Спал он долго, часов до двенадцати. Раскаяния никакого не испытывал, только жаль было, что все пошло не так, как задумал. Но больше всего было жаль рыбок, оставшихся без корма в результате его оплошности. Поэтому, наспех одевшись и позавтракав оставленным мамашей с утра стаканом купленного еще вчера у узбечки кислого молока с хлебом, пошел в парк Кирова, что был поблизости, ловить живой корм — дафний. Дома он оставил своих красавцев, поставив еще чуть свет аквариум на самое видное место — на столе в кухне. Но внимания на это никто в их доме не обратил, как он и предполагал. Несмотря ни на что, Вогез твердо решил исполнить свое давнишнее намерение: пойти в школу сразу после уроков — самое время, чтобы зарисоваться и удивить всех своим новым приобретением. А возможно, и показать пару вуалевых пацанам для пущей важности, а заодно и некоторым маловерам. Пусть знают, кто такой Вогез. Это тебе не ножи из исторических музеев таскать, как Сашок. Это совсем другое дело.

Погода была солнечная, хорошая. Народу в парке Кирова было совсем немного: редкие посетители пили пиво из кружек возле деревянного грязно-голубого цвета домика пивной при входе в традиционное место отдыха жителей близлежащих домов, и какие-то пионеры в галстуках, видно, сбежавшие с уроков, резвились на детской площадке на качелях. Вогез удачно пристроился со своим видавшим виды оцинкованным ведром на ступеньках у самой воды пруда, больше напоминавшего вонючую грязную лужу, в которой и жили только так необходимые аквариумным рыбкам водяные блохи, называемые в народе «мандавошками», да еще разная тварь типа тритонов, лягушек, головастиков, трубочников. Зачерпнув ведром прямо возле ступенек воды, убедился, что наловил дафний с избытком на пару дней, потом оглянулся через плечо в сторону центральной аллеи и с неподдельным ужасом для себя увидел приближающихся к нему двух совсем молодых милиционеров, по виду узбекской национальности, в форме сержантов, с портупеей и кобурой на ремне.

Они подошли быстро. Вогез, которого при виде их чуть ли не паралич сковал, даже дернуться не успел. Взяли его за тощие руки и вытащили прямо со ступенек, на которых он продолжал сидеть в нерешительности, держа за ручку свое оцинкованное ведро с дафниями. Даже не дали отнести домой корм, хоть он и очень просил, чтобы хоть раз накормить рыбок. Полное ведро с живым кормом так и осталось стоять на бетонных ступеньках пруда возле самой воды. Жаль было, конечно. Но больше всего жалел он рыбок.

«Как они там, без меня, — не раз, вспоминая финал этой истории, думал Вогез, уже отбывая срок в жарком и пыльном Учкудуке в лагере вместе с такими же неудачниками, как он. — Ведь дома их никто даже и покормить не догадается. А еще хуже, набросают хлебных крошек в аквариум, рыбки и сдохнут сразу. Такое дело сделал, но даже показать никому в школе не удалось. Наверное, и не узнал никто ничего об этом. Конечно, о том, что посадили, знают наверняка, и что отправили в Учкудук на урановые рудники — тоже, а вот что приобрел наконец-то рыбок, по всей вероятности — нет. Обидно до глубины души…»

Завершив в этот день, как обычно, свои занятия в МГУ, Ольга, привыкшая всегда выкладываться на лекциях, ехала домой вымученная до основания. Она прекрасно ощущала это даже по тому, что после двух часов общения со студентами не хотела ни есть, ни пить, ни даже спать. А только бухнуться на кожаный диван в своей столовой, закинув ноги на валик, включить ящик, что бы там ни показывали, и набрать номер телефона Людмилы, своей подруги, разговору с которой никогда не мешала никакая телепрограмма. Все это она очень хотела сделать, и побыстрей.

С другой стороны, из головы не выходили многочисленные вопросы, заданные сегодня студентами в аудитории. Ребята не просто автоматически слушали лектора, как в основном бывает, а хотели как можно больше узнать и понять. И даже по такой, казалось бы, очень сложной, как сегодня, и сухой теме, какой была и на ее взгляд «Историография становления сталинского тоталитаризма в СССР». Для ее понимания нужно было как минимум изучить источники — книги, архивы, имена, регалии, труды отдельных авторов и коллективов ученых разных лет и целых исторических периодов жизни страны, и владеть этим историческим материалом сполна.

«И тема сложная, и подход к ней у различных людей неоднозначен. Особенно в наши дни. Но ничего, молодцы, справились отлично, — решила про себя Ольга. — Нужно будет непременно рассказать маме. Ей-то уж наверняка это понравится. Ведь еще и вопросов задаст миллион, будет интересоваться, как все происходило, что спрашивали и какие выводы сделали».

Студент нынче совсем другой пошел, не то что раньше — послушное большинство. Интеллигентные, думающие, интересные ребята, как считала она. И уже совершенно иной подход не только к лекциям, но и к знаниям, за последнее время прочно утвердившийся в нашей стране. Хорошо, что наконец так стало. Хотя трудней намного преподавать, конечно, и не каждый педагог из прошлого сегодня потянет на должном уровне, но зато намного интересней, содержательней, что ли, стала современная преподавательская работа в столичных вузах. Так и должно, видимо, быть.

«А может, западный, чисто прагматичный подход к знаниям наконец-то пришел и моментально прочно утвердился в России? Преподаватель теперь дает на занятиях максимум того, что может дать по данной теме. А студент делает все для того, чтобы этот максимум получить. Особенно за свои деньги. Преподаватель уже не станет, как было широко распространено раньше, особенно на лекциях по истории КПСС, зачитывать „рукописи, найденные под кроватью“, в которых с большим трудом разбирался даже сам лектор. Нет, сегодня студентам нужно уже не это, — думала Ольга, — а свободная, непринужденная дискуссия, широкий обмен мнениями — вот что».

Нынешняя студенческая настырность ей импонировала. Она была видна особенно отчетливо в первую очередь в коммерческих группах. Да и другие преподаватели, обмениваясь между собой мнениями на кафедре, говорили именно об этом. Разделяли ее взгляд на современный преподавательский процесс.

Во время своих лекций Ольга Освоила такую тактику: она привыкла выбирать в аудитории пару-тройку наиболее активных студентов, которые были видны опытному педагогу сразу, на реакцию которых и ориентировалась по ходу проведения своих занятий. Слушают внимательно, глаза горят, что-то попутно записывают — значит, говоришь интересно, содержательно, сообщаешь дельные вещи, неизвестные или малоизвестные факты и подробности, которые они сами найти не смогут. А если нет, нужно немедленно менять тактику. Сегодня, например, ничего менять не пришлось совсем. И тема, на удивление, оказалась благодатной. Удивительно, казалось бы, какое дело нынешним молодым людям до канувших в Лету описанных в исторической литературе и не всегда понятных современному человеку сталинских приемов и методов устрашения и подчинения своего народа. Это пожилым, прошедшим войну и все ужасы и кошмары того времени людям, должно быть намного ближе и понятней. Ан нет. Хотят знать об этом, оказывается, и нынешние студенты. Причем поглубже тех, что учились раньше, с деталями. Чтобы не было возможно повторение прошлого. У них совершенно другой подход. Европейский, что ли. Переворачивающий представление отечественных знатоков о том, что история якобы свидетельствует о том, что она ничему не учит россиянина, болтающегося по кругу исторического развития общества.

С такими мыслями Ольга дошла до остановки маршрутки в направлении улицы Миклухо-Маклая и плюхнулась на единственное свободное место в самом конце салона. Когда машина пересекла перекресток с Ленинским проспектом, в ее сумке раздался привычный музыкальный звонок мобильника «Самсунг», подаренного ей совсем недавно братом Геннадием. Посмотрев на высветившийся на экране номер, Ольга довольно тихо, не повышая голоса и чтобы не мешать своим разговором другим пассажирам (этого она просто терпеть не могла, внушая постоянно свое правило поведения и пренебрегавшим такими условностями студентам), ответила: