– Кид. – Его имя было слабым дыханием, наполненным такой страстью, что он наклонился и начал покрывать поцелуями ее щеки, ее брови. Он был здесь, с ней. Он не оставит ее, никогда. Ее нога обхватила его бедра, притягивая ближе, пока он врезался в нее. Она снова простонала его имя.

Боже. Он тоже чувствовал ее – эту грань наслаждения, острую и сладкую.

– Кид. – Она закинула голову, пальцы ее впились в его талию по обе стороны, притягивая ближе, вынуждая входить глубже.

Он помедлил, потом толкнулся внутрь, выжидая секунду или две, и скользнул рукой между их телами, чтобы снова начать ласкать ее. Совсем скоро ее тело напряглось, его имя сорвалось с губ тихим шепотом, страстным, жаждущим.

– Кид… нет… пожалуйста, да.

Он был как в тумане. Он прекрасно понимал ее: влажный рот прижимался к его губам, гибкое тело балансировало на грани. Его ладонь скользнула вверх по ее руке, их пальцы спелись. Он врезался в нее все сильнее, пока она не кончила: дыхание ее прервалось, тело толкнулось навстречу его бедрам, принуждая войти глубже. Она выдохнула его имя, и он застыл, обретая освобождение в волнах чистейшего, сладчайшего удовольствия. Оно прокатывало сквозь него: было трудно дышать и невозможно думать.

Казалось, он перенесся в другое пространство, тело окутало странное ощущение забвения. Прижавшись к ее лбу своим, он попытался лишь хоть чуточку выровнять дыхание. Ему было так хорошо. Мускулы подрагивали от пережитого наслаждения, сознание плыло в озоне умственного и физического расслабления – и он остался бы в таком положении так долго, как это было возможно, если бы, наклонившись для поцелуя, не почувствовал ее слезы.

– Никки? – Он перекатился на бок и стер влагу с ее щек большим пальцем. Он знал, что не причинил ей боли. Она была с ним, все это время, каждую секунду. – Что случилось?

– Ничего. О, Кид, – вздохнула она, целуя его лицо, его губы, скользя руками по его груди.

«Да», – подумал он, когда понял, в чем дело. Ему просто повезло, что он тоже не плакал. Он никогда не чувствовал ничего похожего на то, что случилось между ними. Никогда. Она была такой горячей, такой сладкой, такой мягкой и умной, забавной, нежной и дикой, а он был влюблен. Безумно влюблен.

Засыпая, она устроилась поудобнее рядом с ним, и он поцеловал ее макушку. Движения ее рук превратились в медленные ласки.

Ему нужно сказать ей о любви. Такое чувство просто невозможно было удержать внутри. Да, ему нужно сказать – и он скажет. Завтра.

Глава 21

Никаких пушек. Только кости. Куин, стоявший посреди склад в Лафайетт, просто не мог поверить, что едва не умер из-за кучи древних костей, которые, видимо, разочаровали даже Реган.

– Его здесь нет, – сказала она, осматривая одну из окаменелостей во второй раз. Она исследовала все в надежде обнаружить гнездо хищника Мелового периода, которое якобы нашел Уилсон. Они были на складе в Лафайетт уже больше получаса, так что ее время вышло. Она понимала это, он понимал это, и им обоим нужен был только Хокинс, который должен был приехать, чтобы они установили ловушку.

– Уилсон казался таким уверенным, – сказала она, проходя вдоль длинного стола. Ее пальцы скользили с одной окаменелости на другую: некоторые были до сих пор не тронуты, с других гипс уже сняли. Большинство костей были упакованы в ящики, стоявшие на полу – те, что точно не принадлежали Тарбозавру.

«Но там нет и пентагоновских винтовок», – с отвращением подумал он, пытаясь вспомнить, почему генерал Грант был так чертовски уверен, что именно этот груз нужно выкрасть.

– Может, Уилсон просто принял желаемое за действительное, – обратился к ней Куин, осторожно вылезавший из погрузчика, которым пользовался. Колено начинало адски болеть. Он провел полчаса, собирая «отвергнутые окаменелости» для дальнейшей транспортировки. Проклятье, он только что в подарочные упаковки их не завернул. Когда Ропер наконец появится – а в этом Куин не сомневался ни секунды – груз должны будет уйти отсюда быстро и без проблем. Он хотел, чтобы плохие парни пришли и ушли. Никаких неожиданностей. Только не с Реган поблизости – об этом риске ему стоило подумать раньше и лучше.

Черт возьми.

– Думаешь, у него навязчивая идея? – спросила она, поднимая глаза от стола.

– У твоего деда? Я не видел его уже много лет, но, судя по тому, что слышал о нем, такое возможно. – Он не хотел беспокоиться ее еще сильнее, но они были, где были, а никаких гнезд здесь не наблюдалось. Как и ничего такого, что могло бы изменить ситуацию. – Что ты думаешь насчет остальных окаменелостей?

– Полная мешанина. – Она оглядела кости, которые были упакованы в ящики, и снова посмотрела на стол. – Нет ни одной пары, принадлежащей одному и тому же виду, не говоря уж – одному и тому же животному. Изымали их тоже не особо осторожно. Ни черепов, ни зубов, ни позвонков. Похоже, кто-то просто избавился от кучи костей, не оставив ни единой зацепки, чтобы узнать, где они были найдены и как туда попали.

Отлично. Он зря втянул ее в это.

– Что случилось? – спросила она, обходя стол.

– Ничего, – сказал он, изо всех сил стараясь убрать хмурое выражение с лица. – Слушай, думаю, мне стоило сказать тебе об этом раньше, но у тебя, может, будет еще одна возможность посмотреть на эти кости, если захочешь.

– Что ты имеешь в виду? – замешательство исказило черты ее лица.

– Мы собираемся позволить Роперу забрать их сегодня, но мы не оставим их у него, если это будет противоречить нашим интересам.

Ее брови нахмурились еще сильнее.

– Ты снова украдешь их, – помолчав, сказала она. Слабая улыбка подняла уголки ее губ.

Он улыбнулся в ответ.

– Нет.

Он совсем не изменился, ни на йоту. Он остался тем взъерошенным шестнадцатилетним преступником, которого она впервые увидела столько лет назад. Точно так же не изменился и Хокинс, и Дилан, и все остальные парни, которых взял под свое крыло Уилсон. После всех этих прожитых лет, после всех пройденных миль в глубине души и по профессии они оставались ворами. Только теперь они крали для правительства.

– Так ты угнал сотню машин прежде, чем тебя поймали, – сказала она, опираясь на стол и скрещивая руки на груди. – Почему?

Всю ночь он ждал этого вопроса, с того момента, как сделал свое первое признание на той грунтовой дороге около Денвера, и уже тогда решил сказать ей правду.

– Стресс.

– Стресс? – Ее бровь поползла вверх. – Какой стресс?

– Стресс «сегодня останешься голодным», стресс «замерзнешь на улице», стресс «пошел вон из дома». У нас все это было.

След от улыбки пропал, глаза потемнели и сделались совершенно серьезными.

– У кого «у нас»?

– У нас с мамой.

– А твой папа? – это был резонный вопрос. Или он был бы резонным, если бы отец имел хоть какое-то отношение к этой ситуации, а он его не имел.

– Знаешь, – сказал он, подходя к ней и быстро целуя в губы, – он не такой уж и злодей. Думаю, его можно даже рассматривать как неплохого парня, учитывая, что он стал отцом в четырнадцать лет. Я не знал его, пока пару лет назад он не объявился. У него прекрасная семья, двое сыновей – Джесс и Эрик, – собственный магазин, торгующий покрышками. Стил Стрит получает шины именно оттуда. Мы стали отличными клиентами. – Ну разве не мило все получилось? Проклятье. Он давно решил забыть про злость. Как, черт возьми, можно было злиться на четырнадцатилетнего парня, которому однажды ночью повезло?

Его челюсть немного напряглась, и в глубине души он признался, что до сих пор слишком быстро заводится, когда речь заходит о той ситуации. Ему бы ненавистна мысль о том, как обыденно обошелся отец с его матерью, которая, очевидно, обращения лучше и не знала никогда.

Ну, он-то точно держал свою ширинку застегнутой и в четырнадцать, и в пятнадцать, и в шестнадцать, и в семнадцать, что, видимо, стало одной из причин его невероятной фиксации на Реган, чье лицо, вдруг заметил он, побледнело.