От едва заметной тоскливой нотки в его голосе Ванессе стало его даже жалко, но она вовремя спохватилась. Ради Бога! Этот человек – миллионер, у него есть все, что он пожелает, и еще хватает наглости жаловаться на то, что его жизнь не так хороша, как ему хотелось бы!

В мире полно людей, живущих в картонных коробках, а он жалуется на то, что у него слишком много домов!

– Это ужасно, – жестко ответила она, а он резко поднял голову и посмотрел на нее. – Безработный и бездомный. Неудивительно, что у вас депрессия. На вашем месте я бы покончила с собой.

– На моем месте у вас не было бы таких проблем, – после некоторого молчания заявил он многозначительно, и Ванесса занервничала. – Вы не из тех, кто с легкостью разрешает собственные проблемы, вы принадлежите к категории людей, которые тонут, потрясая оружием.

– Я не сторонник стрельбы, – натянуто произнесла она, смущенная тем, как точно определил он ее характер.

– У нас есть кое-что общее… помимо того, что оба живем в этом доме, не так ли? И законное владение здесь ни при чем. На самом деле дом из этого жилища сделали вы; вы возродили его к жизни и оставили на нем след своей личности.

Ванесса была ошеломлена тем, что ее собственническое чувство к этому дому замечено и даже стало предметом насмешек. Это было ее тайной, маленькой глупой причудой. И она стала все отрицать:

– Мне приятно видеть, как дом восстанавливается и приобретает прежнюю красоту, но я всего лишь смотритель, выполняющий ваши распоряжения.

– Учитывая, что я почти здесь не бываю, это ваше утверждение весьма спорно.

Ей хотелось бы сохранить между ними нейтралитет и подобающую дистанцию, и потому она уцепилась за возможность истолковать его слова как критику.

– Если вас не удовлетворяет моя работа…

– Я этого не говорил. Наоборот, я в восторге от того высокого уровня, с которым вы ведете непростые дела. Реставрация идет даже лучше, чем я себе представлял. Когда вы закончите перестилать постель, проведите меня по дому и все покажите.

Хотя ознакомить его с ходом работ, осуществленных в его отсутствие, было ее обязанностью и обычно она делала это охотно и с гордостью, Ванесса содрогнулась от перспективы провести с ним наедине еще хоть полчаса. Ведь она так взвинченна! К счастью, отговорка тут же нашлась:

– Я условилась с членами исторического общества, что они придут сегодня утром. Вы говорили, что не возражаете, если я им все покажу, а они в свою очередь предоставят нам возможность ознакомиться с их данными о доме. Можно они присоединятся к нам?

Это предложение восторга не вызвало.

– А мисс Фишер тоже будет?

– Да, конечно, – с невинным видом ответила Ванесса, уверенная, что пожилой даме, классическому образцу болтливой старой девы, очень понравился новый владелец Уайтфилда и если она узнает, что он приехал, то станет жутко надоедать.

Бенедикт поспешно произнес:

– В таком случае я покатаюсь пару часов на «дюзенберге». Вы проведете со мной экскурсию после ленча. Конечно, если это не нарушит ваши планы.

– Как вам угодно, сэр, – почтительно пробормотала она.

– Надеюсь, вы не сказали ей, что я здесь? – нахмурился мистер Сэвидж.

– Конечно, нет, сэр.

– Эта женщина прилипчива как банный лист.

– Действительно, сэр, – вежливо подтвердила Ванесса.

Глаза его сердито блеснули.

– Вы насмехаетесь надо мной, Флинн?

– Нет, сэр, – спокойно соврала она.

– Прекрасно, если так. Я многое могу вынести от своих служащих, в том числе и неподчинение, если они хорошие работники, но я не люблю, когда надо мной смеются.

Это было сказано столь холодным тоном, что Ванесса поняла: кажется, переборщила.

– Никто такого себе не позволяет, сэр, – заверила она серьезно.

Она давно заметила, что он мало смеется, и это утвердило ее во мнении о нем как о бесцветной личности. Хотя он и был порою добродушен, но непосредственностью не отличался. Вместо улыбки губы у него кривились в усмешке, в которой не ощущалось теплоты. Казалось, ничто не могло его удивить.

За исключением сегодняшнего утра, которое застало его врасплох. Результатом стала очевидная потеря его сверхъестественного самообладания. Интересно, сколько же этого самообладания он лишился прошлой ночью, когда был поражен намного больше? Ванесса нервно сглотнула и крепче прижала к себе простыни, которые стали свидетелями того, как она нарушила собственный кодекс поведения. Она опять запаниковала и всеми силами постаралась это скрыть. Ее вина наверняка написана у нее на лице!

К счастью, ее хозяин уже отвернулся и быстро провел ладонью по подбородку с тем же мальчишеским выражением, которое промелькнуло у него в библиотеке, и Ванесса поняла, что ему не терпится насладиться подарком.

– Надеюсь, ваши историки не появятся сию минуту, так что я успею побриться. Я, пожалуй, прокачусь к побережью или, может быть, даже доеду до Колвилла или Порт-Джексона, если захочется. Скажите миссис Райли, что я вернусь к ленчу в час. Думаю, к тому времени они уже уйдут.

– Я постараюсь, чтобы они ушли, сэр, – заверила Ванесса. К часу дня она тоже приведет свои мысли в порядок.

– Хорошо. – Бенедикт повернулся к двери, ведущей в ванную, и бросил ей через плечо:

– Да, между прочим, не заприте меня опять.

Она в ужасе замерла на пороге.

– Простите?

– Вы сделали это только что внизу. Вы заперли двери в библиотеке, когда я ходил посмотреть на машину. Мне пришлось обогнуть дом и стучать в парадную дверь, пока миссис Райли не впустила меня.

Ванесса молча вознесла молитву.

– Неужели? Я, должно быть, сделала это машинально. Прошу простить меня за причиненное неудобство, сэр. Такое больше не повторится.

Если только это в ее силах. Маловероятно, что обстоятельства, вынудившие ее к подобным действиям, повторятся.

– Ну вот, теперь с сыростью покончено, – удовлетворенно сказал Билл Джессоп, поднимаясь с колен перед каменной кладкой в метр высотой, идущей вдоль внутренней стены бывшей столовой для прислуги. – Все хорошо высохло, так что можете приглашать штукатура.

Ванесса тоже поднялась с колен и отряхнула РУКИ.

– Надеюсь, сырость больше нигде не выступит, – вздохнула она.

– Когда дому более ста лет, жаловаться особенно не приходится, – сказал каменщик. – Думаю, беда в том, что мастер, строивший его, не закончил работу.

– Жаль, что он стал жертвой золотой лихорадки, – пренебрежительно сказала Ванесса, так как сама никогда не стремилась к богатству. – Он утонул в затопленном прииске, а мог бы прожить долгую и обеспеченную жизнь.

– Может быть, его влекли приключения, а не само золото, – сказал Билл, крупный, крепкий мужчина, грубоватый на вид, как и материал, с которым он работал. – Или он убежал от кого-нибудь. Вы ведь рассказывали, что его жена проработала здесь кухаркой пару лет после его побега и слыла старой каргой.

– Еще бы не стать сварливой, когда тебя оставил муж, – едко заметила Ванесса. – Жизнь в колонии жестока для женщины, которую некому защитить. Уверена, что она предпочла бы иметь мужа, а не золото.

– Вы так думаете? А я считаю, что она была более практична. Как говорится, на золото купишь и честь, и любовь.

Ванесса обернулась и машинально одернула юбку, глядя, как ее хозяин пробирается между лестницами и досками, загромоздившими вход.

Бенедикт Сэвидж вернулся после поездки явно отдохнувшим: лицо раскраснелось от ветра, а его обычно скупые движения стали более размашистыми и напоминали о высокой скорости, выжатой из автомобиля. Пока она кормила его супом, он долго и утомительно описывал, какой мощной оказалась машина, затем уткнулся носом в журнал по архитектуре, не замечая, что уже ест салат, за которым последовали сыр и крекеры. Ванесса подождала, когда он уйдет из столовой, чтобы поговорить по телефону. Она убрала со стола, поздравив себя с тем, что он, кажется, забыл про экскурсию по дому. К забывчивому, невнимательному и поглощенному своими делами Бенедикту она привыкла.