— Но вы неправильно истолковали данные нам сегодня знаки.

На этот раз только молчание встретило его слова. Он овладел аудиторией.

— Если бы боги не одобряли лорда-правителя, — продолжал Джоквин, — они также легко уничтожили бы его дворец, как уничтожили четыре храма. Боги недовольны, не лордом-правителем и его действиями. Некоторые ученые хотели расколоть храмы на отдельные группы, чтобы каждая группа поклонялась одному богу. Это и только это — причина гнева богов.

Послышались крики:

— Твой храм тоже уничтожен!

Джоквин колебался. Ему совсем не хотелось становиться мучеником. Он видел два письма Олдина — в два храма, не подчинившиеся его приказу — и лично уничтожил их. Теперь он не знал, как ему использовать то, что чисто механическое соединение божественного вещества производит взрыв. Но одно было несомненно. Боги не возражают против того, чтобы всем четверым поклонялись в одном храме. И поскольку только сохранение существующего положения оставляло храмы сильными, возможно, именно так боги выразили свое отношение.

Джоквин понимал, что его рассуждение — софизм. Но сейчас не время для утраты веры. Он опустил голову.

— Друзья, — покорно сказал он. — Каюсь, я был среди тех, кто отстаивал раздельное поклонение. Мне казалось, что боги будут приветствовать, если каждому из них будут поклоняться в отдельном храме, Я ошибался.

Он полуобернулся ко дворцу, где его слушал гораздо более могущественный человек, чем вся эта толпа.

— Я знаю, что всякий, кто подобно мне верит в сепаратистскую ересь, отныне убежден, что только вместе можно поклоняться четырем богам. А теперь, чтобы не было больших неприятностей, идите по домам. — Он повернулся и медленно ушел во дворец.

Лорд-правитель был человеком, признающим неизбежное.

Остается один нерешенный вопрос, — сказал он позже. — Какова истинная причина, по которой ты хочешь сохранить жизнь ребенку моей невестки?

Джоквин просто ответил:

— Я давно хотел посмотреть, что произойдет, если ребенку богов дать нормальное обучение и воспитание.

И все. Но этого было довольно. Лорд-правитель медленно кивнул.

Еще ребенком Клэйн постоянно чувствовал: «Я никому не нужен. Меня никто не любит».

Рабыни, ухаживающие за ним, переняли отвращение его родителей. Они прекрасно видели, что отец и мать редко навещают новорожденного. Бывало часами маленький мутант оставался один. А когда ребенка обнаруживали плачущим в мокрых грязных пеленках, мало кто был к нему терпим и снисходителен.

Руки, способные на нежность, грубели, прикасаясь к нему, И тысячи случаев грубого обращения сообщались с мышцами и нервами, становясь частью привычного восприятия окружающего. Он приучался раболепствовать.

Странно, но когда слова начали приобретать смысл, в условиях его жизни наступило некоторое изменение. Клэйн вполне невинно обронил несколько слов, из которых Джоквин заключил, что рабы не выполняют его приказов. Несколько вопросов при каждом посещении прояснили картину, и рабы тут же поняли, что неразумные действия несут за собой наказания кнутом. Мужчины и женщины узнали, что когда ребенок становится старше, он может рассказать о том обращении, которому подвергается.

Однако способность ребенка понимать имела и свои неприятные последствия. В возрасте между тремя и семью годами Клэйн понял, что он не такой, как другие. Между четырьмя и шестью его рассудок терпел ужасные удары, а стареющий ученый каждый раз старался ликвидировать их последствия. Вскоре однако Джоквин понял, что если он хочет спасти рассудок мальчика, нужны более решительные действия.

— Это все другие дети, — сказал однажды Джоквин, белый от гнева, лорду-правителю. — Они мучают. Они стыдят его. И сводят на нет все, что я делаю.

Линн Линнский с любопытством смотрел на него.

— Но я тоже стыжусь его, стыжусь самой мысли, что у меня есть такой внук. — И он добавил. — Боюсь, Джоквин, твой эксперимент не удался.

Теперь Джоквин с любопытством смотрел на правителя. За шесть лет, прошедших со дня храмового кризиса, он научился по-новому смотреть на лорда-правителя. Ему пришло в голову, что перед ним величайший гражданский администратор с легендарных времен. Иногда сквозь спокойную внешность, с которой лорд-правитель смотрел на мир, проглядывала его главная цель — объединение империи. Перед Джоквином был человек, достигший почти полной объективности во взгляде на мир. Если Клэйн будет спасен, то только с помощью лорда-правителя. Лорд понял, что посещение Джоквина имеет особую цель. Он угрюмо улыбнулся.

— Что же я должен сделать? Отослать в провинцию, где он вырос бы в изоляции и окруженный рабами?

— Это было бы смертельно, — ответил Джоквин. — Нормальные рабы презирают мутантов так же, как свободные рыцари и патроны. Борьба за разум должна вестись здесь, в городе.

Правитель нетерпеливо ответил:

— Ну что ж, забирай его в храм и делай там с ним, что хочешь.

— Храмы полны шумных посвященных и младших, — ответил Джоквин.

Лорд-правитель сердито посмотрел на него. Он медлил, это значило, что Джоквину трудно будет получить согласие.

— Боюсь, старик, — серьезно сказал правитель, — что ты в этом вопросе не проявляешь разумности. Мальчишка похож на оранжерейное растение. Нельзя из детей выращивать мужчин таким путем. Они должны выдерживать тяготы существования еще в молодости.

— Но ведь ваши дворцы как раз и есть такие теплицы, где молодые люди растут, не зная тягот существования, — ответил Джоквин.

Старый ученый махнул рукой в сторону дворца, который выходил на столицу. Правитель улыбнулся, признав правоту сравнения.

— Скажи, чего ты хочешь? Если можно, это будет сделано.

Джоквин не колебался. Он коротко заявил, что во дворце у Клэйна должно быть убежище. Святыня, куда другие дети не смели бы входить под страхом сурового наказания.

— Вы здесь, во дворце, выращиваете всех своих внуков, — говорил Джоквин. — И вдобавок несколько десятков других детей — сыновей заложников, союзных вождей и патронов. Против этой толпы нормальных детей, грубых и бесчувственных, как все мальчики, Клэйн совершенно беззащитен. Они все спят в одной спальне, поэтому у него нет убежища даже в своей комнате. Пусть ест и спит по-прежнему с остальными, но у него должно быть место, где его не смогут преследовать.

Джоквин замолчал, лишившись дыхания. Голос был уже не тот. Да он и понимал, насколько необычна его просьба. Он просил, чтобы на высокомерных, гордых маленьких людей, из которых в будущем вырастут руководители Линна — патроны, генералы, вожди и даже лорды-правители — чтобы на них было наложено ограничение. И чего ради? Чтобы бедный мутант мог показать, есть ли у него разум?

Джоквин видел, что лорд-правитель хмурится. Сердце его сжалось. Но он неверно понял причину сердитого выражения. В действительности он не мог бы выбрать для своей просьбы более подходящего времени. Накануне, гуляя по саду, лорд-правитель обнаружил, что его преследует непочтительно ржущая группа мальчишек. Такое случалось уже не впервые, и именно это воспоминание заставило его нахмуриться.

Он решительно поднял голову и сказал:

— Этим юным негодяям необходима дисциплина. Небольшое ограничение пойдет им на пользу. Строй свое убежище, Джоквин. И я поддержу тебя.

Дворец правителя размещался на капитолийском холме. Поверхность холма была искусно преобразована. Всю ее заняли террасы с садами и кустарниками, так что старики, такие как Джоквин, почти не узнавали прежнего холма.

В западном углу территории дворца находилась голая скала на возвышении. Чтобы добраться до нее, нужно было пройти узкой тропой по крутому склону, и затем подняться по вырубленным в скале ступеням.

Скала оставалась голой, пока ею не занялся Джоквин. Под его руководством рабы быстро нанесли почву, садовники насадили кусты, траву и цветы, чтобы была защита от горячего солнца, приятная зелень, на которой можно было полежать, и прекрасный вид. Была поставлена прочная ограда поперек тропы, а у ворот солдат, свободный, шести футов шести дюймов ростом и с соответственно с мощной фигурой. Этот солдат был выбран еще и потому, что четыре года назад его жена тоже родила ребенка богов. Солдат оказался веселым добродушным парнем, который не давал самым настойчивым мальчикам прохода, просто загораживая своим телом ворота.