Вопрос с дислокацией опергруппы решился неожиданно быстро. Дело в том, что на четвертом этаже уже разместилась следственная бригада Генеральной прокуратуры, которая начинала расследование событий 3–4 октября. Следователи, их было несколько человек, заняли два больших смежных кабинета неподалеку от лифтового холла.

— Да, мы тут уже все просмотрели, пока нашли себе кабинет! В общем, они все приличные, по существу, не пострадали от обстрела. Занимайте любой, рядом будет веселее! Ключи найдете в ящике у поста охраны в цокольном этаже, — добродушно подсказал один из следователей, к которому Орлов обратился за советом.

Действительно, буквально через пару кабинетов по коридору обнаружился небольшой, но уютный кабинетик, в котором стоял письменный стол с двумя телефонными аппаратами, книжный шкаф и двухъячеечный сейф, именно такой, какой был нужен опергруппе. Все в кабинете создавало впечатление, что хозяин вышел на минутку, а потом почему-то не вернулся. На столе лежала стопка рабочих документов, письменный прибор с вставленными в него ручками, в пластмассовом поддоне — чистая бумага, бумажки для записок в виде кубика, несколько шариковых ручек. Правда, совершенно не соответствовали «бюрократическому» характеру кабинета несколько противогазных сумок, аккуратно сложенных в углу.

Сейф был полупустой. В нем находились лишь телефонные справочники, несколько бланков одного из комитетов Верховного Совета и… наполовину початая бутылка армянского коньяка со стопкой, на дне которой виднелись застывшие разводы от наливавшегося в нее благородного напитка.

— Вот это да! — воскликнул Юра Спирин. — Петрович, теперь не пропадем! Сегодня же и отметим начало нашей работы, а?

Андрей строго посмотрел на товарища и, обведя взглядом всех присутствующих, неожиданно резко сказал:

— Сейчас не до этого! Да и вообще, думаю, введем здесь сухой закон. Чтобы к нам не было никаких претензий…

— Петрович, ты что! — прервал его Спирин. — Мы же загнемся в этой холодрыге! Знаешь, какие сейчас вечера холодные! А здесь, между прочим, еще не скоро будут топить! И без рюмки здесь никак нельзя! Хочешь, чтобы все слегли?!

— Ладно, Юра, не дави! — раздраженно ответил Орлов. — Пока мы еще не наработали на рюмку!

Орлов подошел к окну, из которого открывался вид на прилегающий к западному крылу Белого дома сквер и серый жилой дом сталинской постройки. В стекле в двух местах зияли круглые отверстия от пуль с расползающимися в стороны мелкими трещинками. Андрей попытался проследить взглядом возможную траекторию пули и увидел рваное отверстие в потолке. Пробив декоративные панели, смертоносный кусок железа застрял где-то там наверху среди сплетения электрических кабелей и металлической арматуры.

— А телефоны-то не работают! — Подняв трубку, Жуков пощелкал по рычажкам сначала одного, а затем другого аппарата.

— Конечно, ведь связь отключили еще в сентябре.

Андрей заметил на стене календарь с изображением Кремля. Ползунок даты замер на 25 сентября. Это, наверное, был последний день, когда хозяин кабинета, установив дату, вышел из него, чтобы не вернуться сюда. Возможно, уже никогда.

Телефонную связь в Доме Советов действительно отключили 25 сентября 1993 года. К тому времени Белый дом находился в осаде уже четыре дня. Рано утром подходы к нему были блокированы спецназом, облаченным в бронежилеты. Некоторые солдаты держали в руках резиновые палки, другие были вооружены автоматами. Депутаты и работники аппарата, в том числе обслуживающий персонал, могли входить в здание и выходить из него. В этом им никто не препятствовал. Достаточно было предъявить пропуск или удостоверение на входе, и милиционер пропускал любого.

Орлову запомнился тот день одним эпизодом, который в какой уже раз ставил его в состояние нравственного выбора. К вечеру в кабинете Орлова на Старой площади собрались четверо — все его коллеги по Управлению кадров Администрации Президента. Было уже около двадцати, на приставном столике появилась бутылка коньяка, пачка печенья и кулек шоколадных конфет. Повод был какой-то незначительный, о нем сразу все забыли, поскольку в центре внимания были, разумеется, события в Белом доме. О противостоянии президента и парламента говорили практически во всех кабинетах и холлах, столовых и буфетах, курилках и коридорах Администрации. Кто-то шепотом высказывал сомнения в жестких действиях Ельцина, кто-то громко поносил «белодомовских сидельцев», кто-то выдвигал свою версию дальнейшего развития событий.

ВОСПОМИНАНИЯ: «В Администрации я работал уже полгода. Но за это время моя жизнь изменилась кардинальным образом. Это было связано не только с масштабом возложенных на меня задач и грузом проблем, решение которых фактически не оставляло времени на отдых, увлечения и даже на общение с семьей. Работа на Старой площади делала меня заложником принимаемых решений. И при этом никого не интересовали мое мнение по тому или иному вопросу, моя позиция и мои оценки, хотя все это могло быть вполне уместным и востребованным. Впрочем, вхожесть в кабинеты сильных мира сего, прежде всего Филатова, открывала передо мной возможность хотя бы донести свою точку зрения или предложения до лица, принимающего решение.

Правда, несколько раз возникали ситуации, когда мне приходилось состоять в переписке с самим собой. Странно? Тем не менее такие удивительные вещи происходили. Например, я, получив в «альма матер» некую важную информацию, докладывал ее руководителю Администрации. Тот, ознакомившись с ней, нес президенту. Борис Николаевич нажимал кнопку звонка руководителю «альма-матер» и поручал разобраться в вопросе. Тот в свою очередь вызывал меня и просил подготовить докладную записку по информации, которая затем двигалась в обратном направлении и снова попадала ко мне, но уже через Филатова. Круг замыкался. Это повторялось неоднократно при разных руководителях, а тогда, в 93-м, первый раз столкнувшись с этим информационно-бумажным кульбитом, я был немало удивлен…» (Из воспоминаний А.П. Орлова.)

Компания, собравшаяся в кабинете № 763, очень быстро пришла в состояние расслабленного и веселого возбуждения, когда рабочий день уже закончился и все дневные заботы отошли на задний план, а натягивающаяся весь день пружина вдруг получала свободный ход, превращавшийся в шутки, смех и другие проявления беспричинного веселья. Только Орлов отказывался снять напряжение коньяком. Он ждал вызова к Филатову и не мог себе позволить явиться к руководителю Администрации с запахом алкоголя.

— Андрей Петрович, выпей рюмку! Посмотри на часы: скоро уже девятый час. Не вызовет тебя Филатов. Расслабься! — Петр Васильевич, статный мужчина с седыми волосами, в определенной степени формально являвшийся начальником Андрея, уговаривал его примкнуть к общему веселью.

— Конечно, надо немного выпить, снять напряжение! — вторил ему Вячеслав Иванович, заместитель начальника Управления кадров, человек уравновешенный и доброжелательный, с которым у Орлова сложились теплые отношения.

Орлов, как мог, отнекивался, время от времени поглядывая на телефон прямой связи с руководителем Администрации. Но звонка все не было. А за столом тем временем шло эмоциональное обсуждение текущего момента.

— Слушайте, этот сбитый летчик, этот сапог с усами, возомнивший себя президентом… Его и близко нельзя было подпускать к власти! Как Борис Николаевич ошибся! — говорил один из участников «дискуссии».

— До он-то что! Пешка! Вы на Хаса посмотрите! Два года назад клялся Ельцину в преданности, а сегодня сыплет угрозами! А как говорит! «Президентская сторона наносит удары ниже пояса, и все по законодательному органу!»

— Вы посмотрите на этих… Съезд устроили! Все решения Бориса Николаевича объявляют не имеющими юридической силы, угрожают привлечь к уголовной ответственности всех, кто не будет исполнять постановления Съезда!

— А эти! Ачалов — министр обороны, Дунаев — министр внутренних дел, а Баранников… — говоривший посмотрел на Орлова, — твой, Петрович, между прочим, начальничек… снова министр безопасности! Ты теперь кому подчиняешься, Голушко или Баранникову?