Стараясь производить как можно меньше шума, Рэс начал пробираться по комнатам, двигаясь к той, где находился тот стол. Полоска света, проникавшего через открытые внутренние ставни, падала на стол и стул.

Картинка-загадка все еще находилась там, Сиг не забрал ее с собой. И она в том же самом состоянии, как и в последний раз, когда Рэс ее видел: серебристый дракон, свернувшийся клубком и вставший на задние ноги так, что кажется живым.

Неожиданно Рэс понял, что сидит и внимательно рассматривает частично собранную картинку-загадку. Он видел, что нужно сделать — сложить воедино еще одну ее часть. Мальчик поднял шкатулку, провел кончиком пальца по разделяющими ее на четыре части линиям — серебристый дракон сверху на крышке, красный — с левой стороны, золотисто-желтый — с правой, и странный, синего цвета, совершенно не похожий на остальных трех, еще более непреклонный и незнакомый, в нижней части. Потом мальчик отложил в сторону все красные и желтые картинки, сосредоточившись на собирании в одну кучу всех синих.

И торопливо занимаясь сортировкой, он совсем забыл о времени и месте, где находится, лишь одно владело его мыслями — подогнать один кусочек картинки к другому, потом следующий, и так далее. И вот у дракона уже выстроилась синяя нога, оба бедра, а теперь — и две передние лапы с когтями как у птиц, хвост, длинный и тонкий, вздымающийся под углом к длинной, похожей на змеиную, шее. А теперь — вот этот кусочек лапы… зачем этому созданию иметь лапы как у льва спереди и птичьи когти сзади? Ага, вот и вторая нога! Нет — это скорее часть шеи. Рэс остановился на несколько секунд, чтобы более внимательно присмотреться к рисунку на шкатулке.

Голова дракона слегка откинута назад, как у лошади, и со лба к носу спускается конусообразный рог. Голова уже почти вся сложена. Вот еще несколько кусочков от верхней части шеи…

Хватая кусочки, выбирая, складывая их друг с другом, отбрасывая неподходящие, Рэс чувствовал растущее возбуждение. Что-то в этом странном образе было такое, что он уже знал, видел прежде — только не мог вспомнить, когда и где. Мальчик нахмурил брови, когда искал кусочек, чтобы соединить голову с телом. Внезапно он закрыл глаза и попытался представить весь облик этого существа, а не думать о нем как о головоломке. Где же он видел его? Что-то такое, что показывал ему Чака? Рисунок в книге? Что-то слегка шевельнулось в памяти.

И вот сложено все, кроме одного кусочка когтистой лапы Рэс остановился на несколько секунд в нерешительности снова пытаясь припомнить, каким образом… когда… где… Должно быть, вот нужный кусочек, но он лежит перевернутый другой стороной. И странные отметины на пластинке кажутся мелкой клинописью в теперь уже разрушившемся узоре.

Он вспомнил! Письмена! Он видел такие письмена в учебнике по истории — записи шумеров! Та клинопись была выдавлена палочкой на глине, которую потом обожгли, чтобы глиняные таблички стали книгами! Рэс был удивлен ясностью, с какой в нем поднялись эти воспоминания. Он осторожно взял два кусочка, которые сложил перед этим, и перевернул их. Каждый пересекала какая-то клинопись, однако письмена были разными. Шумеры жили очень-очень давно. Зачем эти письмена здесь, с обратной стороны кусочков головоломки?

Нужно что-то сделать с этим драконом, мальчик был уверен в этом. Кирпичи! Да, кирпичи! Он вдруг увидел в своем мозгу картину, которую искал, — стену и на ней — странную фигуру, сложенную из разноцветных кирпичей.

— Сирруш-ло!

Рэс вздрогнул, оглядел эту затемненную комнату. Кто произнес это? Он… он сам, наверное! Но каким образом… и почему?

Сирруш-ло. Мальчик посмотрел вниз на свое произведение, теперь законченное. Это его имя. И дракон пронзительно сверлил его глазами, словно ослепительными лучами горячего солнца.

Солнце так ослепительно сверкало, что кирпичная кладка пристани была горячая, как жаровня. И все же внутренне Шеркарер дрожал от холода. Но позволить этим бледнолицым варварам узнать, что и он способен испытывать страх!.. Он смотрел прямо перед собой, горделиво приподняв голову, как и должно ему — толгу, в ком течет кровь нубийского Пианхея, Властелина Двух Земель, фараона Египта, хоть он и раб в этом месте вздымающихся стен и странных, бородатых людей.

Ему достаточно одного короткого взгляда на свое запястье, чтобы увидеть синюю татуировку на темной загорелой коже руки — сложившуюся кольцами Змею со львиной головой великого бога Апедемека — и вспомнить, что это такое. Сколько времени назад? Один день сплетается с другим, который в свою очередь переходит в следующий. Сначала смутное ощущение боли, терзавшее его мозг после удара боевого топора о череп при взятии Напаты, города повелителей. А позднее, когда к нему возвратилась память, он обнаружил себя пленником, который продан как раб. Ах, эта мучительная горечь!

Нет лекарства, чтобы излечиться от ненависти, и он горячо ненавидит и тех, кто схватил его, но не убил в Напате, и купившего его торговца, и тех, кто столпился сейчас вокруг него. Может, он еще и не носит на щеках шрамы львиных когтей, однако он сражался, защищая себя, пока не осталось стрел и египтяне не захватили его, египтяне, которые ненавидят всех нубийцев с тех пор, как Пианхей показал, что они лишь тень воинов, и захватил их трон.

И нубийцы удерживали этот трон, пока наконец через поколение весы Судьбы не качнулись в другую сторону, и фараон Танветамани был изгнан на юг, но не египтянами! Нет, его изгнало войско ассирийцев. В этот раз наряду с египтянами Напату штурмовала орда варваров — белокожие морские бродяги, люди без роду без племени, наемники с севера.

Но они обнаружили, что люди Напаты, или Мерое, не легкая добыча. Губы Шеркарера открыли зубы в молчаливой ухмылке. Да, они сполна заплатили за опустошение города. Однако эти воспоминания не успокаивают сейчас его сердце: его не было среди тех, кому удалось отступить дальше на юг, в сердце страны Мерое.

У него теперь нет ни лука, ни меча, висящего на перевязи через плечо, готового взлететь для удара, ни топора в руке. Он, как и остальные на пристани, одет в одну лишь набедренную повязку. И они занимаются погрузкой тяжелого груза на корабль, который прибыл по реке еще на заре. Этот груз… Шеркарер вздрогнул.

Он знал диких охотников с болот к югу от Мерое. Знал еще с тех времен, когда малышом бегал во дворе матери и слышал странные истории о них. Ибо его матерью была Барбара, принцесса Мерое, внучка Кандасы, королевы-матери. При ее дворе собирались все, кто приходил и уходил в дальние края, так что она могла слушать их рассказы и докладывать об этом в Напату.

В те дни купцы из караванов, следовавших к портам в заливе, и люди с юга, где водится много странных и почти невероятных существ, охотно рассказывали свои истории, и писари записывали их. Вот так охотники из болот и рассказали о демоне-чудовище с болот — ло, и тогда Кандаса приказала изловить эту тварь и доставить к ней, чтобы она смогла предложить ее Апедемеку. И фараон Асоплета, ее сын милостью великого бога Амона, поставил свою печать под этим приказом.

Когда раздается Великий Голос, люди повинуются. Но понадобился целый год и еще двадцать дней. Люди умирали столь ужасной смертью, что выжившие говорили об этом только шепотом, бросая косые взгляды по сторонам. Наконец ло был доставлен в клетке в Мерое. И те, кто видел его, понимали, что он не может быть ничем иным, кроме как демоном: его облик не походил ни на какого обычного животного. И все же его поймали в ловушку люди, посадили в клетку и отправили на север. Так что разве можно сомневаться в мужестве нубийцев?

Шеркарер, глядя сейчас на эту клетку, поставленную на повозку и завешенную циновкой, спросил себя, о чем бы подумали те, кто находятся вокруг него, если бы эта циновка вокруг клетки внезапно упала и они увидели, какого рода тварь они перевозят. Ему очень хотелось, чтобы это случилось: он не сомневался, что тогда все люди поблизости обратятся в бегство.