Тверже Рец поступает с посредниками, которых подсылает Кромвель в 1650 г., пытаясь заручиться дружбой коадъютора как человека, много сделавшего для «защиты общественной свободы». Рец уклоняется от этих предложений, убежденный, что поступает «как истинный католик и добрый француз». Позднее, после крушения Фронды, пересекая Испанию, Рец тщательно следит за тем, чтобы не навлечь на себя упреков в нарушении политической лояльности по отношению к Французскому государству. Такой же позиции он придерживается, покинув Италию и скитаясь по Европе. Ему остаются чуждыми помыслы о возможности хотя бы в какой-то мере использовать иностранную интервенцию для удовлетворения своих личных амбиций. Здесь, как уже отмечалось ранее, его поведение расходится с политикой Конде.
Больше же всего Реца — политического мыслителя возвышает над его современниками интуитивное понимание народной массы как действенной, но способной стать очень опасной общественной силы. Рец рано, еще [676] в начале своей церковной карьеры, пришел к этому открытию. Став коадъютором, он с самого же начала поставил целью завоевать в своей епархии популярность среди простых людей — членов буржуазной милиции, торговцев, ремесленников и т. п. (размышляя о народе, Рец подчеркнуто отмежевывается от того его слоя, который можно было бы обозначить термином «деклассированные низы» и который он сам называет словом «чернь» — «la lie du peuple»; знаменательно, в свою очередь, что именно этот слой городского населения и составлял основную опору принца де Конде во время его столкновений с Рецем в ходе второй Фронды, «Фронды принцев»).
В годы Парламентской Фронды это позволяло мятежному коадъютору в какой-то мере целенаправленно организовывать народные выступления при помощи своих эмиссаров и доверенных лиц. Примечательной фигурой среди последних был, например, парижский мясник Ле У, оказавший немало услуг будущему кардиналу. Рец — мастер проникновения в психологию не только индивидов, но и целых коллективов. Мастерство это проявляется у него не только в ретроспективном анализе событий, но и в непосредственных политических действиях. Умение овладевать коллективным сознанием, идет ли речь о Парламенте или о народных массах, сближает в таких случаях Реца-политика с режиссером, умело аранжирующим театральное действие. Достаточно вспомнить в этой связи хотя бы, как хитроумно устанавливает коадъютор порядок выступлений перед Парламентом примкнувших к Фронде вельмож, чтобы убедить высокое собрание отвергнуть докучливые притязания герцога д'Эльбёфа и утвердить командующим мятежными войсками принца де Конти. Не менее тонко понимал Рец и психологию народной массы. Он подчеркивает присущее ей непостоянство, выделяет важную роль, которую играет в ее поведении эмоциональный настрой, умеет в необходимый момент разжечь этот спонтанный душевный подъем и выискивает средства, позволяющие этот подъем поддерживать и не давать ему потухнуть. Вообще из «Мемуаров» Реца можно извлечь целый трактат, обучающий искусству манипулировать народной массой и, в частности, умению воздействовать на толпу.
«Мемуары» Реца, при всех отдельных неточностях, содержат, конечно, и неоценимый, с познавательной точки зрения, огромный историко-культурологический материал, неизмеримо обогащающий наши представления о Франции эпохи Фронды. Но очень важно и другое. Рец, будучи гениальным художником, сумел неподражаемо воспроизвести атмосферу времени. Этого ему удалось достичь чисто художественными средствами, умением выбрать выразительную деталь, сделав описание событий зримым, придав некоторым сценам истинно театральный размах и рельефность, найдя для воспроизведения динамизма пережитых событий необходимый повествовательный ритм. Скажем, о бурном взрыве народного возмущения 26 — 28 августа 1648 г., вызванного содержанием под арестом парламентского советника Брусселя, нагляднее каких-либо [677] цифровых выкладок о количестве возведенных баррикад говорят отдельные штрихи, которыми Рец расцвечивает свое повествование: пяти-шестилетние дети, размахивающие кинжалами, которые их матери им доставляют, огромная пика (времен Столетней войны, как с улыбкой замечает коадъютор), которую не несет, а «волочит мальчонка лет десяти» и т. д. А что способно лучше воспроизвести аристократически-романтический аспект Фронды, чем, скажем, сцена, которую Рец мастерски описывает и которую он сам же с не меньшим мастерством аранжировал, когда в Парламенте велись сложные переговоры о назначении командующего войсками Фронды. Коадъютор намерен вызвать у парижан прилив восхищения своими аристократическими вождями, создать некий апофеоз трогательного единения разнородных сил. Он спешно отправляется за герцогиней де Лонгвиль (сестрой Великого Конде) и за женой герцога Буйонского и в торжественной обстановке привозит их с их детьми к зданию Ратуши. Предоставим далее слово самому Рецу: «Представьте же себе на крыльце Ратуши двух этих красавиц, еще более прекрасных оттого, что они казались неубранными, хотя на самом деле туалет их был тщательно обдуман. Каждая держала на руках одного из своих детей, таких же прекрасных, как их матери. Гревская площадь была запружена народом, взобравшимся даже на крыши. Мужчины кричали от восторга, женщины плакали от умиления».
Примечательно, далее, мастерство, которое Рец демонстрирует, воспроизводя сложные, преисполненные драматизма коллизии, в которые оказывается втянуто множество действующих лиц. Возможно, самый выразительный пример тому — страницы, на которых изображено столкновение, едва не переросшее в кровавое побоище, между принцем де Конде, сопровождаемым толпой вооруженных приверженцев, и коадъютором с приведенными им с собой сторонниками — в стенах Большой палаты Дворца Правосудия 21 августа 1651 г. (Именно в ходе этого столкновения Ларошфуко пытался убить Поля де Гонди, удавив его между створками дверей, ведущих в Большую палату). В ожидании этого столкновения художественное мастерство Реца проявилось особенно ярко. Естественно и органично сочетается здесь раскрытие основной стратегической линии развития конфликта, едва не переросшего в баталию, и рельефность в обрисовке его отдельных звеньев и эпизодов. В повествовании Рецу удается сохранять равновесие между характеристикой поведения протагонистов конфликта, действующих лиц второго плана и составляющей фон массы — толпы вооруженных шпагами и кинжалами вояк, с одной стороны, и группы парламентских магистратов, напряженно наблюдающих за развитием конфликта и в самые драматические его минуты бросающихся гасить его пламя — с другой. Событийный ряд, воспроизведение кратких, выразительных реплик действующих лиц, размышления Реца об их поведении — все это сменяется как в калейдоскопе, но при этом сохраняется цельность стремительного, и при этом ровного, повествовательного ритма. Так обнажается одна из наиболее существенных сторон художественного дара Реца.
[678] Все современники Реца, писавшие о нем (в том числе и Ларошфуко, и аббат де Шуази в своих мемуарах) отмечают удивительный талант кардинала как рассказчика. «Мемуары» Реца наглядное тому подтверждение. Форма, избранная автором, — повествование, обращенное к живому адресату, становящемуся как бы непосредственным слушателем и своеобразным собеседником, усиливает эффект превращения письменного текста в речь-рассказ. С особенной очевидностью этот дар проявляется, когда на авансцену выходит вереница авантюрных приключений (например, история головокружительного побега Реца из заточения в замке маршала де Ла Мейере в Нанте).
Важнейшую роль в «Мемуарах» Реца играет психологический анализ. Он пронизывает всю ткань произведения. Рец обладал не только богатым воображением, эмоциональной восприимчивостью, но и владел мастерством живописной детали. В не меньшей степени он — тончайший аналитик. Примат психологического анализа в «Мемуарах» определяется в какой-то мере самой концепцией исторического процесса у Реца. Согласно его убеждению, этим процессом движут выдающиеся личности или, по крайней мере, личности, занимающие высокие государственные посты. Чтобы направлять ход истории, нужно проникнуть во внутренний мир, в сокровенные помыслы этих личностей, а также точно рассчитать свои собственные поступки. И в этом отношении «Мемуары» Реца значительно возвышаются над описательными по преимуществу мемуарами-хрониками его современников. Немалое место в «Мемуарах» занимает анализ поведения самого Реца — рационалистический в своей основе. Рец признается в своих поступках, иногда, не щадя себя, называет их глупостями, указывает на допущенные им непростительные ошибки, чаще всего вызванные переоценкой своих сил или опрокидывающим все предварительные расчеты эмоциональным порывом, вспышкой самолюбия, жаждой славы, аристократической гордостью. Как уже отмечалось, Рец острее, чем большинство его современников, понимает склад ума и нравственный облик своих соратников и своих противников — протагонистов Фронды.
