— Ред, пропусти меня, а? — попросил я. — У меня ни гроша, но я хочу повидать Джима Барлоу.
— О чем разговор, Моряк? — сказал Ред. — Валяй, заходи. Жаль, что ты не дерешься сегодня на открытии, народ еще помнит, как ты полгода назад уложил здесь Черного Джона Скэнлана.
Я вошел в зал вместе с Майком и оглядел толпу — порядочное сборище для боксерского матча. У меня даже сердце защемило. Все эти люди пришли, чтобы посмотреть на знаменитого боксера — разве потрафит им моя бесхитростная манера боя?
Толпа уже волновалась, но я вдруг заметил в задних, самых дешевых рядах троих парней, при виде которых мне в голову пришла идея. Я зашагал по проходу и, к моему радостному удивлению, толпа охотно расступалась. Она еще не забыла старину Моряка. Я подошел к раздевалкам. Бенни Гольдстейн был облачен для ринга, а Строцца, естественно, не появился. Его менеджер носился, как очумелый, а Джим Барлоу метал громы и молнии. Я увлек Барлоу в боковую комнатку, которая служила ему конторой.
— Джим, — сказал я, — народ теряет терпение.
— Ага, — проворчал он. — Я знаю, но что могу сделать? Куда, по-твоему, запропастился чертов Строцца?
— Неважно. Он не придет.
— Что?! — Барлоу так и выпрыгнул из кресла. — Откуда знаешь? Я разорен! Придется вернуть публике деньги…
— Погоди, — сказал я. — Кажется, я могу тебя выручить.
— Ты? — усмехнулся Барлоу. — Эта толпа пришла взглянуть на кандидата в чемпионы, а не на бродячего «молотилу». Ты по-своему неплох, Моряк, но ты не Ловчила Строцца.
— Ладно, — рявкнул я. — Тогда иди и скажи этому хулиганью, что представление отменяется и желающие могут получить свои монеты в кассе.
Джим Барлоу запричитал, будто его вот-вот хватит удар.
— Поверь, я понимаю, что тебе очень не сладко, — вкрадчиво сказал я. — Строцца и его менеджер надеялись, что ты останешься на бобах, выплатив им гонорар в полторы тысячи долларов. Но ты оказался хитрее: снимая по три, пять и десять монет за место, собрал выручку больше четырех тысяч. Расходов почти нет, ты ведь даже не потратился на предварительное выступление. Получается, что ты наварил чистых две тысячи прибыли. Но если придется вернуть толпе деньги, ты останешься с носом. Хочешь, я тебя выручу? Толпа не увидит Строццы, зато мы ей покажем настоящий бокс, не в пример фальшивым танцулькам Ловчилы и Бенни Гольдстейна.
— А ну, карты на стол, — сказал Джим Барлоу. До нас уже доносились выкрики толпы, требующей начать, а менеджер и секунданты Строццы выбежали из помещения, чтобы подождать «кандидата в чемпионы» снаружи.
— Я заметил в толпе троих, они нам пригодятся, — продолжал я. — Это Французик Ладо, Питер Ногая и Билл Брэнд. Зови их сюда.
Барлоу послал за ними мальчишку, и вскоре они вошли один за другим в контору. Ладо и Ногая были смуглы и здорово смахивали на бандитов. Брэнд — блондин с грубоватыми чертами лица. Вся троица была выварена в ста боксерских щелоках, меня она угостила неприязненными взглядами.
— Расклад такой, — начал я. — Вначале мы предлагаем публике выбор: если она желает вернуть деньги, то мы, само собой, ставим на этом точку. Но я полагаю, зрители согласятся на мое предложение, и тогда я буду драться с этими тремя уголовниками по очереди. Если уложу всех троих, то получу тысячу долларов, а они — шиш. Если хоть один взгреет меня, то поделит эту тысячу с двумя другими. Ну как?
Они только облизнулись, потому как все трое были матросы и сейчас, по своему обыкновению, сушились на мели.
— Но, поскольку Строццы с нами нет, мы должны показать толпе нечто из ряда вон выходящее, — добавил я. — Ладо — боксер и мастер саватэ, он может работать руками и ногами. Пит — специалист в джиу-джитсу, если хочет, пусть выступает без перчаток. Брэнд — чистый боксер и будет драться со мной в этом качестве. Я проведу все три поединка в перчатках по правилам бокса.
— А вдруг тебя уложит первый из них? — спросил Барлоу. — Толпа сочтет себя обманутой.
— Меня еще никто не укладывал, — проворчал я. — Но если даже это случится, окати меня водой, и я встану на ноги. Не беспокойся, я ублажу толпу за ее деньги.
— Хорошо, — сказал Барлоу. — Вы согласны?
— Согласны, — ответили хором трое громил.
Итак, мы облачились в доспехи для ринга и поднялись на помост, где Барлоу поднял руки, прося у публики внимания. Толпа притихла, и Джим начал:
— Господа, я имею кое-что сказать вам, и прошу не орать, пока не закончу. Во-первых, с прискорбием сообщаю, что Ловчила Строцца до сих пор не найден, и у нас есть основания полагать, что сегодня он здесь не появится.
Его слова потерялись в яростном реве поклонников бокса. Вскочив на ноги, они вопили: «Нас обманули! Гони назад наши деньги!»
Барлоу махал руками, пока толпа не успокоилась, а потом сказал:
— Господа, дайте мне договорить, и если все-таки захотите вернуть деньги, то сможете получить их в кассе. Перед вами четверо бойцов, которых вы уже видели на этом помосте. Эти ребята — закаленные ветераны и всегда дерутся в полную силу. Вы их знаете: Ладо, Ногая, Билл Брэнд и Моряк Стив Костиган. Моряк согласен драться с остальными тремя по очереди. Каждый будет работать в своей манере, и вы увидите спор обычного бокса с утонченным французским боксом саватэ и таинственной японской борьбой джиу-джитсу. Моряк согласен продолжать бой даже в том случае, если его нокаутирует первый или второй противник. А теперь, господа, если угодно, ваши деньги ожидают вас в кассовом окошке. Ну, а хотите посмотреть бои в смешанных стилях, прошу уведомить меня.
С минуту народ колебался, потом заголосил: «Пусть дерутся, мы согласны!», и ни один человек не покинул «Арену».
Барлоу повернулся ко мне.
— Я свое дело сделал. Теперь твоя очередь. Кого выбираешь первым?
— Французика, — сказал я, и Барлоу снова обратился к толпе:
— Первым поединком вечера, — проревел он, — будет бой между Моряком Стивом Костиганом, американцем с торговой шхуны «Морячка», вес сто девяносто фунтов, и Французиком Ладо с парохода «Граф», вес сто восемьдесят фунтов. Костиган дерется строго по правилам, в стандартных перчатках. Ладо также будет в перчатках, но ему позволены удары ногами когда ему заблагорассудится и куда угодно — выше или ниже пояса. Они будут драться десять раундов. Начинаем!
Мы с Ладо с опаской сошлись. Он был тощий и жилистый, ростом на дюйм выше моих шести футов, весь из стальных пружин и китового уса. Мне знакомо было саватэ — борьба свирепых костоломов, — и я не собирался рисковать. Я начал с финта левой, но он ушел в сторону. Я мощно размахнулся той же рукой, но Ладо отскочил как кошка и — бац! Откинувшись назад, он очертил ногой широкую дугу и закатал мне прямо в челюсть. Ей-богу, мне показалось, что у меня сломана шея! Мои ноги взметнулись в воздух, и я приложился к брезенту шеей и плечами. Барлоу прыгнул вперед и начал считать, но я вскочил до того, как он сказал: «Три!»
Ладо был уже тут как тут и снова выбросил ногу, но я был начеку. Мне удалось отразить его копыто левой перчаткой, и я тут же вломил хук правой в челюсть. Ладо рухнул на брезент и не шевельнул ни единым мускулом при счете «десять». Толпа восторженно заголосила.
Ладо утащили с ринга, и Барлоу объявил:
— В следующем поединке встречаются Стив Костиган и Питер Ногая с англо-китайского судна «Монгло». Как и прежде, Костиган будет боксировать по правилам, нанося удары только выше пояса. Ногая разрешено бороться и боксировать голыми руками.
Ногая был коренастым здоровяком, этакий полукровка с примесью малайской, французской и японской кровей. Крепкий орешек, большой и гладкий, как морской котик. Его мышцы не бугрились, они перекатывались под атласной кожей, а двигался он с кошачьей грацией и проворством.
Не желая бросаться в бой очертя голову, я атаковал быстро, но осторожно, и он отступил, приседая и водя длинными сильными руками. Я прыгнул к нему, метя хуком в голову, но он шагнул в сторону, и я волчком пронесся мимо.
Он уже летел на меня, но в прыжке передумал и вскинул руку, чтобы блокировать мой мощный хук правой в челюсть. Я сразу ударил вдогонку левой, но он дернул круглой головой, и кулак скользнул мимо.