По выходе присяжного поверенного Александрова, защитника на суде Веры Засулич, толпа подхватила его на руки и пронесла некоторое пространство при громких криках: «Ура! Браво Александров!»— по Литейному проспекту, но затем, по восклицанию кого-то, что из суда выходит Засулич, бросила присяжного поверенного и быстро направилась на Шпалерную к подъезду окружного суда.

Затем, узнав, вероятно, что Засулич выйдет из ворот дома предварительного заключения, толпа перекочевала к этому зданию и выжидала появления оправданной.

В восьмом часу Засулич вышла из ворот тюрьмы, ее подхватили на руки и с громкими криками понесли на Литейный проспект.

В это же время на Шпалерную из здания суда выходили 20 жандармов, с тем, чтобы отправиться домой. Полковник Дворжицкий приказал им заградить выход со Шпалерной на Литейную, что те к исполнили; не пропущенная на Литейную толпа повернула назад к пошла по Шпалерной. Полковник Дворжицкий приказал достать для Засулич карету, которая и была взята околодочным надзирателем у церкви Всех Скорбящих. В нее сели Засулич и еще какая-то женщина, а затем и какой-то пожилой мужчина.

После этого толпа окружила карету, около которой находился полковник Дворжицкий, и с громкими криками: «Ура! Ура!» — провожала ее по Шпалерной и Воскресенскому проспекту. Остальные чины полиции, которых было немного, шли поодиночке в толпе. Жандармы же под начальством своего офицера Лесника шли во фронте домой, по свободному тротуару по Воскресенскому проспекту.

Когда Засулич садилась в карету, то полицеймейстер Дворжицкий услыхал, что ее хотят провожать по Невскому на Адмиралтейскую площадь и набережную, и заявил, что этого не допустит. Тогда ему сказали, что проводят Засулич до Рижского проспекта, где ее ждут. Тем не менее около Захарьевской толпа хотела повернуть вновь к Литейному проспекту, но подчинилась распоряжению полиции и пошла далее по Воскресенскому. На углу Фурштадтской полковнику Дворжицкому не удалось удержать толпу, и она повернула в эту улицу, увлекая за собою и экипаж Засулич.

Тогда полковник Дворжицкий приказал жандармам, шедшим за толпою, преградить путь по Фурштадтской, что и было исполнено. Недалеко от угла, на котором остановилась толпа, стояла карета, запряженная парою вороных лошадей, ожидавшая выхода из дома гр. Шуленбурга владельца своего генерала Веймарна.

Это обстоятельство дало повод некоторым из толпы распространять слух, что Засулич хотят пересадить в заранее подготовленную полицией карету с тем, чтобы ее арестовать. Толпа начала волноваться и распрягать из экипажа Засулич лошадей. Полковник Дворжицкий уговаривал молодежь успокоиться, уверял, что никто Засулич арестовывать не хочет, и просил отпустить ее карету спокойно продолжать путь.

В это время к дверцам кареты Засулич подошел Сидорацкий и взялся уже за ручку, полковник Дворжицкий остановил его и, называя по фамилии, просил уйти. Сидорацкий вошел в толпу. Переговоры полковника Дворжицкого с толпою продолжались, он стоял у дверцы со стороны дома Шуленбурга; около лошадей находился пристав, а недалеко от полицеймейстера около задних колес кареты — жандарм Микулин. В это время никаких беспорядков производимо не было и полиция только сдерживала напор толпы, не давая ей двинуться на Литейный проспект. Большинство жандармов находилось с противоположной от дома Шуленбурга стороны Фурштадтской, около дома Елисеева.

Вдруг один за другим с угла дома Шуленбурга раздаются два последовательных выстрела, толпа в смятении кидается на Воскресенский проспект, а освобожденная ею в эту минуту карета Засулич, погоняемая полицеймейстером и приставом, направляется к Литейному проспекту.

Первый выстрел был направлен в голову жандарма Микулина, но пуля попала в каску, разбила арматуру, вогнула кожу колпака и засела под медною лапкою. Второй — ранил в правую руку, выше локтя, слушательницу медицинских курсов Рафаилову, которая перенесена была тогда же в дом Елисеева к доктору Чудновскому, у которого в квартире и была произведена операция вынутия пули у раненой профессором хирургии Богдановским.

Когда толпа после первых двух выстрелов разбежалась в разные стороны, причем некоторые лица кричали: «Жандармы стреляют», а полковник Дворжицкий громко заявил: «Вы своих же бьете», раздался третий выстрел, которого, однако, с описанного места на Фурштадтской слышать было нельзя. Этим выстрелом из револьвера покончил с собой бежавший с толпою по Воскресенскому проспекту дворянин Григорий Сидорацкий, застрелившийся на глазах у свидетелей, шагах в 20 от угла дома Шуленбурга на Воскресенском проспекте.

Мотивы этого самоубийства очевидны из дела. Григорий Сидорацкий был в этот день еще до окончания процесса в ненормальном возбужденном состоянии, вскрытие черепа Сидорацкого до известной степени подтверждает означенное выше указание, так как мозговая оболочка оказалась «многокровною»; оба выстрела, произведенные им, не только не привели к убийству или поранению жандарма или чинов полиции, против которых, очевидно, были направлены, но, напротив того, второй из них нанес повреждение женщине, принадлежащей, как и Сидорацкий, к среде учащейся молодежи. Притом в ту минуту Сидорацкий не мог знать даже тяжести нанесенного им повреждения, так как Рафаилова упала, и он легко мог думать, что убил ее. Между тем безвредность выстрела, произведенного им в жандарма, была очевидна, так как солдат остался на ногах. Наконец, в то время, как Сидорацкий бежал, забыв, вероятно, спрятать в карман револьвер, толпа расступилась перед ним, крича: «Вот кто стрелял, держите его!» Спастись было невозможно, так как впереди выбежавшего Сидорацкого, на узком тротуаре, столпилась и не могла тронуться с места придавленная к выступавшей решетке лабаза толпа людей, бежавших после выстрелов.

Других, кроме означенных трех, выстрелов никто не слыхал, и положительных в этом отношении указаний дознанием и следствием, несмотря на спрос многих лиц, не собрано.

Все три пули, вынутые из каски, руки Рафаиловой и черепа Сидорацкого, оказались схожими между собою и с десятью зарядами, взятыми из кармана пальто убитого. Те три пули, по удостоверению экспертов, выпущены из револьвера, взятого около покойного Сидорацкого.

Врач, производивший вскрытие, признал по несомненным признакам, что Сидорацкий умер от выстрела, произведенного в правый висок, а направление пули снизу вверх и показание свидетелей Владимирова и Петрова устраняют всякое сомнение в отношении того, что Сидорацкий самоубийца.

Все заряды, выданные 20 нижним чинам жандармского дивизиона, были возвращены ими полностью по прибытии в казармы.

Справка

К дознанию по настоящему делу было привлечено несколько лиц, преимущественно из учащейся молодежи, но все они за недостатком улик освобождены от всякой ответственности, за исключением сына купца Иннокентия Пьянкова, который ввиду прежней его крайне вредной антиправительственной деятельности был выслан административным порядком в Архангельскую губернию.

Затем, 5 апреля, толпа молодежи, преимущественно студентов и студенток, в числе около 300 человек, собравшись во Владимирскую церковь, отслужила панихиду по самоубийце Сидорацком. Во время богослужения порядок не был нарушен, но по окончании службы молодежь, выйдя из церкви на паперть, сплотилась в массу, причем студент ветеринарного отделения Медико-хирургической академии Николай Лопатин произнес речь возмутительного содержания. Смысл речи заключался в том, что молодежь, собравшаяся отдать последний долг Сидорацкому, убитому жандармами, считает своим долгом высказать благодарность суду, оправдавшему Засулич, которую правительство хотело преследовать судебным порядком, но само же получило отличную пощечину, что все сочувствующие безвинной смерти Сидорацкого должны всегда быть готовые бить полицию и жандармов.

После этих преступных слов присутствовавшие пропели «Вечная память» и с криками: «Да здравствует суд присяжных!» — толпою отправились вдоль Литейного проспекта до здания окружного суда, где разошлись в разные стороны.