— Много нам беседовать не пришлось. К тому же Мэйбл настолько меня образованней, что я не решался говорить ни о чем, что не касается моего занятия.

— В этом ты и прав и не прав, голубчик. Женщинам нравится пустая болтовня, и большую часть этого дела они берут на себя. Ты, конечно, знаешь меня как человека, который не горазд трепать языком, но бывали случаи, когда я, чтобы понравиться матери Мэйбл, не стеснялся уронить свое мужское достоинство. Правда, я был тогда года на двадцать два моложе и числился не старшим сержантом, а младшим. Блюсти свое достоинство полезно и даже обязательно, когда имеешь дело с мужчинами, но, если хочешь завоевать расположение женщины, надо быть немного снисходительнее.

— Ах, сержант, боюсь, ничего у меня не выйдет!

— Как, ты отказываешься от дела, на котором мы с тобой порешили?

— Мы говорили, что, если Мэйбл такова, как ты мне ее рисовал, и если девушке понравится простой проводник и охотник, мне следовало бы поступиться кое-какими своими бродяжническими привычками и настроиться на то, чтобы обзавестись женой и детьми. Но, с тех пор как я ее увидел, меня одолели сомнения.

— Это еще что такое? — рассердился сержант. — Разве ты не уверял меня только что, что девушка тебе нравится? И разве Мэйбл в чем-нибудь обманула твои ожидания?

— Ах, сержант, не в Мэйбл я сомневаюсь, а в себе самом. Ведь я простой темный лесовик, и, может, не так уж я хорош, как мы с тобой воображаем.

— Если ты сомневаешься в своем мнении, Следопыт, это еще не дает тебе права сомневаться в моем. Разве я не разбираюсь в людях? Разве это не прямая моя обязанность и разве мне часто случалось обманываться? Спроси майора Дункана, если хочешь, чего я стою в этом отношении.

— Но, сержант, мы с тобой старые друзья. Мы в десятках боев сражались вместе и не раз выручали друг друга. В таких случаях человек судит пристрастно: а я боюсь, что твоя дочь не посмотрит на простого, невежественного охотника глазами своего отца.

— Полно, полно. Следопыт, ты сам себя не знаешь, положись на мое мнение! Во-первых, ты человек с большим опытом, а ведь это как раз то, чего не хватает молодой особе, и всякая разумная девица оценит это качество. Во-вторых, ты не пустой фатишка из тех, что ломаются и хорохорятся, едва вступив в армию. Ты знаешь службу, это сразу видно, достаточно на тебя поглядеть. Ведь ты раз тридцать — сорок бывал в огне, если считать все стычки и засады, в которых тебе так или иначе пришлось участвовать!

— Верно, сержант, все верно, но разве этим можно завоевать расположение молодой девушки с нежным сердцем?

— Смелость города берет! Опыт, добытый на поле боя, так же полезен в любви, как и на войне. К тому же ты честный и верный подданный английского короля, дай ему бог здоровья!

— Возможно, возможно, но я слишком груб, слишком стар и слишком неотесан, чтобы понравиться такой юной и деликатной девушке, как Мэйбл, незнакомой с нашими дикими нравами. Как знать, может быть, жизнь в поселении больше ей по душе?

— Это еще что за новые соображения, дружище? В первый раз от тебя слышу!

— А это потому, что я и сам не знал, насколько я недостоин Мэйбл, пока не увидел ее. Мне не раз приходилось путешествовать с такими красотками, как твоя дочь, я так же провожал их по лесу, видел их в опасности и в счастливые минуты избавления. Но эти девушки были неизмеримо выше меня, и мне в голову ничего такого не приходило, это были просто слабые существа, отданные под мою защиту. Другое дело тут. Мы с Мэйбл люди разные настолько, что мне невыносимо видеть, до чего я ей неровня. Хотелось бы мне, сержант, скинуть с плеч этак лет десяток и быть поавантажнее фигурой и лицом, чтобы красивой молодой девушке не противно было на меня глядеть.

— Выше голову, мой храбрый друг, и верь отцу, который разбирается в женском сердце. Мэйбл уже наполовину в тебя влюблена, а после двухнедельного любезничания и ухаживания на островах вторая половина придет сама собой и сомкнет ряды с первой. Девочка так и сказала мне вчера, чуть ли не этими же словами.

— Быть того не может! — воскликнул проводник, которому по его природной скромности и робости было даже страшно представить себе свои шансы в столь блестящем свете. — Что-то мне не верится! Я бедный охотник, а Мэйбл впору выйти за офицера. Уж не думаешь ли ты, что девушка откажется от своих любимых городских привычек, от визитов и хождений в церковь, чтобы поселиться с обыкновенным охотником и проводником здесь, в лесной чащобе? А не затоскует она по старой жизни и по лучшему мужу?

— Лучшего мужа, Следопыт, ей не найти, — успокоил его отец. — А что до городских привычек, они легко забываются на лесном приволье, тем более что у Мэйбл достанет характера жить на границе. Когда я задумал ваш союз, дружище, я все это предусмотрел, как генерал, готовящий план кампании. Сначала я подумал было взять тебя в полк, чтобы ты заступил мое место, когда я уйду в отставку. — придется же мне рано или поздно уйти на покой. Однако, обмозговав это дело, я понял, что ты не годишься для действительной службы. Но все равно, хоть ты и не солдат во всех смыслах, зато ты солдат в лучшем смысле слова, и я знаю, как уважают тебя наши офицеры. Пока я жив, Мэйбл должна жить под моей крышей, и у тебя всегда будет дом, куда, ты сможешь возвращаться после твоих странствий и походов.

— Да уж чего лучше, кабы девушка пошла за меня по своей воле! Но, как это ни грустно, мне что-то плохо верится, чтобы такой человек, как я, пришелся ей по вкусу. Вот будь я помоложе да непригляднее, хотя бы, к примеру, как Джаспер Уэстерн, это бы еще куда ни шло, да, это бы еще куда ни шло!

— Вот чего у меня дождется твой Джаспер Уэстерн и все эти молодчики в крепости и не в крепости! — заявил сержант, складывая пальцы в кукиш. — Если ты и не моложе капитана "Резвого", то выглядишь куда моложе, а уж красотой ему с тобой не сравняться!

— Что ты сказал? — оторопело спросил Следопыт, словно ушам своим не веря.

— Я говорю, хоть ты годами и старше Джаспера, а где ему против тебя — ишь ты какой закаленный и жилистый, ровно тугая бечева. Лет через тридцать, помяни мое слово, ты переплюнешь их всех, вместе взятых. Да ты с твоей-то чистой совестью всю жизнь останешься младенцем!

— А чем тебе не угодил Джаспер? Уж если говорить по совести, во всей колонии не найдется более порядочного парня.

— А кроме того, ты мой Друг, — продолжал сержант, крепко пожимая руку Следопыту, — мой верный, испытанный, преданный друг!

— Да, сержант, мы с тобой сдружились лет двадцать назад — еще до рождения Мэйбл.

— Правда твоя, Следопыт, уже задолго до рождения Мэйбл мы были испытанными друзьями, и я погляжу, как эта дерзкая девчонка посмеет не выйти замуж за человека, который был другом ее отца, когда ее еще и на свете не было!

— Трудно сказать, сержант, трудно сказать! Каждый ищет себе ровню. Молодое тянется к молодому, а старое — к старому.

— Положим, Следопыт, в делах семейных это не так! Ни один старик не откажется от молодой жены. А кроме того, тебя уважают и любят все наши офицеры, ей будет лестно иметь мужа, к которому все так расположены.

— Надеюсь, у меня нет врагов, кроме мингов, — сказал Следопыт, рассеянно ероша волосы. — Я всегда старался поступать честно, а этим приобретаются друзья — хотя и не во всех случаях.

— И ты постоянно бываешь в лучшем обществе — даже старик Дункан Лунди рад тебе, ведь он много времени проводит с тобой. Из всех проводников ты у него на лучшем счету.

— Да не только он — мне случалось бродить по лесу с людьми и знатнее и умнее его и целыми днями говорить с ними, словно брат с братом. Но, сержант, никогда я этим не кичился: я знаю, лес равняет людей, хотя в городе это и невозможно.

— И ты известен за лучшего стрелка во всей округе!

— Кабы Мэйбл это ценила в человеке, у меня не было бы оснований унывать. Но порой я думаю, что не моя это заслуга, а "оленебоя". Ведь это же и в самом деле отличное ружье и, может быть, в руках другого оно будет стрелять не хуже.