Людям, которые начали подозревать, что любимая женщина им изменяет;

Людям, которые начали подозревать, что любимая лошадь захромала;

Людям, которые накануне объелись за обедом;

Людям, которые накануне дурно спали;

Людям, у которых только что начался насморк;

Людям, которые вечно страдают от невралгии;

Наконец, всем людям, которые иногда или постоянно хмурятся из-за страданий и забот, из-за унижений, волнений и недугов.

В гостеприимных стенах клуба все эти мелкие невзгоды светской жизни никому не смогут помешать; стоны и жалобы страдальцев потонут в общем хоре речей пустых и ничтожных. Оказавшись в обществе людей, которые не знают вашего горя, а если бы и знали, все равно не стали бы ему сострадать, утешаешься очень быстро. Прежде люди делились своими невзгодами с домашними и, разделяя дурное настроение с ближним, помимо воли его продлевали; видя, как жена, сестра, мать тревожится о нем, человек проникался уважением к собственной беде; он не смел сразу забыть о ней из опасения показаться легкомысленным; теперь другое дело; вы не в духе, вы больны, вы невыносимы — ступайте в клуб… Да здравствуют клубы! Они служат не только приютом для мужчин в дурном расположении духа, но и притоном для юношей, получивших дурное воспитание. Люди слабые пребывают во власти предрассудка, который заслуживает если не уважения, то снисхождения; назовем его поклонением грубости. Мужчины воображают, будто грубость и есть сила, и почитают своим долгом несколько раз на дню разражаться бранью, чтобы доказать самим себе свою мощь. Брань — это рев тех милых попугаев, которые присвоили сами себе звание львов. Признайтесь, что этих самозваных хищников разумно содержать в помещении хорошо отапливаемом и тщательно охраняемом, где они могут во всякое время дня рычать и браниться, подобно Вер-Веру[611], без опаски и без острастки. Это их успокаивает; они выказали свою силу, убедились, что при желании могут быть резкими и грубыми: значит, в другой раз они смогут позволить себе быть кроткими и учтивыми. Но, возразят нам, для этого они должны покинуть свои проклятые клубы, а они ведь проводят там дни и ночи. — Тем лучше! Однажды нам довелось слышать беседу нескольких корифеев некоего клуба, и смеем вас заверить, что наши салоны ничего не потеряли от того, что эти мастера демонстрируют свое искусство вдали от нас.

Умные люди умеют извлекать из существования клубов множество преимуществ; они проводят там несколько часов, узнают о происшествиях, собирают слухи; вдобавок этот благословенный приют служит оправданием для всего на свете; он предоставляет светским людям готовый ответ на любой вопрос, ложь, предусмотрительно заложенную заранее и поджидающую у ворот… — Куда вы? — В клуб. — Откуда вы? — Из клуба. — Что вы делали вчера вечером? — Был в клубе. — Где вы завтра обедаете? — В клубе… Иначе говоря, клубы, о которых рассказывают столько гадостей, собирают людей докучных, привлекают скучающих и раскабаляют любезных!.. А вы, сударыни, ропщете на клубы! Признайтесь, что вы неправы. Мы, в отличие от вас, убеждены, что роптать тут не на что; клубы забрали у света то, что свет и сам охотно бы отдал, только и всего.

Огюст Пюжен. Вандомская колонна.

Жан-Анри Марле. Бальный вечер.

Качество беседы зависит от трех вещей: опытности собеседников, согласия умов и порядка расстановки мебели в салоне. Под порядком расстановки мебели мы подразумеваем полный беспорядок в ее расстановке. Увлекательная беседа ни за что не завяжется в салоне, где строго соблюдены законы симметрии. Как же в таком случае, спросят нас, отцам нашим удавалось быть остроумными, если посреди большой гостиной наших матерей царил скучный мраморный стол с почтенным чайным прибором из фарфора? — Ответ не заставит себя ждать: отцы наши были остроумны не дома, в больших гостиных своих больших особняков; они выказывали остроумие лишь в маленьких гостиных своих маленьких загородных домов, куда отправлялись развлекаться, нести вздор и разбивать тарелки, мстя проклятому фарфору, который им до смерти надоедал и отбивал у них всякий вкус к беседе. В наши дни еще можно отыскать гостиные, обставленные по старинной моде: посетители там получают свою порцию скуки с соблюдением всех законов благопристойности. Поскольку в этих гостиных царит строгий порядок и стулья расставлены симметрически, выходит, что женщины там сидят все вместе, а мужчины, не смея придвинуть стулья, расставленные вдоль стен, предпочитают оставаться на ногах и вести споры друг с другом; меж тем если спорить можно и стоя, то беседовать — только сидя[612]. Соблазнительно объяснить такой разлад тем, что эти мужчины не знакомы с этими женщинами; тем, что первые чересчур серьезны, а вторые чересчур легкомысленны; наконец, тем, что им нечего сказать друг другу… Ничего подобного, все дело в том, что кресла и стулья расставлены плохо или, точнее, слишком хорошо.

Расставляя мебель в гостиной, берите пример с английского сада, где мнимый беспорядок вовсе не следствие случайности, но плод высочайшего искусства, результат действий строго продуманных; не превращайте вашу гостиную в партер французского сада; стулья и диваны должны быть расставлены свободно — точно так же, как свободно посажены кусты и деревья в саду английском. В салонах, где мебель расставлена симметрически, начало вечера проходит в смертельной скуке; до тех пор, пока стулья стоят на своих местах, беседа едва тлеет; лишь к концу вечера, когда симметрия все-таки нарушается, когда потребности общения одерживают победу над строгим порядком, завязывается настоящий разговор, доставляющий собеседникам радость. Но в эту самую минуту наступает пора прощаться. Знаете ли вы, как вам следует поступить после ухода гостей? Изучите осмысленный беспорядок, в который они привели ваш салон; стулья и кресла остались в тех местах, которые более всего благоприятствуют беседе; кажется, что они сами продолжают вести какой-то увлекательный разговор. Ни в коем случае их не переставляйте; поблагодарите мудрый случай и сделайте беспорядок этого вечера порядком всех последующих дней. Поверьте, так будет лучше, и когда к вам в следующий раз придут гости, они начнут веселиться на три часа раньше. Это уже неплохо, но этого недостаточно. Хорошие говоруны ненавидят праздность. Люди острого ума ни на что не способны до тех пор, пока продолжают с церемонным видом держать в руке шляпу; в отличие от людей простодушных, они не умеют управляться с ней во время разговора — не умеют ни растерянно крутить и вертеть ее, как крестьяне, ни смущенно разглаживать, как школьники; им потребны вещи подороже: английские флаконы, турецкие курильницы, бонбоньерки саксонского фарфора, золотые цепочки, золотые кости, золотые ножницы… Да-да, именно это: ножницы, перочинные ножи, кинжалы; люди острого ума обожают холодное оружие!.. Вооруженные, они обретают весь свой ум и становятся очень опасны. Как ни занят политик, как ни много у него дел, он часы напролет будет болтать, смеяться и рассуждать вам на радость, если у вас достанет ловкости подложить ему перочинный ножик или ножницы; ничто так сильно не вдохновляет наших государственных мужей. Шутка, близкая к правде: чем больше пустяков будет в вашем салоне, тем меньше их окажется в разговоре.

Есть и еще одна вещь, о которой следует помнить: если вы хотите, чтобы в вашем салоне завязалась интересная беседа, не прилагайте к этому никаких усилий. Боже, как скучны те люди, которые почитают сами себя блестящими говорунами и выставляют напоказ собственное искусство; которые гордо думают: «Вот как прекрасно я веду беседу!»; которые произносят бесконечные монологи, а на тех, кто их перебивает, смотрят с ненавистью и презрением, как бы говоря: «Фи! Вы не знаете, что такое настоящая беседа!» Заранее обдуманная беседа приятной не бывает. В гостиной собрались добрые друзья; завязывается разговор ни о чем; каждый говорит без затей все, что приходит ему в голову; одни — люди серьезные, другие — сумасброды; одни стары, другие молоды; одни глубокомысленны, другие простодушны; некая дама задает коварный вопрос, некий господин дает на него язвительный ответ; энтузиаст делится бурными восторгами, скептик отвечает суровой критикой; сплетня прерывает спор, эпиграмма его возобновляет, страстное похвальное слово подливает масла в огонь… дурацкая шутка примиряет всех спорящих. Время пролетает незаметно, и вот уже пора расставаться; все довольны, каждый внес свою лепту в разговор и, к собственному удивлению, имел успех. Собеседники обменялись идеями, выслушали новый анекдот, узнали интересные известия; уходя, они продолжают смеяться над нелепой идеей чудака, улыбаться прелестной наивности молодой женщины и похвальному упорству старого ученого; вот и получается, что, хотя никто из этих людей не готовился к беседе и не обдумывал ее, она удалась на славу.