми флажками. С четырех сторон укрепили побеленные фанерные доски с надписями.

Это страшное предупреждение на русском языке выглядело так: