— Но откуда ты обо всем узнал? — поинтересовался Макпартленд. — И почему не рассказал мне до поединка?

— Потому что не мог рассказать, не предавая парня, который мне все это выложил, — ответил Граймс. — Когда мы пришвартовались, я встретил знакомого. В прошлом я ему оказал услугу и в благодарность он рассказал, что его хозяин, Скользкий Стин, подкупил секунданта, и тот опоит Рейнольдса. Мой приятель советовал мне поставить все деньги на тебя, Костиган, — ты должен был выиграть нокаутом в первых раундах. Стин и его шайка ничего другого не ждали. Это означало бы конец твоей репутации честного боксера и большой навар для них.

Макпартленд потянул меня за рукав.

— Стив, знаешь, почему я тебя искал? — проговорил он. — Док считает, через день-другой Рейнольдс сможет драться. Что скажешь? Стина мы вышвырнули, и теперь бой будет честным.

— Само собой, — рассеянно согласился я. — Конечно, я буду драться. Но послушай, Граймс, почему ты не рассказал об этом перед тем, как я тебя взгрел?

— Ага, а ты бы подумал, что я испугался твоих кулаков.

— Я просто призовой осел, — пробормотал я. — Ты меня выручаешь, а я тебя калечу. Если хочешь врезать мне в сопелку, я не шевельну и пальцем.

— К черту! — сказал он, затем рассмеялся, и я увидел это впервые. — Я бы не поменял наш бой ни на какие деньги! Впервые в жизни я встретил противника моей категории и получил удовольствие от драки. Мне это так понравилось, что я всерьез подумываю о карьере боксера. Когда-нибудь и ты увидишь мое имя на афишах у пристани.

— Знаешь, такие парни, как ты, рождаются не для того, чтобы украшать стены складов или драить палубы. Худо-бедно я разбираюсь в людях, и уж поверь: когда-нибудь я увижу твое имя на чем-нибудь посолиднее портовых афишек.

И я не ошибся. Не столь уж много лет прошло, но если хотите увидеть надпись с именем Джон Закария Граймс, загляните в одну из контор крупнейшего пароходного агентства Сан-Франциско. Оно сверкает золотом на матовом стекле, а под ним стоит короткое, но емкое словечко: «Президент».

Между сумеречным, населенным привидениями миром раннего детства Роберта Говарда и созданными его фантазией блистательными королевствами Хайборийской эпохи лежат освещенные палящим солнцем долины Западного Техаса, где ранчо, напоминающие миражи, дремлют под пропыленным небосклоном.

Роберт приехал сюда мальчишкой и сразу полюбил эти места. Здесь его буйному воображению открывались невиданные просторы. Весь мир принадлежал ему, и эти необъятные владения были первой вселенной, о которой мечтал Роберт. Он бродил по ним, ставя свое клеймо «Х – – –» – (Икс — три черточки) на деревьях, скалах и коньке крыши собственного дома.

Элси Барнс, почтальонша в Баркетте, была первым человеком, узнавшим, кто «владеет» этими обширными землями. Присев отдохнуть на благоухающем лугу одного из пастбищ, миссис Барнс увидела вначале собаку Роберта — Пестрика, которая испугала ее своим грозным видом, а затем и хозяина. Хотя день только начинался, мальчик выглядел усталым. Он перелез через ограду и подошел к женщине. Оставив Пестрика исследовать маленькую пещеру под уступом близлежащей скалы, Роберт вежливо извинился за причиненное беспокойство.

— Я Роберт Говард, — объявил он. — Мне очень жаль, что мой пес напугал вас. Мы просто вышли на прогулку. Нам нравится приходить сюда. Здесь такие красивые скалы и пещеры, где можно играть в интересные игры. Когда-нибудь я стану писателем и напишу много рассказов о пиратах и, может быть, людоедах. Вам бы не хотелось их прочесть?

Убедившись в искренней заинтересованности миссис Барнс, Роберт с Пестриком скрылись за ближайшим холмом.

Говарды решили осесть в Кросс Кат, северо-западной части графства Браун. Эта обильно покрытая лесами местность, известная под названием Вест Кросс Тимберс, в своей западной части переходит в прерии Когда сюда прибыли первые поселенцы, тут простирались травы, скрывающие с головой человека верхом на лошади, но вскоре их сменили заросли кустарников и нескольких разновидностей карликовых дубов. Местечко Кросс Кат лежит между двумя главными дорогами, соединяющими Абилен и Браунвуд. Сегодня оно насчитывает два десятка домов и одну церковь. В 1915 году оно было значительно более населенным, там была аптека, школа, магазин и пара церквей.

Ко времени переезда в Кросс Кат Эстер уже тяжело болела. Роберт готовился пойти в четвертый класс школы. Доктор Говард снял двухэтажный дом в миле южнее Кросс Кат по дороге в Браунвуд, рядом с местным кладбищем. На первом этаже дома было четыре комнаты, на втором размещались спальни. В погреб вел коридор, в котором стояла большая цистерна, куда собиралась стекающая с крыши дождевая вода Здание имело две пристройки уборную и сарай для лошадей и дойной коровы.

В доме не было ни водопровода, ни электричества. Поэтому, хотя миссис Говард очень любила выращивать цветы, цветник она разбила очень небольшой. Отсутствие сада не слишком угнетало мать Роберта: весной на огороженном пастбище за домом и на лугу по другую сторону кладбища буйно разрастались дикие цветы.

Для Роберта Говарда годы, проведенные в Кросс Кат, были, вероятно, самыми счастливыми в его жизни. Повсюду его сопровождала большая гладкошерстная черно-белая собака — помесь колли и английской гончей, подаренная Роберту на рождество. Мальчик получил щенка совсем крохотным, с едва открывшимися глазами, но на его попечении пес вырос очень быстро. Роберт и собака стали совершенно неразлучны. Когда мальчик ел за столом, пес сидел возле его стула. Если Роберт угощался чем-нибудь в перерывах между едой, то кормил и Пестрика. С той чуткостью, которая развивается как у человека, так и у животного при постоянном общении, собака была полностью предана мальчику. Такого же понимания и преданности Роберт ждал и от людей и, не получив желаемого, испытал одно из наиболее сильных разочарований. «Возьмем, к примеру, Пестрика, — сказал он однажды с кривой усмешкой. — Он годами был рядом со мной и ни разу ни в чем не осудил меня. Он никогда не намекал на то, что лучше меня, и никогда не пытался избавить меня от моих привычек. К счастью, он даже не представлял, как ведут себя в таких случаях люди. — Задумавшись, он продолжил: — Человечество, вероятно, уничтожит себя. Животным останется неплохой мир».

Несмотря на страхи, возможно, оставшиеся у него от опыта первых школьных лет, Роберт пошел в четвертый класс школы в Кросс Кат осенью 1915 года. Хотя он никогда не смог принять непреклонной властности учителей, он достаточно освоился, чтобы получать хорошие оценки и участвовать в играх на школьной площадке. В Кросс Кат Роберт избежал насмешек, которые обращали в кошмар его ранние школьные годы. В школе было несколько групп маленьких озорников примерно того же возраста, что и Роберт, которые постоянно дрались между собой и досаждали учителям. Надо сказать, они нечасто задевали кого-либо за пределами своей группы.

В последствии Роберт вспоминал об учителях этой школы как о «внушающих трепет высших существах». Он писал, что часто боролся с одним из одноклассников и постоянно побеждал его. Как-то во время схватки на игровую площадку вышли учителя. Роберт обрадовался, предвкушая легкую победу на глазах таких зрителей, но тут его противник в первый и последний раз повалил его на землю. Даже много лет спустя Роберт не мог забыть остроту испытанного им тогда унижения и позора, который усугубляла очень обидная мысль: учителя подумают, что он всегда терпит поражение. Он надеялся устроить матч-реванш, который так и не состоялся. Через несколько дней мальчик, с которым он обычно боролся, погиб в результате несчастного случая. Поскольку однокашник Роберта Норрис Чамберс ничего не помнит об этом трагическом происшествии, вероятно, это воспоминание — одна из фантазий Роберта. Этой ложью Роберт пытался защитить свое самолюбие.