- Ксеня, пойдем, поговорим! – сказал он, и я беспомощно посмотрела на Илью.

Муж мой усиленно делал вид, что не слышал брата, и не видел меня.

- Мы только поговорим, и вернемся, - зачем-то сказала я и поднялась.

Когда мы с прихрамывающим Никитой выходили из избы, послышались реплики о том, что нам действительно есть о чем переговорить, и что неплохо бы было при этом разговоре присутствовать Илье. Никита увел меня за дом, сел на лавочку и закурил. Я немного пораздумывала, но все же села рядом.

- Ты же меня не забыла? – спросил Никита.

Я занималась поиском доступной для нервного выдирания травки.

- Не забыла… - сам себе ответил Никита, - Тогда зачем?

- Что – зачем? – переспросила я, на самом деле понимая, о чем он.

- Зачем за Илюху выскочила?

- Он любит меня… - кажется, я все же сказала это.

Никита только поднял бровь. У меня загорелись щеки.

- Ты моя, Ксеня, - наконец услышала я.

«Мое сердце остановилось, отдышалось немного и снова пошло».

- Уже нет… - выдавила я.

- Ты моя! – Никита схватил меня за плечи, - Моя, моя! – кричал он.

Я понимала, что от этого разговора теперь можно спастись только бегом, но вырваться не могла и не хотела.

- Так получилось, Никита! – заглядывая ему в глаза, я с наслаждением называла его по имени. – Так получилось, понимаешь ты?

- Не получилось ничего! Так нельзя! Ты моя!

- Нет, Никита, теперь не твоя, - казалось, что сейчас с моим сердцем случится разрыв, - Не сложилось… Ничего теперь не поделаешь…

- Не сложилось? Ты так это называешь? Не сложилось? А я это назвал бы по-другому…

- Как? – может быть я и не задала этого вопроса.

- Предательство, Ксеня…

- Предательство? Ты же умер! Понимаешь? Не было тебя! Совсем вообще нигде не было! – мне было страшно говорить это, но обвинения Никиты были еще страшней, - Поминки были, вот за тем же столом, что сегодня сидели! Крест стоит в Прямухино, сходи, глянь!

- Но меня-то нет под тем крестом! – снова закричал Никита.

- Я и говорю – нигде тебя не было…

В конце концов, я разрыдалась, с трудом вырвалась от Никиты и уговорила Илью уехать домой.

«6»

- Получается, что зря Никитка не погиб… - сказал спустя пару недель после возвращения брата домой Илья.

Он сказал это, глядя в окно, за которым куцый снежок пытался навести зимний порядок. Я же, мгновенно забыв, зачем открыла холодильник, замерла от злой рассеянности. Потому что Илья был вроде как и прав.

- Чего ты говоришь-то? – шепотом спросила я, захлопывая дверцу холодильника. – Как это зря?

- А сама не знаешь, как это? – не поворачивая головы, переспросил Илья.

Я понимала. И от этого неприятно заскребло на душе чьим-то мерзким коготком.

- Или, может быть, зря, что я есть… - пожал плечами Илья.

Он наконец посмотрел на меня.

- Что ты хочешь сейчас? Чтобы я сказала, что все супер? Что мне уже по барабану на Никиту? Или на то, что я не дождалась его? Что ты хочешь от меня? – нужно было молчать, но я говорила это.

- Если бы я знал, Ксень, что он жив…Я бы никогда…

- Ты с ним не виделся больше?

- Нет…

- И не надо, давай вообще уедем? – я надеялась, что Илья поймет – встречи с Никитой разобьют мне сердце.

И мы решили уехать. Куда угодно, только бы подальше от того человека, которого мне больше всего на свете хотелось видеть, ждать, любить.

Решить было легче. На деле оказалось, что учебный год, безденежье, страх и любовь не позволяют мне покинуть Прямухино.

До лета мы дотянули. Никиту я не видела, хоть и подстраивала наши встречи, как бы невзначай. Но небеса видимо хранили его от этих встреч. Мы разминались у магазина, я опаздывала на тот автобус, в котором ехал Никита, заболевала, когда Илья решался, наконец, съездить к родителям, с которыми жил его брат.

Во время своего летнего отпуска у нас погостила немного Олеся. Она горела желанием увидеть Никиту. Развести нас с Ильей. И выдать меня замуж за его брата. Я твердила ей, что это невозможно. Потому что не для того я выходила замуж, чтобы разводиться. Потому что просто нельзя построить счастье на несчастии.

Олеся возмущенно качала головой, но не спорила. Наверное, поняла, наконец.

Потом она уехала, и я заскучала. Такая тоска охватила, казалось, что от нее даже умереть можно. Как будто жизнь из души тянула. И тогда я отправилась к своей родственнице – Еве. Когда-то мы общались с ней тесно, потом я потеряла интерес к дружеским посиделкам, а теперь, спасаясь от своей тоски, снова захотелось с кем-то поговорить.

Я плакала и жаловалась на жизнь, отпивая понемножку из стакана водку, так что к вечеру тоска почему-то стала глобальней, тело стало существовать отдельно от хозяйки, а голова работала только в одном направлении – хотелось увидеть Никиту.

- Я понимаю, что Илья надежный, любящий, что с ним я – за стеной каменной. Но если не мой это человек, то будь он, хоть ангелом, что я поделаю? Ну не мой он. А когда твой, то уж пусть там разное может быть, понимаю, что и не идеал, и трудно с ним, но – мой. И тогда уже все преодолеешь, с другим настроем тогда вообще жить будешь. Как мне не хватает этого ощущения покоя, когда душа уже не рвется никуда потому, что уже нашла причал свой. Но – невозможно. И горько так. Но с другой стороны – без этой-то горечи уже и пресно. Реанимацию как проводят? Шоком. Вот и мне, чтобы жизнь не угасала, нужна реанимация. Шоковой любовью. Я эту свою любовь к Никите ни за что и ни на что не променяю, потому что без нее уже и я - не я буду. Но как же хочется все исправить! Ведь так плохо! И ему еще хуже. Как он бедный мучается! Эх, можно бы было жизнь назад отмотать! – последние слова заставили меня крепко задуматься.

Кажется, в моей жизни уже было когда-то что-то подобное. С возвращением назад.

- Как это ты все понимаешь про любовь? – отвлекла меня от размышлений тоже захмелевшая Ева, - Может, ты себе сама придумываешь? Или так – по привычке все думаешь, что Никиту любишь?

- Не знаю, мне не объяснить. Просто он – это мир, это все. Понимаешь?

- Нет, - честно призналась Ева, - у меня такого не было.

А потом меня охватило такое жгучее желание увидеть Никиту, что, не слушая уговоров Евы и своей совести, я постучала в окошко дома, в котором жил мой любимый. Может быть, он почувствовал, что это я, а может быть, просто повезло, но на мое счастье, на крыльцо вышел именно Никита. Он стоял на верхней ступеньке, сложив руки на груди, а я смотрела на него снизу, и мне казалось, что слышала, как бьется его сердце.

Я не помню, как поднялась к нему на крыльцо, но тепло его щеки, в которую я уткнулась лбом, мне уже не забыть никогда.

- Мне без тебя трудно, - прошептал он.

- А мне без тебя – никак, - тоже шепотом отозвалась я, - никаких красок, никаких звуков – ничего. Душа как слепая и глухая.

- Что дальше-то, Ксень?

Если бы я знала!

Мы постояли еще немного, потом я решила вернуться к Еве. Уговорив Никиту не провожать меня, я прошла мимо дома родственницы, за деревню и направилась к черному плесу. Потому что вспомнила, что кто-то рассказывал мне, что, если донырнуть до плоского камня, лежащего на дне плеса и загадать желание, то оно непременно сбудется. И, кажется, даже у кого-то получилось. На берегу я потопталась в нерешительности – лето солнцем не баловало, и вода в Осуге была еще холодной. Но возвращаться в свою тоску не хотелось еще больше, чем мерзнуть в реке. Поэтому я как была, в одежде бросилась в плес. От холода перехватило дыхание, но я заплыла на середину, вскрикнула: «черный плес, помоги!» и нырнула. С первого раза нырнуть глубоко не получилось, но я каким-то невероятным усилием успокоила дрожь в теле и страх в душе, вдохнула глубоко и скрылась под водой снова. Зажмурившись, я устремилась к заветному камню, и невероятно, но мои пальцы дотронулись до него. В этот момент я успела подумать: «Хочу вернуться в свое прошлое».