Тонкие лапы, несмотря на второе предплечье, теперь выглядели как руки — руки с четырьмя сложенными и одним отогнутым большим пальцем. Когтей не было видно, вероятнее всего, она могла вобрать их внутрь и спрятать, подобно земным кошачьим.

Полосатый фиолетово-зеленый хвост грациозно свисал над слегка согнутой ногой.

Пол неожиданно осознал, что в общем — несмотря на хвост! — существо напоминало худощавую высокую женщину в облегающем костюме, в котором она могла танцевать роль кошки в балетном спектакле. Когда он подумал об этом, его пронзила беспокойная дрожь.

Именно в этот момент существо заговорило — не слишком правильно и со странным акцентом, но совершенно четко, обращаясь, впрочем, не к нему, а к Мяу.

У Дона возникло такое ощущение, словно все это происходит во сне, настолько неправдоподобной была вся эта ситуация.

— Иди, маленькая, — сказало существо, легко двигая красными губами. — Мы теперь друзья. Будь смелей.

Мяу продолжала смотреть на нее серьезно, урча от блаженства. — Ты и я — из одной семьи, — продолжало существо. — Я чувствую, что у тебя уже нет страха. Так говори же! Спрашивай!

Наступила тишина. Пол начал понимать, что происходит большое недоразумение.

Через некоторое время тигриное существо снова подало голос:

— Ты никак не можешь решиться! Хочешь, я скажу тебе свое имя? Твое я знаю. Мое — Тигрица! Я выдумала его специально. Ты думаешь, что я ужасный тигр… и красивая балерина.

И тогда Пол все понял. Это неземное существо совершило огромную ошибку. Тигрица читала в его мыслях — этим способом она за несколько секунд выучила его язык, — но приписывала эти мысли своей «кузине» Мяу.

Одновременно ему стал понятен характер дрожи, которая пронзила его тело при виде этого грациозного существа — это была дрожь желания!

Тигрица прочитала также и эту мысль, потому что шутливо погрозила Мяу голубым пальцем и сказала:

— Довольно невежливые мысли, маленькая! Ты слишком мала… да к тому же — мы обе девушки! Ну, скажи хоть что-нибудь!

И неожиданно Тигрица тоже поняла неприятную для нее ошибку, потому что медленно повернула голову, прикоснулась лапой к полу и посмотрела на Пола. В следующую секунду она прыгнула и зависла пряма над ним, выпустила длинные острые когти и сморщила пурпурные губы, обнажая тонкие, острые, трехсантиметровые клыки. Она продолжала держать в руке Мяу, которая нисколько не испугалась этого неожиданного прыжка.

Над ее зелеными плечами Пол увидел десятки отражений спины существа и своего лица, искривленного ужасом.

— Ты… обезьяна! — прошипела Тигрица.

Она наклонила голову с широко раскрытой пастью так низко, что Пол зажмурил глаза. Потом, медленно выговаривая каждое слово, словно она разговаривала с тупой деревенщиной, спросила:

— Ты относишься к маленькой… как к животному… как к безделушке?

Последнее слово она произнесла с презрением, холодным, полным возмущения тоном.

Пол, обезумевший от ужаса, сразу вспомнил, что постоянно говорила Марго и крикнул:

— Нет! Нет! Кот — это тоже человек!!!

Когда-то Дон Мерриам стоял на краю Большого Каньона на Земле. Он бывал также на вершине Горы Лейбница на южном полюсе Луны. Но никогда еще, за исключением пролета Бабы-Яги сквозь Луну, он не видел ничего настолько глубокого, как эта открытая округлая шахта диаметром в полтора километра, находящаяся едва ли в десятке шагов от того места, где на серебристом тротуаре, с лестницей, опущенной между трех опор, стояла Баба-Яга.

Какова глубина этой шахты? Восемь километров? Сорок? Восемьдесят? Шахта, в противоположность падающей колонне лунных камней, далеко внизу сужалась в маленькое неясное пятно, не большее, чем точка, но это было только оптическим обманом, вызванным специфическими особенностями человеческого глаза. У Дона мелькнула мысль, что шахта пронизывает планету насквозь: если он прыгнет вниз, то не сможет достигнуть противоположной стороны планеты, а после преодоления приблизительно шести с половиной тысяч километров — изнурительный, почти двадцатичасовой полет, пожалуй, достаточно долгий, чтобы человек умер от жажды, если принять, что максимальная скорость падения в атмосфере этой планеты такая же, как и на Земле, — он пролетит несколько раз туда и обратно через центр планеты, в состоянии невесомости задержится на месте и медленно доплывет до стены шахты, так же, как это было в кабине Бабы-Яги во время свободного падения сквозь Луну.

Конечно, там, внизу, в шести с половиной тысячах километрах ниже, давление воздуха может раздавить его в одно мгновение — может даже превратить кислород в атомарный, — но они наверняка могут справиться с этим. У них должны иметься способы для того, чтобы на разных глубинах воздух был настолько разреженным или густым, как они того желают.

Он размышлял об их возможностях, число которых все время увеличивалось, как только он на чем-то останавливал свой взгляд.

Снова вернулись воспоминания детства. Он вспомнил яму, на которую как-то наткнулся на ферме своих родителей и которая, как он считал тогда, вела на другую сторону Земли. Так же и сейчас он смотрел на шахту, ища там звезды, а может быть, свет дня, идущий с противоположной стороны Странника. Он страстно хотел увидеть это, хотя разумом понимал, что оптически это невозможно. Во всяком случае, это сделало бы невозможным наличие огней, которые пылали, блестели и мигали со стены на каждом этаже этой странной шахты.

Самой странной и наиболее неестественной особенностью шахты было именно то, что она выглядела совершенно неестественной — она не была геологическим явлением и не была шахтой, высверленной в толще планеты. Вне всякого сомнения, это было искусственное сооружение, состоящее из этажей, пригодных для обитания и тянущихся в бесконечную глубину планеты. Первые этажи начинались примерно в тридцати метрах от края, а дальше между ними уже не было никаких перерывов.

Он был уверен, что ясно видит сотни этажей, только дальние сливались в единое целое, и это снова было следствием ограниченных возможностей человеческого зрения. Однако, судя по верхним этажам, все они были высокими и просторными, словно здесь существовала более прекрасная и богатая жизнь, чем на Земле, несмотря на то, что у Дона эта многочисленность комнат и коридоров вызывала ощущение, похожее на клаустрофобию.

Зрелище всего этого вызвало у него мысль — хотя эти ассоциации были далекими от действительности — об обрамленных балконами внутренних дворах больших торговых центров или административных зданий… или же об окошках на крыше огромной библиотеки, сквозь которые видны бесчисленные ряды полок с книгами.

Ему казалось, что внизу он замечает маленькие дирижабли, которые, словно ленивые жуки — некоторые из них даже блестели как фосфоресцирующие насекомые в тропических странах, — летают в шахте по разным направлениям.

Желая заглянуть поглубже в шахту, он склонился, держась за гладкий верхний поручень балюстрады, окружающей шахту. Даже такая простая деталь, как балюстрада, была интригующим доказательством высоты развития этой цивилизации, поскольку у поручней не было подпорок. Она состояла из двух тонких серебристого цвета поручней, каждый длиной в полтора километра (диаметр шахты!), висящих один в полуметре, а другой в метре над краем пропасти. Если даже у них и были невидимые подпорки, то Дон ни на одну из них не наткнулся. Через первые двести метров поручни исчезали вдали, словно телеграфные провода, однако он допускал, что они окружают всю шахту.

Имея столько красноречивых доказательств их почти волшебных возможностей, знаний и техники как в шахте, так и наверху, Дон начал задумываться, где же обитатели этой планеты? Почему они так долго не показываются?

Он повернулся к шахте спиной и беспокойно осмотрелся вокруг, но ни на серебристой ленте, ни у поднимающихся за ней разбросанных по равнине геометрически безукоризненных глыб не было видно ни одного живого существа или чего бы то ни было, что можно было бы признать живым, и что по своему виду напоминало бы человека, животное или растение.