Взглянув на Куина, она почувствовала, как гнев перетекает в ужас.

Что она наделала? Ей не стоило влюбляться в мужчину, работа которого несет с собой такую опасность. Совсем не стоило.

– И куда ты двигаешься? – Вопрос прозвучал напряженно, но она не смогла справиться с собой.

Они обошли склад, и в следующую секунду он прижал ее спиной к стене. Его тело оставалось в нескольких дюймах от нее. Руки легли на талию, удерживая.

– Без тебя – никуда, – пообещал он, делая шаг ей навстречу. – Никогда, – яростно добавил он за мгновение до того, как его рот обрушился на нее.

Она сдалась. Невозможно было противиться желанию, разожженному поцелуем.

Подняв голову, он поцеловал ее еще раз, потом сказал:

– Пошли.

Взяв ее за руку, он пошел к лестнице, расположенной на задней стенке склада. Она была задумана как пожарная, поэтому он поднял нижнюю секцию прежде, чем они поднялись на самый верх. Попав внутрь, они прошли к узкой комнатке, спрятанной в тени стропил.

– Мы будем ждать здесь. Через минуту Хокинс поднимется с другой стороны и будет ждать там. Как только кости заберут, я отвезу тебя на Стил Стрит. Хорошо?

– А куда пойдешь ты?

– На встречу с Хокинсом. Он проследит за Ропером и скажет мне, куда тот отвез окаменелости. – Он открыл дверь в комнату. Там стоял длинный письменный стол, пара стульев, шкаф с папками. В окне не наблюдалось ни единого кусочка стекла – только опущенные стальные жалюзи.

Он сел на стол, она опустилась рядом с ним. Вытянув из кармана телефон, он набрал номер большим пальцем.

Через секунду заговорил:

– Скажи Роперу, чтобы проверил приемник. Хочу, чтобы пятьдесят штук снялись с моей головы. – Он повесил трубку прежде, чем у того появился шанс ответить. Сообщение было кратким и по делу.

«Так вот зачем был нужен тот телефонный номер», – подумала она.

– Я боюсь за тебя, – призналась она, когда он засунул мобильник обратно в карман.

– Не нужно. – Он соскользнул со стола и пошел к окну, чтобы выглянуть наружу через щели в жалюзи. Основной этаж был ярко освещен, как и пространство снаружи, но верхний оставался в тени. Было слышно, как Хокинс передвигает погрузчик. Когда звук пропал, Куин вернулся к столу.

Он встал напротив нее, обхватив ладонями ее плечи.

– Я смогу о себе позаботиться. Обещаю.

Она отвела взгляд, одной рукой обхватив себя за талию, а другой закрыв лицо. Все это было так ужасно.

Что за больной будет назначать цену за части тела другого? И как, черт возьми, она умудрилась так глубоко в этом увязнуть? Господи, она была на заброшенном складе в Лафайетт посреди ночи, ждала группу преступников, которые должны были украсть окаменелости класса «Б», которые – она могла гарантировать – не стоили чьей-то жизни. Ничьей жизни.

Но жизни Куина в особенности.

– Эй, – сказал он, придвигаясь ближе.

Дрожь прокатилась по ее телу, и она взмолилась: «Господи, пожалуйста, не дай мне заплакать».

– Эй, все будет в порядке, – пообещал он. – Я не позволю причинить тебе вред.

– Я не о себе беспокоюсь. – Голос превратился в слабый шепот.

– Ш-ш. Реган, все хорошо. Я здесь. – Он поцеловал ее лоб, потом щеки и, наконец, рот. То ужасное оружие лежало позади нее на столе, а ночь превращалась в настоящий ад, но она все равно почувствовала, как медленно плавиться под его губами.

Она не представляла, что мужчина может быть таким приятным на вкус.

– Однажды тебя уже ранили, – между поцелуями напомнила она.

– Я поступил необдуманно, признаю, но я всегда учусь на своих ошибках. – Скользнув руками вверх по ее коленям, он развел ее ноги и устроился между ними. Ей стало интересно, как далеко все это может зайти: на складе, на страже, посреди ночи. А она без нижнего белья.

Довольно далеко и еще немного дальше, поняла она. Он продолжал целовать ее, осторожными прикосновениями спускаясь все ниже, пока не опрокинул ее на стол. Его губы скользили по ее коленям и возвращались к внутренним поверхностям бедер.

– Хочешь развлечься?

О Боже, что бы он ни задумал, это было полным безумием.

Наклонившись над ней, он поднял ее ногу, поцеловал колено и начал задирать юбку вверх, пока она не оказалась полностью открытой его сверкающему зеленому взгляду. Улыбка совершенного удовлетворения скривила его губы.

– Это безумие, Куин. – Слабая отговорка даже для нее.

– Ахх-хха, – согласился он, наклоняя голову. – Полное безумие.

О Господи. Дрожь прокатилась по телу, вырвавшись в неровном вздохе. Если все люди делают это друг с другом, то непонятно, как ее брак мог продлиться больше недели.

Она хотела остаться с ним навсегда, хотела чувствовать это постоянно. Но это казалось неразумным, невозможным.  Сама мысль об этом пугала ее до смерти. Сегодняшняя ночь была самой сумасшедшей в ее жизни, но то была лишь одна ночь. И она прибывала в полной уверенности, что лучше сохранить все именно так – ограничиться одной ночью, одной невероятной ночью.

Завтра она вернется к своей обычной, идеально безопасной жизни. Пережитый опыт принесет новую мудрость – но она будет помнить это: как он занимался с ней любовью, как одного вкуса его рта было достаточно, чтобы ее скрутило от желания. Она все еще чувствовала, что не знает его. Она и не знала его – но ее тело знало. А сознание более чем жаждало следовать за телом – что было так на нее не похоже. Реган МакКинни не снимала с себя одежду вне дома, она совершенно определенно не занималась сексом на капоте машины или на багажнике – и она не позволяла, никогда не позволяла, мужчине делать то, что Куин делал под ее юбкой. Ну не под стропилами же склада в Лафайетт?!

Его рот скользнул еще на дюйм выше по бедру, и она почти начала умолять его двигаться дальше, стонать «пожалуйста». Предвкушение парализовало ее, дыхание стало поверхностным, тело задрожало. Он снова обхватил ее ноги ладонями, губы остановились на животе, целуя, облизывая, мучая ленивыми пробегами языка по коже – сводя с ума.

Она начала медленно гореть, когда он поднял руку к ее груди и начал дразнить сосок.

– Куин, – бездыханно взмолилась она. – Куин, пожалуйста.

В ответ он скользнул ниже – ниже и ниже, пока не оказался там, где она жаждала его. Рот был таким горячим, язык сладким, быстрым и умным. Волны наслаждения омывали ее тело, мешая дышать.

На другой стороне склада, сидя под стропилами, Хокинс уронил голову на руки. Проклятье, он просто не мог слышать то, что слышал. Они опять этим занимаются?

О чем, черт возьми, думал Куин?

«Нет, – быстро осадил он. – Не надо об этом. Ты не хочешь думать о том, чем сейчас заняты мысли Куина».

Проклятье. Неверодерьмоятно.

Он услышал еще один тихий стон, женский стон, и воображение начало наводняться разного рода картинами против его желания.

Какая пытка.

Он не знал, как много шума, по их мнению, производит генератор на первом этаже, но этого шума было явно недостаточно.

Обалдеть. Сжав зубы, он проверил свой пистолет – девятимиллиметровый Глок, который он уже успел проверить дважды. Посмотрел на часы, перекатился, прицеливаясь и осматривая линию огня.

Медленно, но неизбежно эти очаровательные звуки, которые она издавала, приобрели ритм, несомненно, ставший его смертным приговором. Спаси, Господи. Он абсолютно точно не хотел быть частью удаленного вуайеризма, смешанного с menage a trois, и – о, замечательно, у него эрекция.

Прекрасно.

Он убьет Куина.

Кто бы мог подумать, что бывший пилот ВВС, герой, приставленный к награде, не сможет держать свои руки подальше от нее каких-то жалких тридцать-сорок минут?

Он что – хочет слишком много?

В защиту Куина Хокинс признал, что сам он был одним из тех редких людей, которые могли услышать полет мухи в пятидесяти ярдах сквозь две полосы активного дорожного движения, не говоря уж о женщине на гране оргазма, которая находилась всего в тридцати ярдах.

Он убьет Куина.

На основном этаже холодильник, работающий от генератора, начал свой часовой цикл активного охлаждения, и уровень шума снова стал нормальным. Как только это случилось, он был спасен. Если он не слышал их, то мог и не думать о них.