Скорый на ногу, молодой офицер не заставил себя ждать: тут же поднялся по тропинке и предстал перед комбатом и ротным. Лицо у него было влажное, умиротворенно-спокойное: он знал, что занятия у него идут интенсивно, и вид его доказывал это.

— Вот что, Русинов, — неторопливо начал Загоров. — К вам во взвод на должность заряжающего переводится Виноходов. Взамен отдайте механика. Кого не жалко уступить своему лучшему другу Дремину?

Лейтенант по привычке развел руками, но вспомнив, что недавно получил от комбата замечание за этот жест, начал обтирать ветошью измазанные пальцы, склоняя голову.

— Я не думал об этом, товарищ майор. Лишнего механика у меня нет.

— Вы как-то говорили, что один из заряжающих овладел вождением машины…

— Гафуров? — Лейтенант вскинул на комбата темные глаза. — Это верно. Только он не выполнял ни одного упражнения.

Загоров был непреклонен.

— Вот и назначьте Гафурова механиком, помогите ему поскорее овладеть этой специальностью. — А Дремину передайте Коврова. — Помолчав, он смягчил тон. — Надо, Русинов. Нельзя ж допустить, чтобы сорвался отличный взвод.

Лейтенант недовольно насупился.

— Надо так надо…

Загоров ожидал, что он все-таки начнет возражать: ему ведь тоже не хочется, чтобы взвод оказался в отстающих. Однако Русинов сдержался и после короткого молчания заметил: с переводом специалистов нельзя откладывать; приближается новый выезд на полигон, и дорог каждый учебный час. Ведь и Гафурова надо обучить, как механика, и Виноходова, как заряжающего…

Комбат приказал ротному:

— Объявят перерыв — отправьте Гафурова в группу механиков, а Виноходова — на его место. И пусть Микульский сегодня же после обеда займется с Гафуровым практическим вождением за парком. Выделите учебную машину, горючее. Через неделю настрополится. — Майор повернулся к лейтенанту. — А вы постарайтесь, чтобы этот Пьяноходов крутился юлой. Пусть ему служба не кажется медом.

Анатолий усмехнулся:

— Можете не сомневаться, товарищ майор. Возьму его в свой экипаж, прохлаждаться не дам.

— Вот и хорошо. Организацией тренировок в вашем взводе я доволен. Продолжайте занятия. — Комбат козырнул, уходя.

Доволен он был и тем, что Русинов отнесся с пониманием к его решению, не стал упрямиться. Ведь он, Загоров, по сути не имел права так поступать: первому танковому взводу теперь придется заново готовить двух специалистов. Но делать такую перестановку у Дремина еще сложнее — взвод не удержит звания отличного.

Смуглый расторопный лейтенант все больше нравился комбату, он не утерпел и сказал идущему рядом с ним командиру роты:

— А Русинов-то выравнивается!

— Он уже давно выровнялся, — усмехнулся Приходько. — Что ни поручи, сделает быстро, толково. И учебу во взводе поставил, и дисциплину. Сам имеет второй класс по вождению да и огневик он — лучший и роте. Я даже так думаю: если будете переводить меня на другую должность, то надежнее всего передать роту Русинову.

— Но переоцениваешь?

— Нисколько. Я ведь давно приглядываюсь к нему. Трудолюбив он, как лошадь, ни в чем маху не даст. И будет ли к осени отличным взвод Дремина, еще по воде вилами писано, а взвод Русинова — наверняка.

— Вот как! — удивленно воскликнул Загоров, останавливаясь. — Зачем же тогда делаем перестановку танкистов?

— Зачем?.. Может, все-таки Дремин удержит за своим взводом звание отличного. А Русинову это не повредит. И если он при таких трудных условиях сделает свои взвод передовым, то никто не возразит, что его рановато на роту ставить. Скажут, заслужил.

Комбат рассмеялся, впервые за это утро.

— Ох, Василий Григорьевич, мудришь ты все! Но линия твоя верна: испытание трудностями — самое правильное испытание. А почему о Дремине ничего не скажешь? Хотелось бы знать твое мнение о нем.

— О Дремине? — когда Приходько колебался, он переспрашивал, чтобы оттянуть ответ, подумать: — Да вон он стоит!

Занятия в соседнем взводе шли отнюдь не вдохновляюще, а взводный, подперев спиной стояк, спокойно наблюдал за всеми. Ему было скучно.

— Мечтатель! — обронил ротный.

Комбат нахмурился, испытывая глубокое неудовлетворение. Слишком явно видно, что отпущенное на учебу время расходуется впустую. Он подозвал Дремина, резко отчитал его, сказал в заключение:

— Идите и разбудите своих танкистов!

Пристыженный, с покрасневшим лицом, лейтенант кинул руку к козырьку, заторопился — устранять недостатки в организации тренировок.

— Да, брат, кажется, ты прав, — задумчиво молвил комбат. — Что ж, оставайся, да контролируй мечтателя. Я пошел в роту Кузякина.

Втайне Загоров считал себя знатоком человеческой души. Едва друзья-лейтенанты прибыли в батальон, сразу определил: Дремин будет передовым командиром взвода — отлично же закончил училище! — а с Русиновым придется работать и работать. Пока обтешешь этого увальня, сто потов прольешь…

Проверяя занятия в первой и третьей ротах, он не переставал думать о молодых офицерах. Во взводе Русинова, судя по всему, сложился бодрый, деятельный уклад службы и учебы. Во взводе Дремина этим и не пахнет. Но грустно то, что он по существу не знает ни им о, ни другого из лейтенантов, и это не делает честь комбату. Вечером, когда танкисты возвращались с занятий, майор Загоров остановил около казармы Русинова, спросил:

— Ну как Виноходов встретил перевод в заряжающие?

— Да как?.. Подзадумался. Видать, не ожидал такого оборота.

— Пусть подумает. Не удалось узнать, что его толкнуло на выпивку?

— Удалось, товарищ майор. — Лейтенант оживился. Достав из кармана сложенный листок, развернул его. — Вот почитайте.

— Объяснительная? — удивился комбат. — Когда же успели?

— Во время перерыва. Говорю, давай начистоту, и забудем твои грехи. Исправишься — со временем снова за рычаги сядешь.

— Опять посулили ему должность механика?

— Надо как-то подбодрить человека. Ведь вы тоже не станете возражать, если у него служба пойдет исправно.

Слушая эти доводы, Загоров пробежал глазами написанное в листке. «Значит, девушка его замуж вышла! — уяснил он. — Понятно».

— Как думаете, будет ли от него прок в заряжающих?

— А что, солдат, как солдат. Будет служить не хуже других.

Получив разрешение, лейтенант пошел в казарму. Комбат проводил его теплым взглядом. Судя по всему, Русинов не станет ныть, не растеряется. Сам знает, куда повернуть на трудном перекрестке. И вполне возможно, что в его взводе Виноходов поведет себя достойно.

Совещание, которое проводил Загоров у себя в канцелярии, длилось больше часа. Командиры взводов подробно докладывали о состоянии боевых машин. Учении предстояли сложные, и необходимо было так подавить танки, чтобы ни один не отказал. Заместитель комбата по конической части Потоцкий, светло-русый спокойный капитан-инженер, добросовестно записывал выступления в объемистую тетрадь. Он тут же сообщил, что и в какой срок можно сделать своими силами, с помощью мастерской. Был намечен порядок ремонта и проверки боевой техники.

— Ничего не упустили? — спросил майор под конец и обвел собравшихся пытливым взглядом.

— Как будто нет, — отвечал Потоцкий, закрывая тетрадь.

— Тогда свободны.

Офицеры шумно поднялись, начали расходиться. В это время зашел замполит майор Чугуев. Он был чисто выбрит и, хоть одет в повседневный мундир, выглядел празднично. Сам смуглый, темноволосый, с черными усами, а глаза — светлые, внимательные и серьезные. На лице — приветливая и независимая улыбка человека, знающего себе цену.

В первый момент шевельнулось беспокойное чувство: вот сейчас замполит уязвленно заговорит о том, что ему все же не придется сидеть на батальоне до пятидесяти лет, что сам Загоров поступает в его подчинение, что теперь и у него, Чугуева, есть возможность перемолвиться с комбатом свысока… Одна эта мысль привела его чуть ли не в бешенство. «Пусть только попробует свести счеты! — наежился он. — Устрою такой сабантуй, что надолго запомнит. И извиняться перед ним я нынче не буду. А то подумает еще, не успели повысить в должности, как перед ним уже лебезят!»