– Здесь проходят лечение больные женского, так сказать, контингента, – официальным тоном начал рассказывать Козопасов. – Больница наша многопрофильная, поэтому народишко здесь со всего Союза. Разной твари по паре.
Тени в палатах между тем окружили вновь прибывших и стали их разглядывать. Караваев и сам с каким-то болезненным любопытством смотрел на эти создания, весьма мало похожие на женщин. Все они были острижены под машинку, лица у всех, казалось, сделаны из жеваной бумаги, а глаза… Вместо глаз у большинства были, казалось, черные дыры или же оловянные бляхи.
Толпа окружила их кольцом.
– Начальство… начальство, – зашелестело кругом. Караваев вглядывался в неподвижные лица, и ему почему-то сделалось страшно. Одна из больных попыталась коснуться рукой лица секретаря. Караваев отпрянул, опасливо посмотрел на больную, а затем на Козопасова.
– Не бойтесь, – спокойно сказал тот, – эта не опасная. Отойди, Зина, – приказал он женщине, – не пугай товарища.
– А что, бывают и опасные? – уже не скрывая испуга, спросил Караваев.
– Полно! – последовал ответ. – Здесь каждая вторая социально опасна: убийца или еще похуже.
«Что же может быть похуже», – с ужасом подумал Караваев, но спрашивать не стал.
Зина покорно отошла, но ее место заняла другая дама. Эта, видимо, была молода, ее глаза лихорадочно блестели, а по лицу пробегала судорога.
– А ты красивый, – громко произнесла она, обращаясь к Караваеву, – хочешь…
– Чего? – не понял тот.
– Иди отсюда! – прикрикнул на женщину Козопасов и грубо толкнул ее рукой.
Та отлетела в сторону и ненатурально зарыдала.
– Она у нас нимфоманка, – пояснил Козопасов, – с любым столбом готова…
Караваев не совсем понял смысл слова «нимфоманка», но общая суть до него дошла, потому что он залился краской. Женщины, казалось, потеряли к Караваеву интерес, потому что разошлись по своим углам. Лица их приняли обычное безучастное выражение. Экскурсия начинала утомлять Караваева.
«Скорей бы уж, – думал он, озираясь на Козопасова, – повел к этому пророку, да и дело с концом».
Между тем к секретарю подкралось какое-то создание неопределенных лет и, ухватив за рукав, потащило в сторону.
– Что вам надо? – хриплым шепотом произнес Караваев, пытаясь вырваться, но создание держало крепко.
– Я все знаю, – зашипела женщина, – знаю я все и про тебя, и про нее.
– Про кого, – спросил перепуганный секретарь, – пустите… – Он обернулся, ища глазами Козопасова, но того нигде не было. «Что же это, – содрогнулся Аркадий Борисович, – меня бросили?»
А женщина не отпускала, она что-то горячо и сбивчиво бормотала о суке Лидке, о каких-то лейтенантах. Караваев стоял ни жив ни мертв. Увлеченная беседой сама с собой, женщина выпустила рукав Караваева. Громко хохоча, она стояла рядом и брызгала во все стороны слюной. Неожиданно она размахнулась и изо всей силы влепила Караваеву оплеуху. Удар был настолько силен, что у того искры посыпались из глаз.
«Как же это? – металась в голове секретаря единственная мысль. – Почему меня бросили, нарочно подстроено или случайность? Ну они за это ответят!»
В этот момент к бойкой женщине, обидевшей Караваева, подскочила еще одна, толстая и безобразная, совсем старуха.
«Ну все, конец!» – решил Караваев и зажмурил глаза. Но дальнейшего насилия по отношению к нему не последовало. Старуха, напротив, вцепилась в его обидчицу.
– Не трожь моего сыночка! – завопила она. – Не трожь, падла. – Она легко повалила тщедушную обидчицу Караваева и стала ее пинать. Вокруг снова собралась толпа. Внезапно старуха перестала избивать ревнивую даму и бросилась обнимать Караваева.
– Сыночек!!! – кричала она. – Василек, наконец-то!!! Я знала, что ты придешь, я знала… – и она слюнявила лицо секретаря поцелуями. В это мгновение подбежал Козопасов.
– О, извините, – прокричал он, отталкивая в сторону женщину, объявившую себя матерью Караваева, – виноват, извините, срочное дело, без меня не решили, пардон, пардон. Вас, я вижу, немного помяли, – развязно продолжал он, – это уж специфика заведения такая… Ну ничего, случается. Сейчас пройдем дальше.
Караваев побелел от гнева. Челюсть его тряслась, он не мог собраться с мыслями, но наконец нашел в себе силы и завопил:
– Как вы смеете!
– В чем дело? – делано удивился Козопасов.
– Почему вы бросили меня? Я буду жаловаться! Приведите сюда главного врача!
– Сию минуту, – с готовностью сказал Козопасов и рванулся к двери.
Взгляд Караваева обратился на контингент отделения, опять собравшийся вокруг него. Секретарь понял, что вновь остается один.
– Постойте! – закричал он вслед Козопасову. – Уведите меня отсюда.
– Конечно, конечно, – подскочил тот, – сейчас мы пойдем дальше, экскурсия продолжается.
– Экскурсия закончена, – оборвал его Караваев, – ведите меня к главврачу.
– Да как же… ведь вы хотели увидеть…
– Все, что я хотел увидеть, я уже увидел, – твердо сказал Караваев. Присутствие духа постепенно возвращалось к нему. Дверь отделения распахнулась, и секретарь поспешно выскочил прочь. Он достал платок и вытер лицо, поскольку до сих пор ощущал на нем слюнявые поцелуи вонючей старухи, посмевшей назвать его своим сыном. Ну ничего, этот болван Козопасов ответит за все. Болван стоял рядом и переминался с ноги на ногу. На лице его была написана почтительная робость.
– Неужели не идем дальше? – осторожно спросил он. – Ведь самое интересное впереди: мужское отделение, затем хроники, потом спецотделение… Пойдемте, не пожалеете. И, главное, тот, кого вы так хотите увидеть.
– Нет, – твердо ответил Караваев, – на сегодня достаточно.
– Ну нет, так нет, – покорно согласился Козопасов.
И вот они снова в кабинете главврача.
– Что так быстро? – удивился тот, рассматривая злое красное лицо секретаря.
Не отвечая, Караваев лихорадочно, обрывая пуговицы, стаскивал с себя халат.
– В чем дело? – строго спросил Ситников, обращаясь к Козопасову.
– Небольшая неувязочка, – промямлил тот, опуская глаза.
– То есть?
– Он меня бросил на растерзание этих сумасшедших баб! – завопил Караваев. – Меня чуть не убили.
– О! – взволнованно воскликнул главврач и вскочил из-за стола. – Не может быть!
– Может, – надрывался Караваев, – именно может!!! Это не просто безобразие, это дискредитация ответственного работника. Политическое дело.
– Ну прямо уж политическое, – неожиданно нагло отозвался Козопасов, – велика важность, дала ему Зойка по морде.
– По морде? – изумился Ситников. – И ты допустил?!
– Так уж получилось, – уныло произнес Козопасов.
– Ты уволен, – холодно произнес Ситников. – Он уже уволен, Аркадий Борисович, – официальным тоном обратился он к Караваеву.
– Так тебе и надо, урод! – мстительно произнес секретарь.
– Ромуальд Казимирович… – канючил Козопасов, как провинившийся школьник.
– Уволен, и точка! – Ситников был непреклонен. – Таким, как ты, не место в советской медицине. Садитесь, Аркадий Борисович, – обратился он к Караваеву, – сейчас самое время расслабиться. – Ситников достал из сейфа початую бутылку коньяка. – Рекомендую, армянский «Двин», отличная вещь, между прочим, расширяет сосуды.
– А как же со мной? – ныл Козопасов.
– Убирайся, ты мне не нужен.
Козопасов, сморщившись, вышел за дверь.
– Сейчас проглотим по рюмочке, – доверительно сообщал Ромуальд Казимирович, – и продолжим экскурсию, я лично вас поведу, возьмем на всякий случай двух санитаров. Тут ведь у нас заведение специфическое, то, что вы видели, так – цветочки.
– Нет, – отрицательно мотнул головой Караваев, – с меня достаточно.
– А как же наш пророк?
– Обойдусь без пророков. К тому же мне урок, коммунист и вдруг уверовал в какую-то чертовщину.
– Дело ваше, – охотно согласился главврач, – может, вы и правы. А Козопасова я уволю, хотя работник он неплохой, бестолков, конечно, но исполнителен и предан, как собака.
