— Дедушка, дай хлебца!.. Большой-пребольшой кусок!

Счастливые дни! В рабочее время отовсюду на ферме доносились песни. По вечерам, бывало, Пьер выдумывал игры, рассказывал разные истории о своих однополчанах. По воскресеньям тетя Агата пекла сдобные лепешки для наших девочек. Пели у нас и священные песни, и тут уж отличалась Мария: она пела протяжно, как певчие в церковном хоре; сидит, сложивши руки на коленях, волосы распущены по плечам, и такая вся светлая — похожа на святую. Когда Эмэ вышла замуж за Сиприена, я решил надстроить над домом еще один этаж и все шутил, смеялся: вот, говорю, выдадим Веронику за Гаспара — еще придется строить, а там, глядишь, и малыши подросли — пойдут у нас свадьбы, каждой парочке будем надстраивать по этажу, и вырастет наш дом до самого неба. Мы не хотели расставаться, — чего там, давайте выстроим целый город на нашей усадьбе! Если в семье дружба и согласие, хорошо жить и умереть там, где ты вырос.

Май месяц выдался на редкость погожий. Всходы были хороши, мы ждали богатого урожая. Как раз в тот день я отправился в обход со своим сыном Жаком. Мы вышли из дому в третьем часу дня. Поглядели на наши луга по берегу Гаронны — трава была нежно-зеленого цвета и высоко поднялась, скоро и косить надо; ивняк, что посадили в прошлом году, подрос уже на целый метр. Потом осмотрели мы посевы хлеба и виноградники, обошли все полоски земли, которые приобретали одну за другой, по мере того как приходил достаток; хлеба росли густо, лозы цвели, обещая великолепный сбор винограда. И Жак добродушно смеялся, похлопывая меня по плечу.

— Ну что ж, папаша, значит, не будем больше нуждаться ни в хлебе, ни в вине. Вы, верно, столковались с господом богом, и он распорядился, чтобы выпал серебряный дождь на ваши земли?

Мы частенько шутили, вспоминали нашу прошлую нужду. Жак был прав: должно быть, я угодил на небо какому-нибудь святому, а то, может, и самому богу, — решительно все складывалось для меня хорошо. Когда выпадал град, он прекращался как раз там, где начинались наши посевы. Если заболевали грибком соседние виноградники, похоже было, что наши лозы защищены какой-то невидимой стеной. Под конец это стало казаться мне справедливым, — ведь я никому не причинял зла, стало быть, и счастье получил по справедливости.

На обратном пути мы обошли принадлежавшие нам участки, расположенные на другой стороне села. Насаждения шелковицы хорошо принимались. В полном цвету было и миндальное дерево. Мы беспечно беседовали, строили различные планы. Когда у нас появятся деньги, мы прикупим еще земли, объединим разрозненные части усадьбы и станем здесь полными хозяевами. Если урожай этого года оправдает наши надежды, то мы сможем осуществить свою мечту.

Мы подходили к усадьбе; Роза, увидев нас издали, начала жестами звать нас и кричать:

— Идите скорее!

Оказалось, что одна из коров отелилась. Это событие подняло у всех настроение. Тетя Агата, несмотря на свою толщину, быстро носилась по дому. Девушки присматривали за малышом. Рождение теленка казалось еще одной доброй приметой. Совсем недавно мы вынуждены были расширить стойла, в которых находилось, не считая лошадей, больше сотни коров и овец.

— Славный выдался денек! — закричал я. — Нынче вечером мы разопьем бутылку подогретого вина.

Дома Роза отвела нас в сторону и сказала, что пришел Гаспар, жених Вероники, условиться о дне свадьбы. Она его задержала и пригласила отобедать с нами. Гаспар был старшим сыном фермера из деревни Моранж. Этот двадцатилетний парень славился по всей округе необыкновенной силой; однажды на празднике в Тулузе он победил Мартиаля, местного льва. Такой был добрый малый, золотое сердце, и застенчивый, как девушка; поглядит на Веронику и зальется румянцем, а она, плутовка, смотрит на него, посмеивается.

Я попросил Розу позвать Гаспара. Он был в конце двора и помогал нашим служанкам развешивать белье после очередной стирки за три месяца. Когда он вошел в столовую, где мы собрались, Жак повернулся ко мне и говорит:

— За вами слово, отец.

— Ты зачем пришел, голубчик? — спросил я. — Хочешь окончательно уговориться о дне свадьбы?

— Да, вот именно, папаша Рубье, — ответил он и весь зарделся.

— Чего ж краснеть, дружок? — продолжал я. — Если хочешь, сыграем свадьбу в день святой Фелиции — десятого июля. Сегодня у нас двадцать третье июня, значит, ждать тебе придется меньше трех недель… Мою жену-покойницу звали Фелицией, справим свадьбу в день ее именин — это принесет вам счастье… Ну, как? Согласен?

— Да, вот именно, в день святой Фелиции, папаша Рубье.

И мы ударили по рукам; Гаспар хлопнул по ладони Жака, а потом по моей, да с такой силой, что мы чуть с ног не свалились. Затем поцеловал Розу, называя ее своей матерью. Этот рослый парень с могучими кулаками так любил Веронику, что его отшибло от еды и питья. Он признался нам, что заболел бы, если бы ему вдруг ответили отказом.

— Ну, а теперь, — сказал я, — оставайся с нами обедать. Все в сборе? Подавайте на стол! Я голоден, как волк!

В тот вечер нас было за столом одиннадцать человек. Гаспара посадили рядом с Вероникой; он все глядел на нее, забывая о еде, и так был взволнован ее близостью, что на глаза у него то и дело навертывались слезы. Сиприен и Эмэ, женатые всего лишь три года, улыбались; Жак и Роза, прожившие совместно двадцать пять лет, держались степенно, но и они обменивались украдкой взглядами, увлажненными слезой, вспоминая свою золотую нору. А про меня и говорить нечего — я как будто снова переживал счастье молодости вместе с двумя влюбленными, которыми любовались все, кто сидел за столом. И какой же вкусный суп мы ели в этот вечер! Тетя Агата, острая на язык, все время подшучивала. Вдруг весельчаку Пьеру захотелось рассказать о своих любовных похождениях с девушкой из Лиона. К счастью, за сладким все говорили одновременно. Я достал из погреба две бутылки вина. Чокнулись, как водится, чтобы жениху с невестой была удача в жизни, а удача — это значит никогда не ссориться, вырастить много детей и нажить кубышку с деньгами. А потом мы стали петь. Гаспар знал много народных любовных песен. Под конец Марию попросили спеть духовную песню; она встала и запела тонким, приятным голоском — словно флейта.

Мне захотелось подышать у окна свежим воздухом. Вслед за мной подошел к окну и Гаспар.

— Какие новости у вас в деревне? — спросил я его.

— Никаких, — ответил он. — Только вот, говорят, за последние дни в горах выпали большие дожди: люди опасаются, как бы беда не случилась.

И правда, в верховье Гаронны двое с половиной суток непрерывно лил дождь. Со вчерашнего дня вода в реке очень поднялась, но мы надеялись, что все обойдется, раз Гаронна не вышла из берегов. Мы не могли считать нашу реку плохой соседкой — ведь она так хорошо нам служила! А какой ласковой прохладой веяло от ее шири! К тому же крестьянин не покидает своей берлоги, даже если кровля вот-вот рухнет.

— Да ну, ничего не случится! — воскликнул я, пожимая плечами. — Из года в год одно и то же бывает: сначала река выгибает спину, будто разъярилась, а глядишь — за одну ночь успокоилась, вошла в берега и опять смирна, как овечка. Не бойся, дружок, она и на этот раз только позабавится… Смотри, какая хорошая погода!

И я указал рукой на небо. Было семь часов вечера. Солнце клонилось к закату. Ах, какая синева! Все небо ярко-синее, беспредельная чистая лазурь, и в ней солнце напоследок рассеивает золотую пыль. Казалось, по всему простору земли вместе с его лучами разливается тихая радость. Никогда я еще не видел, чтобы так мирно и красиво дремало наше село. На черепицах крыш угасали последние отблески солнца. Слышался смех соседки и голоса детей, игравших на повороте дороги около нашего дома. Издали доносился глухой шум — возвращалось с пастбища стадо. Громкий ропот Гаронны не прекращался и даже нарастал, но мне он казался таким же мирным, как и всегда: я привык к вечному шуму реки. Небо мало-помалу тускнело, бледнело, село погружалось в глубокий сон. Вечер был теплый, чудесный, и мне думалось, что все наше счастье — и хорошие урожаи, и достаток, и семейный мир, и помолвка Вероники — все это чистым, светлым дождем падает на нас с высокого неба. Благодатный покой нисходил на наш дом вместе с последними лучами заходящего солнца.