– Какие хозяева? – крикнула женщина. – Чем тут хозяйствовать – пьянчугами этими.

Бабка Антониха лежала ни жива ни мертва.

«Что это? – думала она со страхом. – Или домовой с ведьмой говорят, или белая горячка начинается? Второе верней…»

– Но силы-то еще остались, – промолвил старик.

– И что? – спросила женщина.

– Можно тряхнуть стариной, показать, кто есть кто…

– Э, батюшка, не поздно ли?

– Не поздно, – сказал старик, – да и вообще: лучше поздно, чем никогда.

На этом разговор закончился. Антониха еще некоторое время лежала, обмирая и прислушиваясь, но все было тихо. Подождав с полчаса, она кое-как поднялась и на цыпочках прокралась к выключателю. Вспыхнул свет. В комнате было пусто.

Антониха недоуменно оглядела привычный разгром, потом полезла в шкаф, где у нее была припрятана четвертинка, достала ее, сделала прямо из горлышка изрядный глоток, неумело перекрестилась и снова улеглась на свою засаленную кровать.

На этом рассказ бабки оборвался. Собутыльники слушали старуху с интересом, переглядывались и косились на недопитую бутылку. После того как часть содержимого досталась и им, завязался оживленный разговор. Собеседники в один голос заявили, что без нечистой силы здесь не обошлось. Стали вспоминать различные истории и, перебивая друг друга, рассказывать их старухе – в надежде, что она раскошелится еще на одну бутылку. Так оно и случилось. Когда прикончили и ее, старуха понесла такую околесицу, что ее собутыльникам сделалось не по себе. Тоскливо глядя на ополоумевшую бабку, оба одновременно подумали, что у нее белая горячка.

Через некоторое время компания разошлась. Бабка поползла к себе домой, а ее новоявленные друзья – в свои норы. Было это в конце зимы. А где-то через неделю старуха Антониха, продолжившая пить беспробудно, не смогла добраться до родной кровати и замерзла мартовской ночью под грибочком на детской площадке в окружении огромных темных многоэтажных громадин. Никто особенно по ней не горевал, а в дворницкую вселилась разбитная, веселая молодуха. Рассказ старухи несколько раз был повторен ее собутыльниками в разных компаниях, но особого успеха не имел. Об этой истории тут же забыли. А зря…

Город, где происходило действие нашего повествования, возник, можно сказать, совершенно случайно. Году в шестидесятом геологи, бродя по окрестным лесам, наткнулись на богатые месторождения…

Чего?

Да так ли уж важно, чего? В народном хозяйстве все сгодится: хоть уран, хоть уголь, главное, что богатое. И хотя до областного центра было всего ничего, километров пятьдесят, места здешние были глухие и неизведанные. Кругом леса да болота, деревень почти нет, одним словом, глушь! Недолго думая, решили строить рядом с месторождением город.

У нас так: найдут месторождение, бац! – город; еще месторождение – еще город. Так и растут подобные города, как грибы в лесу: не поймешь только, полезные или ядовитые. Но как бы там ни было, город рос. Название ему дали красивое: Светлый.

До областного центра было недалеко, жилье в те времена строили быстро, деньги платили неплохие, и потянулся в Светлый пришлый народ со всех сторон. Беда только, места там были нехорошие. Болот слишком много, строить уж больно неудобно. Нельзя сказать, что строили на пустом месте. Имелась и деревушка со странноватым названием Лиходеевка. Да и то – какая деревушка, так, одно название. Стояло там всего несколько домишек, десятка не наберется. Да и домишки те были даже не прошлого, а, видать, позапрошлого века.

Кто в них жил, строители не интересовались. Первые дома выросли прямо возле дороги. Лиходеевку со всех сторон окружили каменные стены. Зажглись окна в домах, заорала музыка. Первостроители народ шумный: то пляшут, то дерутся. Первое время пытались наладить с деревенскими контакт. Особенно усердствовали молодые парни в надежде отыскать среди патриархальных хижин сельскую непосредственность. Но молодыми девками, судя по всему, там и не пахло. Сновали какие-то старухи, да и то редко. И еще одним приманивала деревня. На стройке был сухой закон, а что это за закон, который бы не хотелось нарушить?

– Не может такого быть, чтобы в этой чертовой Лиходеевке не гнали самогон! – орал высокий рыжий парень, вечно ходивший в застиранной гимнастерке, известный как Витька Сапер. – На сто процентов – гонят! Нюхом чую!

Он крутился возле домишек, пытался заговорить с редкими старухами, но все напрасно. Тогда отчаянный Сапер решился на вылазку, его неуверенно отговаривали, но втайне ожидали положительного результата. Пришел он под утро с вытаращенными глазами и навсегда удивленным лицом. Но спиртным от него не пахло. На многочисленные вопросы он отмалчивался и только блаженно улыбался. Это еще больше заинтересовало окружающих. Сапер был известен как говорун, скептик и сквернослов, а тут парня словно подменили. Он молчал или отвечал невпопад. Больше никуда ночью он не ходил, а лежал на кровати, уставившись в потолок, и его рыжие волосы стояли торчком, как наэлектризованные.

Лишь однажды он промолвил, ни к кому, собственно, не обращаясь:

– Бывают же на свете чудеса!

Вконец заинтригованные товарищи ловили каждое его слово.

Дня через три Витька попал под трактор. Лежа в луже крови, с раздавленными ногами, он смотрел на трясущегося, белого как снег тракториста и повторял:

– Спасибо, браток, спасибо.

Скоро он умер. Случай этот и вовсе отпугнул пришлый народ от деревни. Никто не понимал, в чем тут дело, но ноги сами бежали от проклятой деревни. О ней, казалось, забыли. Очень скоро все свободное место вдоль дороги было застроено. Стали искать новые подходящие площади. В нескольких километрах от деревни наткнулись на обширное ровное поле – идеальное место для строительства. Однако хотя проектировщики и произвели изыскательские работы, строить все не начинали. Не было коммуникаций, то да се…

Наконец проложили в вековом лесу несколько просек, и дело закипело.

На старое кладбище первыми наткнулись геологи. Они с любопытством походили среди диковинных обелисков. Заглянули в разрушенную часовню. Побывали здесь и проектировщики. Они нанесли кладбище на свои кроки и отметили в докладной записке, что при плановой застройке кладбище будет очень мешать и его, видимо, придется снести. Однако они упомянули, что захоронение старинное и не худо бы пригласить для консультации историков, что и было сделано.

Приехал молодой парень из областного краеведческого музея, задумчиво походил по кладбищу, пощелкал фотоаппаратом, а потом сообщил руководству стройки, что кладбище исторической ценности не представляет. С тем и уехал.

– К чертовой матери! – сказал главный инженер. Что и было исполнено. Подогнали бульдозер, и стальные ножи пошли бороздить вековые руины. Вмиг смели в сторону мраморные и гранитные обелиски, сровняли с землей часовню. Площадка была готова. На другой день приступили к закладке фундамента огромного двенадцатиэтажного многоподъездного дома, числившегося у строителей под номером 13. Вроде чего особенного – закладка фундамента, а к площадке сбежалась вся стройка. Каменщики, отделочники, монтажники – все столпились у края площадки в молчании, наблюдая за происходящим.

– Нехорошо могилки рушить, – громко сказала пожилая малярша, ни к кому конкретно не обращаясь. Приглушенный шумок пошел по рядам. И вот ковш экскаватора врезался в жирный кладбищенский чернозем. Общий вздох пронесся между людьми.

Почему?

Ведь большинство из них не верило ни в бога, ни в черта. Да и ни у кого не лежали в этих могилах не только родственники, а и отдаленные предки. Однако человек остается человеком. Нельзя спокойно смотреть, как сносятся церкви, рушатся памятники, разрываются могилы.

Первые ковши были наполнены обычной землей, потом земля пошла вперемешку с трухлявыми досками, обрывками ткани и костями. Костей было много, значительно больше, чем предполагалось. Видимо, кладбище было очень древнее, и захоронения наслаивались одно на другое. Кости сыпались из ковша черно-желтым дождем, и многим стало не по себе. Один череп отлетел далеко в сторону и подкатился к самым ногам прораба, стоящего впереди всех. Его пустые глазницы смотрели на людей зловеще и печально.