— Если он способен на это, — возразил Шеркарер, — тогда почему он не сделает этого для себя самого? Ведь он же сам признался мне, что он здесь пленник? Одна ложь может перевесить тысячу правд!

— На Даниила возложена задача — богом-повелителем Иеговой, вот потому-то он и находится здесь — чтобы смягчить сердце великого повелителя к нашему народу Он выбрал Вавилон для своего служения. — Теперь в этом голосе прозвучала такая страстность, что сомнения нубийца серьезно поколебались.

— Человек может обещать все на свете, но когда приходит пора, он не соберет даже горсти пыли. Вы маните меня надеждой на свободу и возвращение в Мерое, словно ослика пригоршней замечательной травы, — и тем не менее отведать этой травы ему так никогда и не доведется.

— Как долго, по-твоему, проживет твое чудовище, нубиец? Отмеряй по его жизни длительность своей! Если оно умрет здесь, разве на них падет вина за это? Нет, этого не случится: ведь есть раб, которого могут обвинить во всем.

Да, это суровая правда, которая ударила как обух по голове. Это существо, и так медлительное, в последнее время проявляет все меньше и меньше активности. И не исключено, что оно не протянет здесь долго. Ну и, конечно же, в смерти зверя обвинят его, Шеркарера. И тогда все его попытки выдать себя за опытного знатока по уходу за сиррушем окажутся лишь еще большей уликой против него.

— Что Даниилу нужно от меня? — спросил юноша. В знании особого вреда нет.

— Ты должен сказать ему, что это создание ест наиболее охотно. Даниил бросил вызов жрецам, заявив, что сможет убить дракона одной лишь своей волей, не пользуясь ни мечом, ни копьем, ни стрелами… И у него остается только два дня на подготовку. Это существо кидается на людей?

— Да, но только когда сильно разгневается. И оно может убивать без особых стараний, зато приносит ужасную смерть. Всего два дня назад ему не понравились истошные вопли осла, на котором привезли пиво для стражи. Так сирруш разорвал бедное животное на куски.

— Могут ли жрецы довести его до такого же состояния?

— Возможно. — Шеркарер не знал, каким образом они могут это сделать, но считал, что жрецы вполне могут использовать вызов Даниила в качестве предлога и сделают все возможное, чтобы представить его смерть как результат его собственной глупости.

— Тогда… какую все-таки пищу больше всего предпочитает сирруш? Ты знаешь хоть что-то?

— Кажется, первым, к чему оно потянулось, когда ему предложили на выбор, были стебли с его крыши. Я не знаю названия, однако…

— Возьми пригоршню этой зелени. Приготовь ее на завтра и положи на циновку, которую ежедневно уносят. На следующий день поутру, когда принесут корм, в нем найдешь клубок с теми же стеблями, он будет спрятан у самой поверхности. Ты проследишь, чтобы он оказался у самого верха кучи растительности, приготовленной на еду для сирруша.

— И что тогда? — но ответа не последовало, хотя Шеркарер лег на живот, будто проверяя воду, и тихо позвал сквозь решетку стока. Кто бы там ни находился, теперь он ушел. Юноша вернулся на прежнее место и предался размышлениям.

Этот невидимый собеседник обещает многое. Но все зависит от множества разных «если»: если он сможет достать образец травы с крыши… если Даниил сможет это каким-то образом применить… если Шеркареру удастся спастись от ярости жрецов, когда Даниил действительно покончит со зверем… если Даниил сдержит свое обещание и, заслужив благосклонность повелителя, не забудет о нубийце. Сплошные если, если, если…

С другой стороны, сирруш когда-нибудь все равно погибнет, тогда его наверняка ждет только смерть, и, наверное, мучительная. Шеркарер подумал, что с какой стороны ни посмотри, везде его ждет беспросветное будущее. Почему бы не попытаться исполнить просьбу посланца Даниила. На что бы человек ни надеялся, это всегда лучше того, что у него есть.

Поэтому он решил последовать данным указаниям и проследил, чтобы пригоршня стеблей с крыши оказалась на унесенной рабами циновке. И обрадовался, что так поступил, потому что ночью сирруш лишь слегка прикоснулся к предложенной ему пище.

— Зверь болен, — главный жрец обернулся к Шеркареру, и в его голосе прозвучали резкие нотки. — Что с ним случилось?

— Он просто все еще не пришел в себя после долгого путешествия, когда был лишен подходящей пищи и воды, — поторопился ответить Шеркарер. — Но теперь, здесь и с надлежащим уходом, он очень скоро снова придет в норму.

— В твоих же интересах, чтобы ему стало лучше, иначе ты, чернолицый, узнаешь, что происходит с плохими слугами Мардука-Бела. А завтра… — жрец остановился на несколько секунд в нерешительности, но затем продолжил: — Завтра он должен отомстить врагу нашего бога. Он должен покинуть воду, нанести удар и покончить с тем, кто не верит в благоволение Мардука. Как можно это сделать?

— Если с противоположного края бассейна встанут люди, — Шеркарер уже размышлял над этим: какой бы ни придумал план Даниил, он обречен на неудачу, если зверь останется лежать мертвым грузом под водой, — и начнут бить шестами по воде, это существо всплывет вон там. Это нужно делать вечером: оно ненавидит день, как вы знаете. И еще: нужно побольше факелов.

Юноша попытался припомнить рассказ о том, как это чудовище было захвачено в первый раз в плен. Он не сомневался, что его подобным же образом заманили в яму, где стояла клетка.

— Мы последуем твоим указаниям, — жрец кивнул писарю, который записывал его приказы.

На следующее утро Шеркарер обнаружил клубок из стеблей в одной из корзинок с растительной пищей. От него исходила сильная вонь, и среди стебельков торчало несколько маленьких волосинок, так что юноша скатал клубок побольше, добавив еще стеблей, и положил его в кучу еды, приготовленной для сирруша. Всю оставшуюся часть дня он призывал к себе на помощь терпение, сотни раз готовый вскочить и выбросить этот клубок вон, уверенный, что нельзя верить ни Даниилу, ни его планам, — и так ни разу и не сдвинулся с места, потому что у него оставалась только эта крохотная ниточка надежды.

Когда наступили сумерки, пришли те, кто должен был участвовать в этом испытании, среди них и сам великий повелитель. Для него приготовили трон, так что он высоко возвышался над стражей и свитой. Верховному Жрецу тоже установили трон, поменьше, справа, а между ними и бассейном стеной расположился ряд стражников. Шеркарера толпа оттеснила к стене, однако он собрал в кучу ворох соломы и вытянулся на дрожащих ногах так, чтобы ему было все видно.

Крышу-циновку сорвали, а потом жрец, который отвечал за сирруша, махнул рукой. Раздался стук барабанов и звуки рожков, и рабы начали бить по воде бассейна; за ними пылали два ряда факелов.

Благодаря их усилиям вода покрылась темной пеной. Но вот из нее появилась голова сирруша на змеиной шее. Чудовище издало воющий вопль, самый громкий из всех на памяти Шеркарера, голова его начала раскачиваться взад-вперед, словно змея, приготовившаяся к броску. Затем сирруш отвернулся от своих мучителей, взбаламутив воду; противоположный конец бассейна был невысок, и чудовище приподнялось на мощных задних лапах, чуть прижав передние к животу и наклонив вперед голову.

По ступенькам трона великого повелителя поднялся человек, и, хотя там светило всего несколько факелов, Шеркарер увидел, что это Даниил. Когда он появился, рука повелителя поднялась, подавая сигнал, и в тот же миг весь шум, производимый рожками, барабанами и ударами по воде, утих, так что появилась возможность хорошо расслышать голос Даниила, четко разносившийся по всему двору.

— Да здравствует повелитель! Я пришел на суд вашего бога. Как я уже говорил, у меня с собой нет оружия, — он широко развел в стороны руки, чтобы все смогли увидеть, что они пусты. — Но тем не менее я убью этого зверя, как если бы пронзил его клинком самого повелителя. И убью я его с помощью могущества бога-повелителя Иеговы, чью волю я исполняю, придя сюда, в это место ложных богов.

Среди жрецов возникло шевеление, какое-то бормотание, но снова по мановению руки повелителя наступила тишина.