— А-а-а, понятно.
Я впервые оказалась в большой комнате, где работал профессор Мейсен. Внимание привлек старый, массивный письменный стол. Почти такой же стоял в кабинете моих родителей, он был родом из Франции середины девятнадцатого века. Сделанный из розового дерева, тяжелый двухтумбовый стол имел можество ящиков и ящичков. Я знала, что в нем есть, как минимум, шесть потайных мест, четыре из которых можно было отыскать, если повозиться и проявить изобретательность, но два были так хорошо спрятаны, что не зная секрета, найти их было невозможно.
По всей поверхности стола были разбросаны напечатанные на принтере научные статьи из многих журналов. Я увидела «Nature», «Science», «Chem Phys Letters», «Optical Mater...» и так далее, и тому подобное — статьи были по медицине-биологии, нанотехнологиям и по оптике. Монитор компьютера ютился как-то сбоку, давая место небольшому низкому ящику, обтянутому коричневой кожей и богато инкрустированному серебром. Этот предмет казался неуместным среди статей, бумаг, ручек, карандашей и каких-то невообразимых линеек неизвестного мне назначения. При этом кожаный ящик выглядел единственной незыблемой вещью на столешнице ученого.
На одной из стен была закреплена доска с нарисованной мелом сложной схемой, с буквами, смысла которой я не поняла, ясно было лишь, что она как-то связана с генетикой.
В книжных шкафах стояли множество научных изданий, а один из шкафов был заполнен очень старыми фолиантами, содержащими труды ученых из далекого прошлого. Я заметила даже тома по алхимии.
Огромные окна выходили на лужайку перед научным корпусом, стекла в нижней части окон были разноцветными — я узнала солнечные концентраторы, дающие энергию дому.
Меня беспокоили слова профессора о Еве. Он дал понять, что миссис Фостер — вампир? Или ученые так шутят? Но видя нетерпение Альфреда Мейсена, я не стала отвлекаться, а сразу же рассказала о предупреждении мисс Тэтчер. Учитывая эмоциональность профессора, я постаралась как можно спокойней передать содержание моего сна, но он все равно занервничал, вскочил со своего кресла и стал ходить взад-вперед вдоль окна.
Я спросила:
— Вы принимаете это всерьез, профессор?
— Не могу сказать, что я верю в сны, нет, конечно. По большей части они — это игры сознания и ничего не значат. Однако, на протяжении жизни я изредка сталкивался с правдивыми снами, некоторые из них — ваши сны, Анна. Поэтому я не стану пренебрегать информацией, которую вы сообщили.
— Никогда бы не подумала, что услышу такие слова из уст крупного ученого, сэр..., — вырвалось у меня невольно.
— А что вас удивляет, мисс Грей?, — Альфред Мейсен обиженно хмыкнул и объяснил:
— Возьмите в пример простой компьютер. Он записывает, хранит, обрабатывает, передает как угодно далеко уйму информации. Но ведь еще совсем недавно мы даже не мечтали, что появятся такие возможности, а довольствовались для этих целей бумагой, пером, чернилами и обычной бумажной почтой, а всю обработку данных производили в голове.
Вполне допускаю, что есть способ, нам пока не известный, позволяющий передавать послания прямым ходом в чье-то сознание. Что же касается того факта, что уважаемая мисс Тэтчер мертва, то меня это не смущает. Я верю, что люди не умирают окончательно, а продолжают существовать в том или ином качестве.
Или возьмем привидения. Понятно, что они — это проекция чьего-то разума и тоже передают информацию, а сами являются обычным 3D изображением. Жуть им придает лишь то обстоятельство, что они приходят в образе умерших людей... Но я отвлекся..., — профессор взъерошил и без того пышные волосы и попросил:
— Мисс Грей, помогите мне разобраться, какая именно опасность, связанная с вами, может угрожать Марку.
— Я и сама раздумываю над этим, сэр, но пока в голову ничего не приходит, — удрученно ответила я и добавила:
— Может быть мне снова приснится мисс Тэтчер...
Парни вернулись в Мейсен Мэнор, когда стемнело. Поужинав, мы все отправились пить кофе в зимний сад — там, в окружении растений, беседовать приятней, чем в комнатах. В этот раз с нами были трое Слейтеров. Самым большим сюрпризом оказалось появление Сони Складовски. Она вошла последней и остановилась, смущенно улыбаясь. Я подбежала к подруге и обняла ее:
— Соня, привет, я очень рада!
— Я тоже, у меня голова идет кругом от всего, что происходит в последние дни. Со мной занимается Рэйчел, рассказывает кто мы такие, как надо себя вести.
— Ты ведь теперь агирус, Соня? Замечаешь в себе что-нибудь необычное?
— Я еще не поняла, просто очень хорошо себя чувствую и сил прибавилось. Мне нравится.
К нам подошел Джереми. Он управлял делами на ферме Фостеров и ему было о чем поговорить с Соней. Дик и Эми стояли поодаль и переговаривались. Моя подруга не выглядела веселой.
Марк усадил меня рядом с собой на скамейку у маленького бассейна с голубыми лотосами и подал мне чашку кофе. Все собравшиеся в зимнем саду семь человек казались то ли уставшими, то ли встревоженными.
Профессор погладил сонного ручного попугая — тот сидел на спинке садового стула и задумчиво чесал лапой клюв. Птица была крупная — размером чуть ли не с курицу. Когда профессор уселся на этот же стул, попугай принялся ласково теребить его за ухо. Альфред Мейсен отмахнулся от птичьих нежностей, пересел на другой стул, который стоял возле высокого куста вьющейся розы и сказал:
— Некоторым из вас уже известна новость, касающаяся Евы Фостер.
Он замолчал, оглядел слушателей, потом поднял глаза вверх и, увидев свисающий цветок розы, усмехнулся:
— Это я удачно сел именно здесь. Сказанное под розой считается страшной тайной, которую нельзя никому выдавать. Итак, помните — Sub rosa dictum61 — и слушайте!
У меня для вас есть хорошие новости и плохие. И те, и другие касаются Евы Фостер. Вам известно, что семь дней назад она выпила зараженную воду, которую ей подсунула темная лошадка Эллинор, и превратилась в мамбула. К счастью для Евы, первыми ее жертвами стали овцы, а, как известно, кровь живой овцы является снотворным для всех видов зомби, к тому же она замедляет разрушительные процессы в обреченном зомби-организме.
Мы нашли Еву спящей, перевезли ее в Мейсен Мэнор и немедленно принялись за лечение. Я заменил ужасную мамбульскую кровь на искусственную жидкость, мне помогла в этом Анна, — легкий поклон в мою сторону, — что также позволило затормозить губительные процессы. В тот же день мы ввели в тело бедной женщины наш состав «Спиритус» и лекарство Анны против смертельной лихорадки. Соня, укушенная матерью, получила точно такое же лечение и благополучно превратилась в агируса (как и кот Питкин). Но миссис Фостер оставалась мамбулом.
Разница между этими случаями заключалась во времени. Соня приняла лечение сразу же после заражения, мозг не пострадал — все было сделано быстро и она избежала превращения в мамбула. А Еву мы получили уже в прискорбнейшем состоянии...
Что было делать? Для спасения мозга бедной женщины пришлось погрузить ее в искусственную кому, а я, тем временем, использовал все мыслимые средства, чтобы вернуть пациентку в человеческую сущность.
Но Ева лежала в коме и ничего не помогало, она оставалась мамбулом, а я не собирался сдаваться, решив бороться за нее до конца и призвав на помощь Марка. Нам пришла в голову интересная идея.
Мы заставили мозг Евы воспалиться, надеясь на то, что залечивая его, организм восстановит разрушенные участки. Добиться воспаления мозга у мамбула оказалось трудным делом, что только не пошло в ход! И химические препараты, и воздействие на голову жаром и холодом, и сотрясения...
Я вдруг представила гротескную картину, как ученые делали это: совали голову Евы то в печку, то в холодильник, трясли ее и били по ней деревянным молотком, мне почему-то стало смешно, я не сдержалась и захихикала, отвернувшись и поднеся руки к лицу.
Профессор возмущенно посмотрел на меня — я, содрогаясь от смеха, выдавила из себя:
