Те из конструкторов, которые работали до глубокой ночи, получали (по инициативе генерала Котина) дополнительный ужин. Наиболее активным вручали продуктовые премии.

Из записей отца:

«Мне случалось получать премии «Лучшего начальника цеха» из 24 предметов. В нее входили: бутылка водки, пачка табаку, плитка шоколада (из США), две-три коробки американской тушенки и т. п. Водку и табак жена (она тоже работала на заводе) обменивала на базаре на мясо, которым мы кормили детей.

Питаясь в столовой литеры «Б», я имел портативную жестянку, такие имели многие конструкторы, в которых мы помещали второе блюдо и относили его домой полуголодным ребятам.

Последние партии наших инженеров, прибывших из Ленинграда — молодые ребята — имели жалкий вид. Некоторые были опухшие от голода в блокаде, но постепенно к ним вернулись и здоровье, и красота.

В качестве официанток в нашей столовой работали некоторые молодые артистки Ленинградского драматического театра, которые не нашли применения своим талантам в сложившейся обстановке».

В тяжелых условиях отец оставался заботливым сыном. В блокадном Ленинграде остались его отец и мать.

Из письма отца:

«2.02.42 г. Челябинск.

Дорогие мама и папа, не знаю, получите ли вы это письмо и посылку, которую я отправляю с товарищем. До Москвы дойдет, а дальше… Для улучшения своего питания продайте все мои и Наташины вещи за любую цену или обменивайте их на продукты. Здесь с питанием тоже очень тяжело. Я получаю 800 граммов хлеба, Наташа и дети по 400. Сахар почти не дают. Выдаваемые нам карточки отовариваются процентов на 25. На рынке молоко стоит 25 рублей (меняем хлеб на молоко), мясо — 80—130 рублей кило. Жиров нет. На деньги почти ничего не продают, процветает обмен».

Посылка не помогла, а может, и не дошла. В конце февраля 1942 года наш дед — Василий Константинович Федоренко, ученый-историк — умер в Ленинграде от дистрофии.

В это время на фронтах шли бои, а с конвейеров ЧТЗ сходили новые модели танков.

К концу войны отец получил два ордена и три медали. Но его оценка своих заслуг была очень критической. Он всегда занимался самооценкой и ставил перед собой высокие нравственные цели.

«13.08.44 г. 10 августа узнал о том, что награжден орденом «Знак Почета». Для меня это третья правительственная награда. Знакомые поздравляют. Из газет о моем награждении узнают многие из знающих меня за пределами Челябинска. Награда скромная, но, пожалуй, заслуженная».

«3.02.46 г., воскресенье. Основное на сегодня у меня — это нехватка времени. Семья, партийная работа, труд на заводе, чтение самого важного, что необходимо прочесть, — съедают все время без остатка. Не пишу о фактах — они сложны и тяжелы, важно другое — в воздухе пахнет весной, а мне скоро пойдет 40-й год. Тевелев (инженер-конструктор ЛКЗ) поздравил меня с орденом Красной Звезды.

Делаю небольшую работу для Каплана. Он создал здесь целую лабораторию. Что создал я? Ж. Я. Котин моложе меня на год, а имеет мировое имя. Пора поставить цель в мечтах. Примерно так: я — инженер с широким кругозором, танкист-вооруженец, профессор в своей и родственных областях. Наверно, неплохой организатор — старый член партии, имею работы в области экономики СССР и философии, поэт и художник и т. д.»

Отец был художественно одаренным человеком. Писал стихи, хорошо рисовал, причем владел шаржевым стилем. Секунда — и дружеский шарж готов. Применял этот свой талант в воспитании детей. Вместо нравоучений за провинности и шалости я получала смешную картинку, которая действовала очень сильно. Иногда, рассматривая ее, я от обиды горько плакала, как если бы меня выпороли.

Его качества — истинно интеллигентного человека: самоирония, критический анализ, блестящее чувство юмора.

Из дневников отца:

«17.08.44 г. Сегодня на улице мне пришла в голову странная, но простая мысль: самое главное в нашей жизни — это дети и то, что мы даем им при нашей жизни и оставляем после нашей смерти. Что оставлю я? Этот вопрос стал меня частенько беспокоить. Пока больших дел мною не сделано».

Суровые военные будни продолжались.

Из записей отца:

«Почти всю войну являлся начальником конструкторской группы по специальному оборудованию (вооружению) танков и самоходных установок. Много разработок сделано руководимой мною группой инженеров-конструкторов всех рангов и лично мною для почти всех типов машин, которые проектировались в КБ. Как известно, на заре танкостроения многочисленные ранения получали танкисты в глаза при наблюдении из танка через смотровые щели. Ранения эти вызывались свинцовыми брызгами (пули плавились при ударе в броню) из-за несовершенства и недостаточной герметичности смотровых приборов.

Наша группа занималась установкой и испытаниями разнообразных смотровых приборов, прицелов и т. п., совершенствованием танковой оптики. Новые приборы у нас испытывались снайперским обстрелом. Там, где должны быть глаза танкиста, в башне укреплялся тонкий лист бумаги. При недостаточной герметичности прибора на бумаге получались просечки от свинцовых брызг — мелких осколков. Случалось и мне брать в руки трехлинейку для обстрела своих и чужих конструкций смотровых приборов и прицелов (Отец был охотник. В шкафу висело красивое немецкое ружье, а после его приездов с охоты наша женская семейная команда: мама и нас три дочери — сидели на кухне и общипывали уток. — Л. Ф.).

Различные установки самых разнообразных пушек, пулеметов, зенитных пулеметов для машин семейства ИС также проектировались и испытывались инженерами нашей группы. Одно время я был старшим инженером новой машины КВ-12. Она прошла испытания, но по каким-то соображениям не была поставлена на производство. Жаль напрасно потерянного времени.

В обязанности нашей группы входило также проектирование разнообразных механизмов для вертикального и горизонтального наведения оружия. Башни танков у нас крепились на шариковой опоре (так называемый погон). При ударе снаряда по башне она могла слететь с машины; чтобы этого не происходило, существовали так называемые захваты, которые работали неудовлетворительно.

В ноябре 1943 года мною была предложена новая конструкция погона, воспринимающего одним рядом шариков, без всяких захватов, радиальные и аксиальные (т. е. осевые) нагрузки. Леонид Семенович Духов сразу оценил преимущества новой конструкции и приказал в течение пяти дней изготовить новые чертежи погонов для всех танков семейства ИС (эта конструкция погонов была принята на всех отечественных танках).

Впоследствии мне пришлось заниматься под руководством инженера Григория Андреевича Манилова доводкой огнеметных танков типа КВ-8 и КВ-8С. После того, как СКБ-2 было разделено на два бюро (одно — под руководством Котина, другое — под руководством Духова), я принимал участие в бюро Духова в разработке и испытаниях танка ИС-4, значительно превосходивший хваленый немецкий «королевский тигр».

Суровый и неустроенный быт не уменьшал героический труд этих людей.

Из рассказов отца:

«Плохо было с одеждой. Ботинки износились и пришлось их подкреплять вязальной проволокой. Впоследствии завод решил пошить нам в массовом порядке форму (куртки и брюки). Мне достался костюм оранжевого цвета, моим товарищам — салатного. Позднее мне выдали солдатские штаны и фронтовой белый полушубок, которые пришлось сменять на масло для ребят, а я ходил в солдатском ватнике защитного цвета. Аналогичным образом одевались и все остальные мои товарищи. В конце войны я получил ордер на отрез черного добротного сукна «серт», но пришлось отдать его жене и дочерям, которые начали ходить в школу.

Чертежи на кульманах мы прибивали гвоздиками, кнопки были дефицитом. Американские иностранные проспекты, их в отделе было очень много, почти все конструкторы использовали не по назначению — делали из них тетрадки для детей школьников».