Ребята привязали тросом за траки обеих гусениц снятое с кормы бревно. Попробовав, прочно ли оно притянуто, механик вытер грязь со своих сапог, забрался в люк и занял место за рычагами. Запустил двигатель, включил задний ход…

Гусеницы тронулись, затянули под себя связку. Когда бревно уперлось в валун, мотор дико взревел напрягаясь, и танк медленно подался назад. Сержант чутко следил за движением машины, поднял руку. Едва впереди показалось привязанное к гусеницам грязное, лопнувшее бревно, резко взмахнул рукой: «Стоп!»

Индришунас выключил передачу, мигом выпрыгнул из люка.

— Выскреблись! — возвестил он и, схватив лом, начал сбивать затянувшийся на концах бревна трос.

Адушкин подошел к открывшемуся валуну, потопал сапогами по облысевшей макушке.

— Вот какая холера здесь зарыта!.. Заводи мотор. К атаке мы должны успеть.

Пожилой худощавый прапорщик Микульский, возраст которого выдавали посеребренные виски и морщинистое, как бы червленое лицо, дежурил около тягача. Небольшие блекло-голубые глаза из-под ершистых бровей, внимательно следили за каждым проходящим танком. По штату прапорщик командует ремонтным отделением батальона, но поскольку в роте нет заместителя по техчасти, то он в последнее время исполняет эти хлопотливые обязанности.

Что-что, а танки Микульский знал в совершенстве. Достаточно ему глянуть, как движется боевая машина, чтобы определить ее техническое состояние, а также квалификацию механика. В батальоне, да и в полку прапорщика уважительно называли по имени-отчеству Серафимом Антоновичем. Как и все бывалые, прошедшие через многие испытания люди, Микульский был, казалось, невозмутим. Спокойно наблюдал за происходящим, спокойно, но не беспристрастно. Ему хотелось, чтобы танкисты батальона преодолевали болото без задержек. К сожалению, это не получалось. Кривить душой прапорщик не умел. И как только вытаскивали застрявший танк, в его блокноте появлялась соответствующая запись о нечеткой работе.

Созданное на болоте препятствие — изобретение Одинцова. Года четыре назад он велел Микульскому привезти на тягаче и запрятать три огромных валуна. С тех пор танкисты, проводя ротные учения, проходили через болото. Застревали в нем, особенно весной и осенью. Машины приходилось вытаскивать на буксире. Ребята ругали «Драконову пасть», но если уж кому-нибудь приходилось посидеть в ней, тот прочно усваивал трудную науку. А она нужна: сумеешь пробиться там, где тебя не ждут, внезапно ударить, ошеломить врага, и ты выиграешь бой. Не сумеешь — погубишь и себя, и дорогую машину.

Индришунас — опытный механик, и до сих пор ему везло. Однако и он попался. Шумел тут: не видно камня, не видно (Микульский все слышал). А его запросто можно приметить. Вон еще травяное возвышение. Что там может быть? Конечно же, валун! Не допускай, чтобы тот попал под днище танка. Гусеницей наезжай на него — не прогадаешь.

— Ишь разворотили землю! — добродушно ворчал прапорщик, когда машина Адушкина скрылась.

Опять донесся гул моторов. Серафим Антонович вернулся к тягачу, достал сигарету. По номерам пятьдесятпяток он уже определил: к месту занятий идет взвод лейтенанта Дремина.

Две машины с ходу проскочили болотце и, победно взревев моторами, умчались. Следом через препятствие двинулся командирский Т-55. Механик рядовой Виноходов удачно выбрал место и, как требуется в таких случаях, перешел на низшую передачу.

Гурьяна Виноходова, чернявого, насупленного парня, бывалый прапорщик знал как облупленного. Даже представил сейчас, как тот сидит в отделении управления: закусил нижнюю губу, напряженно вцепился в рычаги. Нет у него чувства слитности с боевой машиной.

А без такого чувства постоянно кажется, что она вот-вот подведет тебя.

Намучился Серафим Антонович в апреле с этим механиком. Не сдав на классность, Виноходов пошел с жалобой к заместителю командира полка по политической части: дескать, придрались к нему члены комиссии, предъявили какие-то немыслимые требования. Переубедить его так и не удалось.

«Сегодня он как будто в форме», — подумал Микульский и отвернулся, уверенный, что взвод Дремина преодолеет болото лучше всех. Везет же этому свистуну! Не успеешь оглянуться, как его повысят в звании, а там — и в должности. Возможно, даже назначат командиром роты, когда капитан Приходько пойдет на повышение. «Только я к тому времени буду в запасе, так что не придется Дремину мной командовать», — утешал себя прапорщик.

Напряженный рев мотора вдруг оборвался. В звенящей тишине пятьдесятпятка беспомощно замерла посреди болотца.

— Засел все же! — удивился прапорщик. Машина стояла на грунте почти без осадки, не сделала ни одной пробуксовки. Должно быть, случилось другое.

Он видел, как лейтенант быстро и нервно выскочил из люка, выговаривая что-то неприятное механику, приказал членам экипажа достать лопаты. Те выбрались из люков, принялись копать за кормой вязкую, серую илистую глину.

«Надо узнать, что там у них», — решил Микульский.

Подходил неторопливо — на помощь его не звали. Спросил, что случилось. Взводный стоял чуть поодаль, сдвинув танкошлем. В сторону зампотеха роты даже бровью не повел. Механик, смугло-розовый от усилия и переживания, поднял голову.

— Да что?.. Отсоединилась тяга главного фрикциона. Серафиму Антоновичу все стало ясно.

— Регулировали вчера тягу?

— Ну регулировал…

— Так надо же с головой это делать! Почему не законтрили стяжную муфту?

Механик промолчал и со злостью налег на лопату. Дотошный прапорщик будто в воду глядел. Виноходов теперь отчетливо припомнил, как вчера вечером, когда заканчивал регулировки, подали команду на ужин. Поспешив, он закрыл лючок на днище и побежал на построение. Стяжная муфта осталась незаконтренной…

— Что вы решили делать?

— Как что? — в смятении огрызнулся механик. — Выбрать землю, чтобы залезть под днище, и соединить тягу… Тут уже копали, не мы первые. — Ему явно хотелось оправдать свой промах.

— А другого выхода разве нет?

Виноходов тягостно уставился на занудливого прапорщика.

— Танк-то на днище сел… Как доберешься до лючка иначе?

— Да очень просто! — возвысил голос Микульский.

Все повернулись к нему, опустив лопаты. Серафим Антонович легко взобрался на броню, махнул танкистам: отойдите прочь! Нырнул в люк механика, подозвал Виноходова.

— Если уж случился грех, то надо поразумнее искать выход. Вот смотри! — Прапорщик поставил рычаги во второе положение, затем нажал кнопку запуска. Танк вздрогнул, отрыгнул облако дыма. — Завелся мотор!..

Лейтенант не выдержал, подошел недоумевая: «Что это мудрит прапор? — Вдруг его обожгла догадка: — Он хочет вывести машину за счет усилий бортовых фрикционов!»

Словно оглушенный, Евгений застыл на месте, глядя на то, как зампотех на малых оборотах двигателя включает первую передачу, трогает машину. Это же он, командир взвода, должен был преподнести урок растяпе Виноходову! Надо же, свалял такого дурака: приказал достать лопаты.

Через минуту Т-55 оказался на твердом грунте. Но прежде чем остановить, прапорщик выбрал на поле ложбинку и поставил машину так, что ложбинка оказалась под днищем: залезай, ремонтируй. Не надо ни копать, ни в грязь ложиться.

Выключив двигатель, Серафим Антонович выбрался из люка, спрыгнул на землю.

— Надо знать возможности боевой машины! — кинул он и подался к тягачу, на ходу доставая курево. Помощь его больше не нужна.

Пятьдесятпятка вскоре фыркнула мотором и умчалась.

Нечаянно выпавший случай вызвал у Серафима Антоновича усмешку: «Ткнул носом гордеца! А то ходит и ног под собой не чует». Сначала прапорщику не хотелось делать запись в блокноте: мало ли что? Дремин еще подумает, что он с ним сводит какие-то счеты. Однако Микульский все больше убеждался в том, что умалчивать о случае на болоте нельзя. Тут и халатность со стороны механика. Явная. И незнание техники. Тоже явное. И как итог — плохая работа с личным составом во взводе.

— Значит, надо доложить, — пробормотал Микульский, доставая свой блокнот. — Пусть комбат снимет стружку со взводного, авось поумнеет. А то будет налегать на лопаты там, где нужна смекалка.