В минуту Ясон оказался в окружении десятка разбойников.

Десяток копий и мечей целились в юношу.

Стойте! - вскричал Чернобородый, которого соратники уж успели ударом лезвия высвободить из пут.

Перерезанные веревки послушно упали к стопам, свернувшись перерубленной змеей.

Ясон прикрыл глаза, решив, что настал последний миг его жизни, когда повторный окрик Чернобородого остановил полдюжины наконечников, успевших пропороть одежду Ясона.

Остановитесь! - молвил атаман.- Он храбрый воин и победил меня в честном поединке!

Разбойники недовольно заворчали, но не осмелились противоречить атаману: так злая собака ворчит, но не смеет кусать в присутствии хозяина.

Ясон, мысленно посетивший царство Аида, вернулся на грешную землю.

Юноша! - обратился к нему Чернобородый.- Как видишь, я не так жесток, как толкует молва. И реки крови, что проливает банда Чернобородого - в большей мере результат тех бочек вина, выпитых рассказчиками. Ты нравишься мне! Не хочешь ли к нам присоединиться? Тогда сам сумеешь убедиться, что не любое слово - ложь, а правда любит, чтобы о ней молчали!

Нет, атаман! - покачал головой Ясон.- Я вижу, что в твоем предложении кроется зерно мудрости: не испытав на деле, я взялся судить по словам. И видишь, к чему это чуть не привело! Но я благодарю тебя: не пройдя пути, не узнать, что ждет по его окончании. Я торопился в Иолк, но, видимо, обходным должен стать мой путь. Лишь познав людей, воочию убедившись в движущих человечеством силах, я сумею осуществить свое предназначение!

Не спрашиваю тебя о твоем долге! Но не стану и настаивать: каждому хороша лишь его собственная дорога! - отвечал Чернобородый.- Но помни: в нужде, изгнании или беде атаман Чернобородый - тебе друг!

С тем атаман сделал соратникам знак. Тотчас из леса привели оседланных лошадей.

Ясон остался вновь один на пыльной траве со своими смутными мыслями и желаниями, глядя, как удаляется шайка.

Один из бандитов, прежде чем исчезнуть за холмом, привстал в седле и приветственно махнул на прощание.

Затем, решившись, Ясон отряхнул изорванные копья ми одежды. Поднялся - и резко повернул в сторону от дороги. Его путь теперь лежал в направлении, противоположном тому, который был избран первоначально.

Спустя две недели пути Ясон достиг морского побережья. Вернее, то было место, где море вклинивалось в сушу широким заливом: море огражденное прибрежными скалами, возвышающимися из морских глубин во время прилива, и занесенные до половины песком, когда вода, повинуясь воле богов, отхлынет. Место тут было топкое, как не искал Ясон проход к проточной воде. Стоило поставить ступню - жидкая муть из песка и грязи тут же железным зажимом охватывала щиколотку, норовя утащить неосторожного. Но Ясон был упрям: раз за разом, идя вдоль залива, он пытался добраться до проточной воды. Его забавляло упрямство, с которым трясина тут и там охотилась за своей жертвой. Уберешь ногу, выдернув с силой,- тут же колеблющаяся поверхность, всхлюпнув, пойдет рябью, и воронка затянется, ничем не отличимая от остального побережья.

Ясон хохотал, как мальчишка.

Достойное юноши занятие, нечего сказать! - укоризненно произнес женский голос.

Ясон обернулся. О таком диве он слышал, но никогда не видал.

На большом сером валуне, испещренном коричневыми крапинками, возлежало подобие женщины. Ее зеленовато-голубые глаза насмешливо следили за Ясоном. Рука лениво перебирала податливые струи воды. Пышные груди, едва прикрытые светло-каштановыми локонами, белели молочными куполами.

Но боги! У тебя же нет ног! - вскрикнул, пораженный, Ясон, сам тут же устыдившись своей бестактности.

Ну, конечно! - ничуть не обидевшись, улыбнулась незнакомка.- К чему подводной жительнице ноги? И как это глупо: ходить, когда так приятно плавать!

Так ты...

Люди зовут меня по-разному,- пожала та плечами.

Ты - морская нимфа!

Мне больше по нраву - царевна!-отвечала та.- Но, по правде сказать, я не всегда была тем, что ты видишь перед собой! - Так расскажи же мне скорей свою историю! - взмолился Ясон, сгорая от любопытства.

Ты любишь сказки? Где уверенность, что мои слова будут правдой?

Я не ищу правды - мне кажется, для каждого вещи и порядок вещей верны и истинны только тогда, когда сам человек в это верит!

Браво, юноша! Ты смышлен не по годам! Мне тоже всегда казалось странным, когда люди пытались найти одну-единственную истину для всех! Но то, что дорого бедняку, и в мелкую монетку не оценить высокорожденному. Ценности юной девушки ничуть не похожи на то, что по достоинству оценит она же в зрелые годы!

Словом, каждый прав на свой лад? Да, я так и думаю!

Ну, так слушай же, Ясон, мою историю, где вымысел сплелся с ложью, а уж поделить их на части я позволю тебе по своему усмотрению.

Тихо плескалось зачарованное море. Волны играли цветными камешками и мелкой рыбешкой, которая, елозя, стремилась тут же вернуться в родную стихию.

Опасный залив тоже попритих, не чуя поблизости ничего, что можно бы было утянуть в глубины песка.

Солнце играло в зеленоватых чешуйках хвоста нимфы. А Ясон, зачарованный, слушал неприхотливое повествование морской царицы.

Было то много лет назад,- так начала нимфа,- и было мне всего несколько дней отроду. А надо сказать, что родилась я в небесном дворце, когда из глаз богини Геры скатилась слезинка. Людские слезы - вода. Слеза, скатившаяся по щеке богини, превращается в крохотную жемчужинку. Мне посчастливилось, ибо богиня заплакала от радости, а то мне не быть бы такой светлой и блестящей. Слезы обиды или горечи - даже у богов ведь бывают минуты отчаянья, такие жемчужины тусклы, имеют сероватый оттенок и грубую форму. Гера сама улыбнулась, когда я скатилась ей в ковшик ладони.

Какая славная бусинка! - воскликнула Гера.- Она станет мне талисманом!

Гера!--устыдил ее муж, великий Зевс,- пристало ли тебе, такой мудрой и разумной, верить в магию талисманов?

Но Гера не захотела слушать никаких доводов, возразя:

- Любой амулет или талисман - ведь это не более, чем средство поддержать веру и силы, когда и первое, и второе на исходе! Мне же теперь будет достаточно посмотреть на жемчужину, чтобы вспомнить: все в мире преходяще! За тучами всегда прячется солнце, а радость придет за грустью!

И богиня велела Гефесту выковать цепочку и сеточку из золота: она не хотела портить меня, пробивая в жемчужине дырку. Гефест сам радовался ювелирной работе, где нужны не столько сила, сколь талант и терпение. Он чуть задержался со сроком, зато и прекрасную колыбельку он сотворил. Когда меня поместили внутрь сеточки, моя красота засияла еще ярче. Гера носила меня на груди. Вернее, я как раз умещалась в той теплой темнеющей ложбинке, которая всегда привлечет взгляд мужчины. Так что получилось, все, любующиеся на красоту богини Геры перво-наперво замечали меня.

Но постой? - спросил Ясон.- И великая супруга Зевса не ревновала тебя к своей красоте?

Нет, глупый! Лишь очень умная женщина может усомниться в своей неотразимости - Гера же была богиней. Ей и в голову не могло прийти, что первый, как известно, самый жадный взгляд мужчины принадлежит не ей!

Да ты не фантазируешь ли, о нимфа! - усомнился Ясон.- Где это видано, чтобы кто-то влюблялся в жемчужину, когда всегда есть возможность влюбиться во владелицу?!

О, ты, во-первых, обещал доверять рассказу. А, во-вторых, ты плохо знаешь свойства любви! Человек ли, бог ли, любое существо мужского пола, спроси его, что он обожает в своей возлюбленной, тут же представит свою красавицу лишь отдельными черточками. Кто-то вспомнит родинку на шее. Кому-то представится ямочка при улыбке. Иной потянет носом - ему любимая представляется запахом волос. Лишь художники могут представить в своем воображении женщину целиком, да и то, это ими же придуманный образ, похожий на оригинал не более, чем сушеная треска на только-только проклюнувшегося из икринки малька. Тоже рыба, да запах не тот!