– Четырнадцать? – Ее голос поднялся от невозможности поверить в услышанное.

Да, чертовски мало.

– Сколько же лет было твоей матери?

– Пятнадцать, – ответил он, открывая жестокую правду целиком. – Раньше я постоянно дразнил ее из-за любви к молоденьким мальчикам, пока не понял, что ее легко довести до слез и что, когда я вел себя максимально паршиво, она все равно любила меня. Это и стало спасением: она любила меня, каким бы испорченным и диким я ни был.

Он мог точно сказать, что она в шоке. Возраст его родителей определенно не упоминался ни в одной статье, написанной о нем. Он сделал для этого все во благо матери.

– Я не знала.

Боже, она была такой милой. Голос ее дрожал от жалости к маленькому мальчику, которого так сильно побила жизнь.

– Если ты заплачешь, я больше ничего не буду тебе рассказывать. – Он смягчил угрозу улыбкой, но говорил совершенно серьезно. Оставалась еще одна коробка с окаменелостями, которую нужно было упаковать, самая маленькая, стоявшая на столе. Он поднял ее и понес к последнему деревянному ящику.

– Я не собираюсь плакать, – сказала она, проводя кончиками пальцев по щекам и потянувшись к кости размером с руку, покрытой камнем. – Так что давай, вперед, расскажи мне все. Я миллион раз спрашивала себя, как ты оказался в команде Уилсона. Кто тебя выгнал?

– Отец моей мамы. Он постоянно выгонял нас из дома. Мы либо должны были жить по его правилам, либо ночевать на улицах. В тринадцать лет я все чаще начал выбирать улицы.

– Где сейчас твоя мама? – спросила она, отходя за очередной коробкой.

– В Боулдере. Она вышла за дантиста, когда мне было шестнадцать. У меня две сводные сестры – Джесси и Линн – милые девчонки.

– Двое Джесси? – Засмеявшись, она остановилась и посмотрела на него.

– Да. – Он тоже ухмыльнулся. – Мать с отцом особо не общаются. Забавно, что они оба назвали своих детей Джесси.

– А твой дед?

Он пожал плечами.

– Кто знает? Я не поддерживал с ним связь и маму не спрашивал.

Он понимал, как это должно было прозвучать для того, кто своего деда обожал, но Барт Йонгер не имел ничего общего с Уилсоном МакКинни. Даже для человека с огромным воображением. Он был мудаком-алкоголиком, который избивал мать Куина, но Реган не обязательно было знать все это, не сегодня.

Оба повернулись на звук подъехавшей Роксанны.

– Хокинс, – с облегчением сказал он. Куин направился к двери, но она поймала его за руку и вернула обратно.

– Спасибо, – сказала она, поднявшись на цыпочках и поцеловав его в щеку.

Прежде чем взять ее руку в свою, он поцеловал ее пальцы.

– Давай впустим Хокинса и начнем шоу.

Воспоминания о Кристиане Хокинсе вспыли в сознании Реган, когда они с Куином вышли со склада, и первый же взгляд, брошенный на него, вылезающего из блестящего зеленого мускулкара с черной рейсинговой полосой на капоте, доказал, что она узнала бы его где угодно.

Он совсем не изменился, разве что стал выше и раздался в плечах. Его волосы до сих пор были совсем темными, почти черными. У него по-прежнему был самый напряженный взгляд из всех, что она когда-либо видела; лицо составляли углы, а не изгибы. Удивительно, но он до сих пор носил изношенные джинсы и старую футболку, хотя поверх надел полосатую хлопковую рубашку с длинным рукавом, которая, несомненно, скрывала кобуру и оружие. При улыбке линии на его лице становились глубже и длиннее, и она вспомнила, что считала его симпатичным, слишком опытным для своего возраста и опасным, хотя и не могла понять суть этой опасности.

Ну, «симпатичный» не описывало мужчину, которым он стал. «Привлекательный» тоже не подошло бы, если вызывало в сознании образ чуть смазливого героя рекламы пены для бритья. Кристиан Хокинс не был симпатичным. Он просто поражал: оставался серьезным, даже когда улыбался, и выглядел так, словно побывал в аду и вернулся обратно с тех, как она видела его в последний раз. При этом он, возможно,  даже получил удовольствие от путешествия, или, по крайней мере, вынес из него много познавательного.

Атмосфера опасности сохранялась, как и животный магнетизм, которому она старалась не поддаться даже в пятнадцать лет. В тридцать она куда лучше понимала, откуда он мог взяться и куда завести девушку, поэтому чуть сильнее сжала ладонь Куина.

– Реган, – сказал Хокинс, протянув руку. Его улыбка стала шире.

Она ответила автоматически, и, когда их ладони встретились, почувствовала не только тепло и силу его руки, но и ощутила, как он мгновенно оценил в ней женщину. Это чувствовалось в легком пожатии, слабом давлении пальцев и невысказанном одобрении, светящемся в глазах. В качестве приветствия это было столь же очаровательно, сколь раздражающе, и она вдруг поняла, что попала в компанию джентльмена – и ловеласа (хотя даже и не подозревала, что это слово входит в состав ее лексикона).

– Кристиан, – с улыбкой ответила она, потрясенная радостью от этой встречи.

Отпустив ее руку, он перевел взгляд на Куина и едва заметно поднял бровь.

– Час максимум, – сказал Куин. – Разве что ты хочешь позвонить Роперу и лично его пригласить.

В ответ Хокинс быстро назвал телефонный номер, начинавшейся с денверского кода.

– Да, пожалуй, так будет лучше, – согласился Куин, Реган же не поняла ничего. Впрочем, было совершенно очевидно, что они долго работают друг с другом.

Это впечатление лишь усилилось, когда они вместе шли через склад. Куин достал отслеживающее устройство, найденное Кидом в ее машине, и установил его в один из ящиков – чтобы Ропер выследил Лафайетт. Устройство, захваченное со Стил Стрит, было помещено в другой ящик – чтобы Куин и Хокинс могли выследить Ропера, куда бы тот не забрал кости. Кости должны были привести их к тому, что они ищут. Хотя он до сих пор не сказал ей, что это.

Они говорили на им одним понятном языке, но Реган догадалась, как Хокинс был разочарован тем, что гнездо Тарбозавра или что-то похожее оказалось домыслом. Видимо Ропер Джонс пришел в ярость из-за пропавших костей, и даже великий Уилсон МакКинни не смог понять почему.

«Может, у Уилсона был небольшой приступ бреда», – подумала она. Ведь он знал, как сильно Хокинс с Диланом хотят найти хоть что-то.

Прибытие Хокинса даровало ей еще немного времени, и она направилась обратно к столу, надеясь, что упустила что-то, пока они загружали оставшиеся окаменелости. Она не пыталась сохранять тишину и уж точно не собиралась подслушивать, но услышанное от этого не стало менее страшным.

– Он хочет твою долбанную голову, Куин. И я сказал ему, что смогу достать ее, особенно за пятьдесят штук, которые он предложил.

– А остальные части моего тела?

– Ты же его знаешь. Псам. Черт, вероятно, он будет продавать билеты.

– Мы могли бы… – Внезапно Куин обернулся, видимо, услышав ее испуганный вздох.

– За твою голову назначена цена? Только за голову? – Мысль об этом была так ужасна, что она едва могла дышать.

Куин снова перевел глаза на Хокинса. Молча они обменялись взглядами, видимо установив план действий на ближайшее время. Она не поняла, как им это удалось, но не стала возражать, когда Куин взял ее за руку и повел наружу к машине Хокинса.

– Понимаю, как паршиво звучит сказанное Хокинсом, но здесь не о чем волноваться. – Открыв багажник, он вытащил чрезвычайно опасную на вид пушку. Она не знала что это, но точно не пистолет. Гораздо больше, серьезнее, словно позаимствованное из боевика, с огромным магазином патронов внизу – они выглядели так, будто совершенно точно понадобятся.

– Как ты можешь так говорить? – спросила она. Будь он проклят, он откровенно усмехнулся.

– Там снаружи всегда есть тот, кто хочет достать меня, или Хокинса, или Кида, или Джей Ти, или Крида. Так все это устроено. Стил Стрит отсылает нас на опасную работу. Мы делаем ее и двигаемся дальше, – сказал он, ведя ее обратно к складу и перекидывая лямку пушки через плечо.

Они двигались между кучами металлического мусора, все еще излучавшего дневную жару. Когда они только приехали, она была полна радостного предвкушения перед осмотром костей, но сейчас этот склад казался ей угнетающим и жалким, словно место встречи с тем, кто платит, чтобы для него отрубили голову другому человеку.