Должно быть злая, мстительная Гера, ненавидевшая незаконного сына Зевса всеми силами своей души, подослала к спящему Гераклу маленького сонного Морфея, сына Гипноса.

Томный бог опустился над спящим, хлопая тяжелыми ресницами, что-то нашептывал ему на ухо и, оторвав от своего колпачка лепесток снотворного мха, закружил его над героем. И Геракл спал долго и крепко, не слыша ничего, что происходило вокруг.

Не слышал он, как в густом буковом лесу затопали чьи-то грузные шаги, как кто-то огромный, шумно дыша и злобно фыркая, ходил по поляне, как жалобно и тоскливо мычали быки Гериона, сначала близко, потом все дальше и дальше... Он проснулся только утром и с гневом увидел, что долина» в которой паслись пурпурные быки, пуста. Лишь измятая трава блестела от предрассветной росы да грустно, как человеческое дитя, мычал единственный уцелевший теленок со звездочкой во лбу.

Вне себя от ярости герой тотчас бросился в погоню, точно взбешенный вепрь, метался он по влажным холмам и рощам в поисках хоть каких-то следов, но на каменистой почве их трудно было обнаружить. Все казалось безжизненным и пустынным вокруг.

Наконец, уже на склоне дня, измученный долгими поисками, Геракл в изнеможении приблизился к одиноко стоявшей в лесу горе. Достигнув ее подножия, он внезапно остановился: из самой глубины горы доносилось глухое мычание.

Удивленный и встревоженный, Геракл несколько раз обошел нагроможденные скалы, думая, не грезятся ли ему эти звуки. Но провидение не обмануло его. В одном месте он увидел густо заросший кустарником и забросанный множеством обломков утесов вход в пещеру. Все пространство перед пещерой было утоптано великим множеством бычьих следов.

Вглядевшись в вытоптанную копытами землю, Геракл увидел, что следы эти ведут не в пещеру, а в противоположную от нее сторону - в долину.

«Как это могло случиться?» - подумал пораженный Геракл.- Ведь мычание доносилось из пещеры...»

Но недаром ведь герой был и мужественным человеком и божьим сыном. Боги одарили его не только необычайной отвагой и исполинской силой, но и наградили догадливым; умом, хитростью и смекалкой. Геракл быстро сообразил, в чем тут дело.

«Наверное,- подумал он,- лукавый вор связал все стадо хвостами вместе и увел быков за собою, таща их за хвосты задом наперед».

- Вот почему следы получились обратные! - воскликнул вслух Геракл.

В гневе начал он раскидывать в стороны тяжелые камни завала. И, как только первые камни с грохотом разлетелись по окрестному лесу, из-за деревьев донесся громкий топот и яростный треск.

Это был злобный похититель, свирепый великан Кокос. Рыча, как разъяренный лев, спешил он на защиту своей добычи. Кокос ринулся на дерзкого Геракла, подняв свою мощную палицу выше вершины леса, изрыгая клубы огня и серного дыма, мотая чудовищной головой так, что огненные искры разлетались далеко за пределы леса.

Но, как ни устрашал Геракла низкий вор, похитивший чудо-быков, все напрасно. Подняв могучей рукой острую каменную глыбу, Зевсов сын метнул ее великану в висок. Тот покачнулся и, поверженный насмерть, свалился на землю.

Затем Геракл выгнал быков из пещеры, собрал свое стадо и погнал его в Аргос. Там прекрасное стадо было, наконец, вручено жадному Эврисфею. Царь славился не только чрезвычайной скупостью, но и беспримерной трусливостью.

Убоявшись оставить у себя прекрасных животных: уж чересчур великолепны были быки Гериона для смертного, Эврисфей заколол их, принеся в жертву ревнивой богине Гере. Так завершился этот воистину доблестный подвиг великого Геракла.

Однако, чем больше славных дел совершал Зевсов сын, тем опаснее и изощреннее становились уроки, которые задавал ему безжалостный правитель Эврисфей. И потому неудивительно, что не успело еще замолкнуть в аргосских стойлах глухое мычание пурпурных быков Гериона, как ничтожный царек вновь потребовал к себе своего великого слугу.

«Дошла до меня,- сказал он Гераклу,- удивительнейшая весть. Далеко-далеко от нас, где-то на самом краю земли, на берегах могучего моря есть чудесный сад, разбитый прямо на голых скалах великаном Атлантом.

По эту сторону того необыкновенного сада на много дней пути простираются необозримые, как само небо, пустыни, опаленные солнцем: злые скорпионы и ядовитые змеи обитают в них. По ту сторону, над безграничным морем, за которое заходит солнце, раскинулось синее таинственное царство богини ночи Никты.

Дочери ночи - прекрасные сестры-вечерницы - Геспериды вылетают по вечерам из его прохладных темно-лазурных просторов. Они спускаются, подобно падающим звездам, в сады Атланта и стерегут их от сластолюбивых похитителей.

Сказать по правде, там есть, конечно, что охранять, потому что, вряд ли на свете есть что-нибудь прекрасней и чарующей этих густолиственных садов. Блестящие, как самое чистейшее золото, большеглазые, томные птицы, нежно воркуя, порхают там с ветки на ветку в голубом вечернем тумане. Есть среди них и разноцветные, и пестрые. Одна алеет, как летняя заря, другая подобна малиновому вину, а третья полна светящегося изнутри белого света.

Тоненькими колокольными голосами звенят там хрустальные змеевидные ручейки, дно которых устлано золотистым песком, а вода - прозрачнее, чем слеза Афродиты. Есть такие уголки в том волшебном саду, где журчащие ручейки пронизывают землю сплошной переливающейся паутиной. А один лишь глоток этих звенящих ключей способен исцелить страждущее тело от всех недугов.

Неглубокие прозрачные водоемы и озера полны невиданных водорослей, манящих цветов и пестрых серебристых рыб. Розовые лотосы усыпают гладь воды и мерные круги расходятся от их жаркого дыхания повсеместно. Тонкие вытянутые стебли водорослей, путаясь в глубине озер, рождают прихотливый узор, навевающий буйные фантазии.

Есть в тамошних водах удивительнейшее растение. Полный целебных соков, сочный стебель раз в сутки поднимается высоко над водой, и из целомудренно сжатого бутона медленно раскрывается голубой с желтыми ниспадающими перьями цветок. Он источает изумительный аромат и, говорят, всякий, кто увидит это чудо, потеряет покой навсегда. Такой чарующей властью над созерцателями владеет этот цветок.

А по вечерам вытянутыми стайками выплывают из- под листьев пестрые рыбки, и по нежным стеблям трав стекают и капают вниз на землю благоуханные смолы. В самой же глуши девственного сада, в его зеленой и влажной тени, растет прекрасное дерево, ствол его тонок и строен, ветки гибки и упруги, и на них, сияя и солнечным днем, и лунной ночью, висят золотые яблоки, каких никогда не видели глаза человека. Эти плоды испускают такое ослепительное сияние, что способны, наверное, лишить зрения чересчур внимательного зрителя. Это сказочные яблоки и я хочу, Геракл, чтобы ты достал мне три таких яблока! Я знаю - ты смел и могуч, но предупреждаю: даже ты не надейся заранее на легкий исход дела. Знаешь ли ты, кто такой Атлант, хозяин этого сада и чудесной яблони? Так слушай же - я расскажу тебе, кто он.

На самом краю света, над черной и страшной бездной, широко расставив могучие ноги, стоит, нагнувшись, великан, огромный, как величайшая в мире гора. Исполинскими руками он уперся в небо и один, слышишь - один, поддерживает над нами весь небесный свод. И стоит ему хоть на минуту отпустить свою тяжелую ношу, небо тут же рухнет вниз на землю, тучи сорвутся с него, упадут луна и солнце, а яркие звезды посыплются вниз, как горох. Настанет конец всему и вся. Так вот, этот великан, держатель неба, и есть Атлант, ему же принадлежат золотые яблоки, но, понятное дело, самому ему некогда стеречь золотые плоды, но бережет он их больше, чем собственную жизнь. Поэтому, не полагаясь сполна на чары сестер Гесперид, он приставил к ним в помощь злого дракона Ладона. У этого чудища только один глаз в широком лбу, но зато этот глаз никогда, ни днем, ни ночью не закрывается. И горе тому, кого увидит бессонное око дракона.

Все это рассказали мне бывалые и мудрые люди. Так это или не так, я не знаю, но яблоки ты мне должен непременно добыть,- заключил Эврисфей свою длинную речь этими словами, и немного помолчав, добавил: