Она так и не могла справиться с пойманной рыбой. А между тем леска упругими росчерками резала воду, и вслед за ней ходило удилище. Рыбака подняло волнение — хотел подбежать, помочь. Однако смуглолицый лейтенант опередил его, заверил:

— Раз попала, не уйдет! Сейчас успокоим…

Он очутился сзади девушки. Спокойно, спокойно!.. Вместе выкинули рыбину на примятую траву, и Лена в азарте подлетела к ней, наклонилась.

— Крупная! Это кажется, карп.

— Он самый, — подтвердил мужчина, отцепив трофей от крючка, поднял: — Хорош, бродяга! Грамм четыреста, а то и больше. Таких бы парочку и можно варить уху. — Повернулся к девушке с довольным улыбающимся лицом. — Однако у вас, любушка, легка на почин рука!

— Так это же мы! — самодовольно ухмыльнулся Анатолий, и по-свойски подмигнул Лене. Голос у него сейчас покровительственный, густой и сочный. Он явно доволен собой, не отступает от девушки ни на шаг. Да и она жмется к нему.

— Поплыли, товарищи, покатаемся! — начал зазывать Евгений. — Он тоже улыбался, хотя на душе у него было тоскливо.

Между тем рыбак вытянул одну за другой две крупных плотвы.

— Давай еще закинем! — попросила Лена Анатолия. Тот глянул на лодку, на хозяина удочек.

— Хватит. Раз начался вечерний клев, не стоит мешать.

Передав снасть мужчине, поблагодарил его, поднял с травы свою рубашку. Лена двинулась за ним со вздохом сожаления.

— Тогда я буду грести! — неожиданно заявила она. Парни недоуменно переглянулись, а девушка, сняв босоножки и зайдя в воду, забралась в лодку, потянулась к веслам. Поняв молчание друзей, проговорила:

— Думаете, если плаваю неважно, так и грести не умею? Меня папа учил. Один раз я даже на море гребла…

— Мы так не думаем, но зачем вам это? — возразил Евгений горячо. — С вами двое здоровых парней, а вы будете катать их.

— А мне хочется!

Расшалилась, право, как ребенок!.. Неохотно отступая, Евгений вопросительно глянул на товарища. Тот складывал свою одежду и туфли на корму, весело махнул рукой:

— Да пусть отведет душу!.. Держитесь!

Он сильно оттолкнул баркас от берега и ловко перевалился в него сам, заставив шаткую посудину глубоко осесть и накрениться. Лена долго опускала весла на воду, а баркас тем временем, поворачиваясь носом к берегу, почти замер на месте.

— Трое в лодке, не считая… чего? — пошутил Евгений.

— Явного неумения грести, — со смехом поддержал его Анатолий.

Евгений не видел покрасневшего, раздосадованного лица девушки, но чувствовал, что ее намерение поколебалось, и язвительно добавил:

— Может, совершим кругосветное путешествие? Мы так крутимся…

Он хотел, чтобы Лена отказалась от своего намерения, но тут опять вмешался Русинов:

— Давайте вместе попробуем! А то будем барахтаться у берега.

Сев рядом, он взялся за весла, и те уверенно и сильно ударили по воде. Баркас выправился, пошел вперед, набирая скорость. Евгений скучающе поглядывал по сторонам, и опять мучился сознанием обойденности. Гребцы изредка оглядывались на него. Лицо у Анатолия увлажнялось, работать ему было неудобно, зато у напарницы глаза сияли.

Выплыли на середину. Русинов удовлетворенно окинул взглядом гладь озера, залитую солнцем. От воды веяло освежающей прохладой. И все трое почувствовали себя легко, беспечно. Мимо то и дело скользили баркасы, плоскодонки, из них смотрели довольные лица подростков и важные, насмешливые — отцов семейств, Проплывали мечтательные, поющие парочки. Повсюду играла и веселилась соблазнительно обнаженная, горячая жизнь.

— Сушим весла! — сказал Анатолий и, оглянувшись, положил мокрые волокнистые лопасти на борта лодки.

Он снова перебрался на корму, заговорил с Леной:

— Вот видишь! Оказывается, мы с тобой умеем не только рыбку ловить, но и отлично управлять этим ковчегом.

— С тобой все идет отлично! — рассмеялась она. — Ты же умничка!

В семье актера, видать, любили это слово — уже который раз произносилось оно. Наверное, и самой себе, когда делала что-либо толковое, девушка говорила «умничка». От ее голоса, от жестов, от всего ее прелестного облика веяло мягкой, стыдливой негой.

Она устроилась несколько боком на скамейке, чтобы видеть обоих парней, и продолжала веселый разговор:

— Знаешь, Толя, о чем я вспомнила?.. Как ты тогда отвечал мне по телефону. — Она рассмеялась. — Удивляюсь, как ты мог решиться отвечать за папу?.. Не вяжется это с тобой.

— Со мной все вяжется, — хмыкнул парень, чем еще больше развеселил девушку.

— Однако артист ты, Русинов!.. Так бесподобно говорил «проказницы, па»… Нет, я не могу! — Она опять расхохоталась, заражая своим смехом лейтенантов. — Честное слово, если бы папа не сказал, я век бы не догадалась, что говорила с посторонним.

— Какой я посторонний!.. Я племяш Бориса Петровичу — отшучивался Анатолий. — А вообще из меня тоже получился бы актер. — Он повел плечами, словно собираясь изобразить нечто. — Я бы такое показал на сцене, что все плакали бы навзрыд.

— А зачем зрителям плакать? — живо возразила Лена. — Горевать охотников мало. Чаще хочется повеселиться, как нам сегодня…

— А Толе хочется, чтобы плакали, — вставил Евгений ровно бы в шутку, однако в голосе слышалось нечто уязвляющее: «Простачок ты все же!» И с веселой непринужденностью, стараясь сгладить впечатление от обидной многозначительной первой фразы, добавил: — Анатолий Михайлович такой человек.

Они и не заметили, как солнце скрылось за лесом.

— Что, отдыхающие, подадимся к берегу? — спросил Анатолий.

Он сел на весла, попросив Лену перейти на корму, и баркас рывком двинулся вперед. Вода за кормой забурлила.

— Нажми на правое! — командовал Евгений, направляя лодку на то самое место, где она стояла. — Чуть-чуть на левое… Табань!

Русинов сделал обратный гребок, гася скорость, поднимая брызги. Лодка плавно подошла к причалу, стукнулась о деревянную обшивку, и они сошли на берег.

— А знаете, ребята! Мы можем пройти к городу вот так, напрямую, — показала девушка. — Тут по лесу хорошая тропинка, так свежо! А в автобусе сейчас жарко и тесно.

— Мы согласны, — отвечал Евгений. — Вот только рассчитаюсь…

— Нет, теперь мой черед, — заявил Русинов. — Ты уже стоял у окошка.

Евгений понял: товарищ великодушно давал ему возможность побыть наедине с девушкой. Он был приятно взволнован вниманием друга, кивнул милой спутнице:

— Что ж, тогда пошли полегоньку! Толя догонит нас.

За пляжем, около низко изогнутых труб, брызгая жемчужной, манящей влагой, баловались две загоревшие девочки. Лена остановилась.

— Женя, не хотите воды напиться?

— Может, купить минералки или пива?

Торговые палатки находились неподалеку, за кленами. Можно было посидеть за столиком под матерчатым навесом. Людей уже мало осталось, расходятся.

— Нет, лучше здесь. Так пить захотелось… Здесь особенно вкусная вода — из скважины.

Она наклонилась, подставив ладонь под прохладную струю. Должно быть ей и самой было чудно, что она вот так утоляет жажду. Светлые, крупные, будто картечины, капли падали с ее руки и разбивались о доски под трубами, оставляли влажные пятна на пыльных босоножках.

— У-ух, — облегченно вздохнула девушка, выпрямляясь и смеясь. — Аж на душе легче стало.

Евгений тоже припал к живительной, прохладной струе. А потом влажной ладонью провел по лицу, по шее и груди под майкой. Сразу почувствовал себя бодрее, и они пошли дальше, разговаривая, обмениваясь шутками.

Лена еще не избавилась от наивности, мало знала жизнь. А некоторые ее замечания свидетельствовали о том, что сердечные бури пока не задевали ее серьезно. Но и простушкой ее не назовешь — в суждениях она независима. К тому же вполне развилась и расцвела. Тайная прелесть неизведанных еще наслаждений чудилась во всем ее жизнерадостном облике, в каждом взгляде, повороте головы.

Когда выбрались на лесную дорожку, Лена потянулась за веткой, при этом фигура ее обозначилась так женственно! Он даже затаил дыхание. И чтобы дать выход обуревавшим его чувствам, показал на деревья, что манили прохладой, сочной листвой.