– И каков же ваш приговор?

– Приговор! Это слово слишком сурово и неуместно в данном случае… Видите ли я, хоть и посещаю университет в качестве вольного слушателя, и разделяю некоторые современные, порой смелые взгляды, все же в матримониальных делах придерживаюсь старых правил.

– Каких же, позвольте полюбопытствовать? – Григорий насторожился.

– Если вы питаете ко мне чувства, о коих пишите при помощи Шекспира в своем послании, то вам следует явиться к моему отцу и испросить у него дозволения встречаться со мной.

Григорий был буквально обескуражен ответом.

– Но на дворе нынче почти двадцатый век! Это же пережиток прошлого! Барышня сама должна решать с кем ей встречаться…

– Да, вы правы… Но встречи должны привести в чему-то определенному. – Заметила Полина.

– К замужеству? – догадался Григорий. Но признаться, он об этом и не помышлял…

– Именно. Извините, таков мой ответ. Если вы в ближайшие дни появитесь в нашем доме, то я сочту, что вы разделяете мои взгляды относительно отношений между мужчиной и женщиной… Если нет, то будем считать, что нашего разговора не было. Простите, мне надо домой. Маменька будет волноваться.

– Понимаю, – сочувственно произнес молодой человек, уж он-то знал, что такое волнение матушки. – Я провожу вас…

– Не стоит, я пройдусь с Ириной.

Девушки ушли, оставив Григория в полном смятении. Он еще долго сидел на скамейке, обдумывая слова прекрасной Полины, поняв, наконец, одну простую истину: любовь – не жалобный стон далекой скрипки, а торжествующий скрип кроватных пружин. Увы, как бы это не звучало цинично, именно таковое было его мнение на счет любви, чего бы там ни писал в сонетах Шекспир.

Григорий жаждал, чтобы им восторгались, как мужчиной, чтобы девушки теряли от него голову. А что же любовь? А можно ли назвать сие чувство, которое он испытывал в Полине любовью? И вообще что такое – любовь? Все говорят о ней, пишут, сочиняют стихи… А кто ее видел? Она что – призрак? И вообще ее выдумали трубадуры средневековой Франции!

Григорий рассмеялся от подобных мыслей. «Нет, к господину Матвееву я не пойду: жениться я еще не готов. Мне нужна девушка, не обремененная подобными взглядами высокой морали, как Полина… Но где ее найти? С самого начала я должен был догадаться об ее ответе… Полина слишком правильная, из таких как она впоследствии получаются отличные жены. Но я не готов к такому шагу. Жениться надо после тридцати лет, когда повидаешь жизнь и попробуешь не одну женщину…»

Григорий встал и направился в трактир, дабы отобедать, но все же его не оставляла одна мысль… И как не пытался он ее заглушить ничего не получалось. Он сознавал, что изменился в последнее время, пожалуй, даже слишком. То, что ранее казалось ему правильным, разумным и ценным теперь теряло всякий смысл.

Григорий машинально расстегнул пряжку портфеля, заглянув в одно из отделений, где лежала индийская богиня.

– Неужели, это ты так влияешь на меня?

Но богиня не могла дать ответа…

Войдя в трактир, Григорий тотчас обратил внимание на то, что Еремеев сидел за столиком с Марией, подругой Полины, и они оживленно беседовали за обедом. Он разместился напротив и сделал заказ подошедшему халдею.

Уделяя должное внимание блюдам, Григорий не переставал смотреть на Марию…

«Отчего я не обращал на нее внимание? Она не дурна собой… Ничуть не хуже Полины… Правда, выглядит старше и не столь миловидна. Несомненно, это следствие самостоятельной жизни. Пожалуй, такая девушка не отправит к отцу за дозволением встречаться… Но, увы, Еремеев меня опередил. А более не на ком и взгляд остановить. Есть правда барышни на историческом факультете… Но, право, дурнушки! Да, я забыл по Бестужевские курсы! Там – сплошь одни барышни! Но, увы, у нас нет совместных лекций, и занимаются они в отдельном здании…»

Григорий размышлял бы и далее, но время перерыва истекало и следовало возвращаться в университет.

По дороге из трактира в университет Мария неожиданно спросила Еремеева:

– Андрей, а что же случилось с твоим сокурсником Григорием Вельяминовым?

– Что ты имеешь в виду? Только что в трактире он пребывал в добром здравии.

– Я не о том… Просто мне кажется, в последние дни он приобрел некий мужской шарм. Он изменился… Ну хотя бы потому, что в открытую заигрывает с Полиной.

– Да, это я заметил. Впрочем, не только я, а весь наш курс… Не знаю, право, что случилось с Григорием и отчего произошла в нем такая разительная перемена. – Совершенно невинно произнес Еремеев, словно не имел к сему обстоятельству ни малейшего отношения. – Кстати, а как Полина отреагировала на произошедшую перемену с Григорием?

– Она удивлена, как и мы с Ириной. Он почти полгода пожирал ее взглядом и только. А тут, откуда не возьмись такая смелость!

Еремеев едва сдерживался, дабы не рассказать всю правду Марии, дабы она узнала: кому Григорий обязан своей смелостью и внезапно возникшим мужским шармом.

– Мне, кажется, – заметил Еремеев, – что ты чрезвычайно заинтересована Вельяминовым. Или я ошибаюсь?

Мария лукаво улыбнулась, не намериваясь скрывать своего интереса.

– Да, не скрою: Григорий мне интересен.

– Вот как! – Еремеев вспыхнул от гнева, но быстро взял себя в руки. – Может быть, тебе посоперничать с Полиной?

Мария не растерялась и ответила.

– А почему бы и нет?! Прекрасная идея.

Еремеев рассмеялся.

– Предлагаю пари! Если Григорий забудет ради тебя Полину, по которой сох столько времени, то я поведу тебя в лучший ресторан Петербурга.

– Отлично! – оживилась Мария, идея пари ей явно понравилась. – Ну, а если я потерплю неудачу?

– Тогда ты проведешь со мной ночь! – напрямую, без обиняков предложил Еремеев.

Мария рассмеялась.

– Ах, так! А что для этого надобно заключать пари? Иначе ты не можешь? Смелости не хватает? – подзадоривала Мария своего кавалера.

Еремеев буквально взвился.

– Мне не хватает смелости?! – оскорбился он и тут же привлек к себе девушку и страстно впился ей в губы.

В этот момент по набережной шла небольшая компания студентов из художественной академии. Завидев, как молодой человек смело целует барышню, прямо у всех на глазах, она зааплодировали.

– Браво! Браво университету! – восторженно кричали они.

Еремеев прервал поцелуй и церемонно поклонился своим неожиданным поклонникам. Мария отдышалась и сказала:

– Любовь – чувство прекрасное, а все прекрасное – достояние общества!

Художники активно ее поддержали.

На следующий день Полина почувствовала себя дурно, нестерпимая мигрень мучила ее почти всю ночь. Антонина Петровна не отходила от постели дочери и очень волновалась. Она постоянно меняла влажный холодный компресс, который Полина прикладывала ко лбу, дабы избавиться от назойливой боли. Но, увы…

Едва ли пробило семь часов утра, как Антонина Петровна, проведшая около постели Полины бессонную ночь, отправила прислугу за доктором.

Он прибыл примерно через час и внимательно осмотрел девушку.

– Ничего страшного я не вижу. Мигрень – следствие переутомления и волнений. Я выпишу специальные капли, которые вы сможете заказать в любой аптеке. И напишу, как принимать. Девушке надобно отдохнуть…

С такими словами доктор откланялся и удалился, а Антонина Петровна отправила горничную с рецептом в ближайшую аптеку.

Диагноз доктора несколько успокоил Антонину Петровну, но все же вызвал некоторые вопросы, касающиеся волнений дочери.

– Признайся мне, Полина, что происходит между тобой и этим студентом. Как его? Кажется, Григорием…

– Ничего, маменька, абсолютно ничего… – едва слышно ответила Полина.

– Но доктор сказал, что мигрень – следствие волнений и переутомления. Ну, с переутомлением все ясно: ты рано встаешь, отправляешься в университет, постоянно читаешь конспекты. А вот волнение? Отчего оно происходит? Ты что-то от меня скрываешь…