Плюс к тому у Алки в фитнесе классные девки с приличными мордашками работали и работают — спортсменки, комсомолки, модели — с ногами от ушей. «Люксовый товар, классные телки, как их еще в народе называют», — давал им определение Геннадий, сам не раз заглядываясь в бассейне на Алкиных работниц.
На работе они, конечно, ни-ни, ни в коем случае. На работе — только работа. Ничего лишнего. Ничего себе не позволяли, не говоря уж о мужиках. А уж после, потом… Сам черт им не брат. Как только стрелки часов перейдут границу для кого восемнадцати, для кого — двадцати, а для кого и двадцати четырех, — тогда все можно. Кто с кем, когда и куда уезжал потом, одному Богу было известно. Об одном таком завсегдатае клуба товарищ Геннадия однажды сказал: «Хороший человек, но в свободное от работы время он убивает людей». Лучше не скажешь.
А наутро — все в форме. По очереди вприпрыжку залетали в кабинет к обожавшей душещипательные любовные истории Алке, которая с нескрываемым интересом собирала все рассказы в своей достаточно большой при ее фигуре и росте головке. С утра пораньше зажечь свою директрису очередной сногсшибательной новостью здесь было признаком самого хорошего тона, делом святым, в какой-то мере даже обязательным для всех и, прежде всего, свидетельствовало об успешной работе персонала. Главным образом потому, что именно это, а не занятия на тренажерах и, конечно, не плавание в бассейне, было ее и ее семьи самым любимым занятием, составлявшим фактически их жизнь: то и дело они возвращались к этим рассказам, воспроизводя их в своей собственной редакции. Алка с сестрой просто блистали среди людей своего круга, встречаясь с ними на ежедневных тусовках, светских раутах на Рублевке. Или просто от скуки — за чашкой кофе в модных ресторанах с подругами и знакомыми, и позевывая, говорили им, о чем только недавно услышали, особенно о тех людях, которых они и их многочисленные друзья, как правило, знали.
Кто-то из постоянных утренних рассказчиков в Алкином кабинете и шепнул ей недавно, что у Вогеза на даче появилась неслыханной художественной и материальной ценности икона, за которой он гонялся очень давно. Да и Албанец тень на плетень стал наводить совсем не напрасно. Как она попала к Деду? Откуда взялась? Каким образом выплыла вдруг? Где Вогез прячет ее? Алка не знала, конечно. И никто из ее старых и новых знакомых и подруг, которых она пыталась «выпотрошить» на этот счет, толком не знал ничего. Поэтому даже несмотря на неожиданно проснувшиеся в ней звериный интерес, азарт и какое-то нечеловеческое любопытство, узнать подробности этого дела ей никак не удавалось. Она выяснила только, что крови за право обладания этой ценностью за всю ее историю да и за последнее время пролилось много. И называется старинная реликвия Спас Нерукотворный, что в общем-то и без нее все знали. Но сведений, добытых ею невероятным трудом, почерпнутых в бесчисленных беседах, в том числе с дружками Вогеза и Албанца, даже для того, чтобы блеснуть в очередной раз среди своих знакомых тусовщиков и тусовщиц, было явно недостаточно. Алку это особенно расстраивало и угнетало. В какой-то момент ее усиленных поисков и сбора фактов у нее даже проявилась похожая на болезнь депрессия, сопровождаемая сильной, до тошноты, головной болью, полным отсутствием аппетита и вдобавок нежеланием кого-либо видеть, что очень настораживало. Но тут она неожиданно взбодрилась. Алку вдруг осенило. «А не та ли это икона, которую искали долгие годы и ищут родственники мужа?» — как-то ночью, проснувшись и вспомнив обо всем, подумала она. Всю налетевшую хворь и тоску в ту же минуту как рукой сняло. Тогда за подробностями поиска сокровища она решила в конце концов, преодолев явное нежелание расписываться в своей беспомощности (Алка обожала все выяснять сама, ошеломляя подробностями слушавших ее людей), обратиться за помощью к Геннадию.
— Гена! Давно хочу тебя спросить, — начала она рано утром, даже не успев протереть глаза и растолкав вовсе не думавшего в такое время просыпаться мужа. — Ответь мне, я что-то запамятовала, не ваша ли когда-то пропавшая икона, которую ищут Ольга с мужем, называлась Спас Нерукотворный? Понимаешь, в чем дело, сегодня эта икона мне приснилась, и я решила с тобой поделиться, — добавила она ошалевшему после такого внезапного пробуждения от крепкого сна, Геннадию, при этом достаточно ловко и соблазнительно высунув из под теплого одеяла свою пухлую правую ножку. — Помнишь, дорогой мой, Вогез как-то недавно просил, я тебе рассказывала, устроить ему встречу с твоей сестрой Ольгой? Не с этим ли все было связано? Ты как думаешь? — искусственно позевывая, прикрыв при этом ладонью рот, как бы случайно и нехотя, не собираясь хотя бы приоткрыть свои действительные намерения, спросила она.
— Много будешь знать, скоро состаришься, — ответил Геннадий, вставая с постели после неожиданно пробудивших его от сна вопросов жены. — Раз уж ты меня разбудила, солнышко, буду на работу собираться, сегодня дел много.
Начав затем в привычном для него быстром темпе собираться, он при этом довольно громко добавил из соседней комнаты, где как всегда взял в руки гантели, пришедшую в голову поговорку:
— Любопытной Варваре в дверях нос оторвали. Как бы с тобой такого не случилось. Подумай хорошенько. Тебе носа своего не жалко, что ли? Знаю я твою настырность и любовь к чужим тайнам… Скажи, зачем тебе это все нужно?
После такого ответа глаза Алки вдруг загорелись ярким светом, остатки сна как ветром сдуло, а в груди появилось уже не скрываемое вовсе желание немедленно продолжить дальше свои расследования. И Алка неожиданно для самой себя вдруг прекрасно поняла, что она находится на единственно верном пути. Пулей выскочив из-под одеяла, она пронеслась в ванную и уже через минуту, вальяжно развалившись поверх одеяла, позвала Геннадия к себе.
— Ну, куда ты там запропастился? Подождут твои дела, а я уже ждать не могу, милый мой, — достаточно громко прокричала она ему в другую комнату. — Геночка! Любимый! Где же ты, мой козлик, скажи своей золотой рыбке?
— Масик, ты все-таки болвасик, — прервав привычное гимнастическое упражнение и спешно бросив гантели на пол, промычал он в ответ запомнившуюся с детства фразу из популярного кинофильма.
Такого оборота событий сегодня рано утром, особенно после вчерашнего скандала, Геннадий, привыкший собираться, завтракать и уходить на работу тихо, не беспокоя никак жену, любившую выспаться и не пробуждавшуюся обычно часов до одиннадцати, а то и двенадцати, не ожидал совершенно. Но отказаться от желаний Алки был не в силах, да и не хотел. А вскоре вновь был поражен, когда среди привычных его слуху непременных в таких ситуациях Алкиных охов и всхлипываний, неожиданно и, казалось бы, вовсе не к месту в данном случае услышал совершенно трезвые, скорее всего, продуманные заранее вопросы.
— А Ольга? — спросила Алка. — Она же, как я понимаю, просто помешалась на поисках иконы. Да и муж ее, Олег, этим делом занимается не меньше, чем своей работой. С чего бы? Почему ты, мой дорогой, не посоветуешь им все это прекратить? Не останавливаешь их, а? Только мне советы даешь подобные.
— Да кто же ее остановит-то? — нехотя ответил вопросом на вопрос Геннадий. — А потом, не ровняй себя все время с Ольгой, прошу тебя. Христом Богом прошу. Кончай. Хорош. Завязывай. Поняла?
— Как же, как же, любимую сестру вдруг затронули, надо же, — намеренно надувшись, якобы обидевшись, проговорила Алка, при этом демонстративно повернувшись на бок, спиной к мужу. — Какая-то любовь у вас странная, даже противоестественная. Я обижаюсь иногда. Так и знай.
— Тебе этого никогда не понять, — раздражаясь с каждой минутой все больше и больше, ответил он. — И давай закроем тему. Честно говоря, мне это сильно надоело. Для одного утра слишком много всего. Завязывай, как я тебе уже сказал. Сама знаешь, Вогез в последнее время достаточно часто в церковь стал ходить. А иконы он собирает очень давно. Уж кому-кому, а тебе-то это должно быть лучше других известно. Ну а то, что тебе его ребята натрепались, набрехали о том, что у него новая икона появилась, что ж здесь удивительного? Я, например, ничего удивительного совсем не вижу. Почему обязательно должен быть именно наш Спас? Откуда ты это взяла? Знаешь, милочка, как давно Ольга занимается поиском этой иконы? Не знаешь. А вот я тебе говорю: так давно, что тебе и не снилось.
